ПОЛЯ, ФАБРИКИ И МАСТЕРСКИЕ
Глава 1. Децентрализация промышленности
Кто не помнит о замечательной главе, которой Адам Смит открывает свое исследование природы и причин богатства наций. (…) Его лейтмотивом было «разделение труда». Разделение и подразделение, прогрессирующее дальнейшее деление человеческой деятельности на части зашло настолько далеко, что человечество было разделено на касты, почти столь же жесткие, как в древней Индии. Прежде всего, мы имеем общее разделение на производителей и потребителей: с одной стороны, мало потребляющие производители, с другой – мало производящие потребители. Кроме того, внутри каждой из этих групп имеется целый ряд дальнейших подразделений: работники физического и умственного труда, резко обособленные друг от друга к невыгоде обоих; рабочие сельскохозяйственные и фабричные; и среди массы последних – вновь бесчисленные градации, так что современным идеалом рабочего кажется мужчина, женщина, даже девочка или мальчик, которые не обучались никакой особой специальности и не имеют никакого представления об отрасли, в которой работают, и лишь всю свою жизнь, день ото дня способны изготовлять одну мельчайшую деталь чего-либо. (…) Они – жалкие слуги какой-нибудь машины, действующие по заданной инструкции, несчастные детали во плоти какого-нибудь чудовищного механизма и не имеют ни малейшего представления о том, как и почему этот механизм совершает свои ритмические движения.
Квалифицированное ремесленное обучение вытеснено как остаток прошлого, которое обречено на гибель. Художник, получавший некогда эстетическое наслаждение от дела рук своих, заменен человеческим рабом железного раба. Даже работник сельского хозяйства, который прежде привык в доме своих предков и в будущем доме своих детей находить облегчение от тягот жизни в своей любви к земле и в страстном контакте с природой, даже он обречен на исчезновение во имя разделения труда. (…)
Так это и случилось. Ограниченное представление о жизни, которое состояло в мнении, будто выгода является единственным стимулом человеческого общества, и упрямый взгляд, предполагающий, что существовавшее вчера будет длиться вечно, оказались в противоречии с тенденциями развития человеческого бытия; и жизнь пошла в ином направлении. Никто не отрицает высокой степени производительности, достигаемой специализацией; но с тех именно пор, как работа стала проще и усваивается легче, делаясь все более и более монотонной и скучной, у работников является настоятельная потребность разнообразить свою деятельность и применять все свои способности. Человечество приходит к сознанию, что обществу невыгодно приковывать на всю жизнь людей к одной данной точке в копях или мастерской, лишая их такого труда, который может приводить их к свободному общению с природой, сделать их сознательной частью великого целого и участниками в наслаждении наукой, искусством, свободным трудом и творчеством. (…)
Если мы отвернемся от схоластики наших учебников и посмотрим на человеческую жизнь, как на целое, то вскоре обнаружим, что при всем признании полезности временного разделения труда самое время настаивать на пользе интеграции труда. Политическая экономия до сих пор делала упор на разделении. Мы же, напротив, провозглашаем интеграцию; и мы утверждаем, что общественный идеал – то есть состояние, к которому общество уже стремится – это общество с взаимодополняющим, соединенным трудом. Общество, в котором каждое существо совершает одновременно труд физический и умственный; где каждый физически способный к этому человек является работником и где каждый работающий одновременно творит на поле и в промышленной мастерской; где каждая община, достаточно крупная для того, чтобы располагать определенным разнообразием вспомогательных природных источников – будь то страна или всего лишь район – сама производит и потребляет большую часть своих сельскохозяйственных и промышленных изделий.
Конечно, такое преобразование не может быть произведено совершенно, до тех пор пока общество устроено таким образом, что помещикам и капиталистам дозволено под защитой государства и исторических прав присваивать ежегодный излишек человеческого труда. Но нынешняя система индустрии, основанная на продолжающемся расчленении человеческой деятельности, уже несет в себе семена своей собственной погибели. Индустриальные кризисы, которые становятся все острее и продолжаются все дольше и станут еще хуже и яростнее вследствие порождаемых нынешней системой вооружений и войн, делают ее сохранение все более и более трудным делом. К тому же рабочие ясно заявляют о своем нежелании сносить бедствия, порождаемые каждым кризисом. И каждый кризис ускоряет приближение того дня, когда нынешние учреждения частной собственности и частного производства будут потрясена в самом своем основании вследствие внутреннего противоборства (…).
Но мы утверждаем также, что всякая социалистическая попытка преобразовать современное отношение между капиталом и трудом будет терпеть неудачу до тех пор, пока не будет обращено должного внимания на вышеупомянутое стремление к интеграции труда. По нашему мнению, эти мысли еще не встретили должного внимания у различных социалистических школ – но должны его встретить. Новорожденному обществу придется отказаться от заблуждения, будто отдельные страны должны изготовлять только сельскохозяйственные или промышленные изделия. Оно должно будет полагаться на само себя в деле производства продуктов питания и в добыче многих, если не всех сырьевых материалов. Ему придется найти средства и пути соединить сельское хозяйство с фабричным производством – работы в поле с децентрализованной промышленностью; и оно должно будет позаботиться о «комплексном образовании», которое со своим одновременным обучением наукам и ремеслу одно лишь в состоянии дать обществу мужчин и женщин, в которых оно нуждается. (…)
Глава 5. Возможности сельского хозяйства.
(…) Предположим, что каждый житель страны будет вынужден жить, потребляя продукты, выращенные в его стране. Все, что ему понадобилось бы, это: во первых, рассматривать землю как общее наследие, которым нужно распоряжаться к благу каждого и всего общества в целом. (…) Далее, ему придется обрабатывать землю. Не каким-то там особым способом, не иначе и не лучше, чем она обрабатывается сегодня на тысячах и тысячах акров в Европе и Америке. Ему не придется придумывать какие-то новые методы; потребуются лишь обобщить и далее применять те, что выдержали испытание временем. Он может это сделать. И он будет избавлен от чудовищного количества труда, расходуемого на покупку его пропитания за границей и на существование всех посредников, живущих за счет этой торговли. При рациональном возделывании можно будет несомненно удовлетворить все жизненные потребности и и получить те предметы роскоши, которые выращиваются на земле, с гораздо меньшими усилиями, чем затрачиваются сегодня на их покупку. (…) Действительно, если мы сравним то количество труда, какое требуется для рационального возделывания, с огромными трудозатратами при нерациональной обработке, с усилиями, затрачиваемыми на собирание и перевозку благ, если мы подумаем о целых армиях посредников, которых надо кормить, то быстро обнаружим, какое небольшое количество дней и часов необходимо для производства продовольствия.
Для того, чтобы улучшить наши методы возделывания, не следует, конечно, делить землю на маленькие участки и пытаться выращивать на них все, что нужно для отдельного индивида, при помощи лопаты. При таких условиях нельзя ничего достигнуть. (…) При мелких фермах, на маленьких участках земли при обильной жатве затрачивается слишком много труда отдельными лицами или семьями. Действительная экономия труда и пространства представляет собой соединение машинного труда с ручным трудом.
Единственным рациональным выходом как в земледелии, так и во всяком другом деле, является ассоциация труда. 200 семей, из которых каждая состоит из 5 человек и владеет 5 акрами земли, были бы не в состоянии существовать, если бы каждой из них пришлось снискивать пропитание отдельно на своем участке. (…) Но если бы те же 200 семей рассматривали себя как пользователей общественной земли и обрабатывали 1000 акров как одну общую ферму (отбросив, конечно, все частные соображения), то они имели бы (…) все данные на успех под условием применения наилучших способов обработки земли.
Они прежде всего стали бы соединенными силами ежегодно улучшать почву до тех пор, пока не довели бы ее всю до высшей степени плодородия. После чего на площади в 340 акров могли бы свободно выращивать все злаки: пшеницу, овес и пр., нужные для тысячи жителей и для их скота, не прибегая к пересаживанию злаков. С площади в 400 акров, обработанной надлежащим образом, в случае надобности орошенной, они получали бы всю траву и сено, нужные для прокормления 30–40 коров, которые снабжали бы их молоком и маслом, и 300 голов рогатого скота для мяса. На 20 акрах, из которых 2 под стеклом, они имели бы разнообразные овощи и плоды в большем количестве, чем нужно. Если даже предположить, что при каждом доме будет по полуакру земли для занятий и удовольствий (куроводства, цветников и т.п.), то все-таки останется еще 140 акров для разных целей: общественных садов, площадей, фабрик и проч. Необходимая для такой интенсивной культуры работа не была бы тяжелым трудом закрепощенного раба, а была бы доступна всякому: и слабому, и сильному, и горожанину, и сельскому жителю – и была бы даже приятна; общее же количество труда было бы несравненно меньше того, которое каждая тысяча людей затрачивает в настоящее время для получения пропитания при гораздо меньшем количестве и худшем качестве. Само собой разумеется, что я говорю только о технических усовершенствованиях, не принимая в расчет труда, который мы отдаем на содержание посредников и т.п. Количество труда, требуемого для добывания пищи при рациональной культуре, настолько мало, что наш гипотетический житель должен был бы по необходимости посвящать свои досуги мануфактурным, художественным, научным и иным занятиям.
С технической точки зрения к такой организации не встречается ни малейшего препятствия. Не составляют также препятствий ни плохое состояние земледелия, ни климат, ни дурная почва. Препятствия всецело лежат в остатках прошлого, в тех призраках, которые нас душат (…).
Глава 6. Мелкая промышленность и промышленные деревни
Два братских ремесла – сельское хозяйство и промышленность – не всегда были столь отчуждены друг от друга, как сегодня. Было время – и оно не столь уж далеко отстоит от нашего – когда оба были тесно соединены друг с другом. Тогда деревни были местом расположения самых различных промышленных производств, а ремесленники в городах еще вели сельское хозяйство. Многие города были всего лишь промышленными деревнями. Если средневековый город был колыбелью производства, которое граничило с искусством и удовлетворяло потребности богатых классов, то сельская промышленность обслуживала потребности миллионов простых людей (…). Но затем пришли сила воды, пар и развитие машин. Они разорвали узы, которые связывали прежде крестьянский двор с мастерской. Появились фабрики, и они все больше удалялись от полей. Они множились там, где было легче продать их изделия, где можно было с выгодой раздобыть сырье и топливо. Так возникали новые большие города, старые быстро росли, а поля были покинуты. Миллионы работников, насильно вытесненных из деревни, стали скапливаться в больших городах. Он искали работу и находили ее, и вскоре позабыли об узах, связывавших их с землей. А мы, восхищенные великолепием новой фабричной системы, позабыли преимущества, которые имелись у прежней систем. Все промышленные производства, которые прежде процветали в деревне, мы обрекли на гибель. Мы не оставили ничего, кроме больших фабрик.
Результаты, достигнутые в деле увеличения производительности, были и вправду великолепными. Но они стали ужасными для миллионов людей, ввергнутых в нищету наших крупных городов и вынужденных влачить там жалкое существование. К тому же, система в целом, породила нездоровую ситуацию (…). Мы загнаны в угол. (…) Перестройка всей нашей индустриальной организации стала неизбежной. Промышленные народы должны вернуться к обработке земли; они вынуждены найти наилучшие средства для его соединения с промышленностью. (…)
Глава 7. Мелкая промышленность и промышленные деревни
(продолжение)
(…) Рассмотренные нами факты демонстрируют некоторые преимущества, которые можно было бы извлечь из соединения сельского хозяйства с промышленностью, если бы последняя существовала не в ее нынешней форме капиталистической фабрики, пошла бы в деревню в облике общественно организованного промышленного производства, оснащенного машинами и техническими знаниями. Действительно, одна из самых подкупающих черт малых ремесел состоит в том, что сравнительного благосостояния они достигают лишь там, где сохраняется их тесная связь с сельским хозяйством: там, где рабочие продолжают владеть землей и обрабатывать ее. (…) Напротив, как только высокие налоги и обнищание в результате кризиса вынуждают работников-домохозяев заложить ростовщику последний клочок земли, вскоре в их дома приходит нищета. (…)
Разумеется, было бы большой ошибкой предполагать, что для достижения соединения с сельским хозяйством промышленность должна вернуться к своей ремесленной стадии. Повсюду, где машина может позволить сэкономить человеческий труд, ее следует приветствовать и ею будут пользоваться. И нет, наверное, ни одной отрасли промышленности, где нельзя было бы с большим преимуществом использовать машину, по крайней мере, на некоторых стадиях процесса изготовления изделия. (…) При изготовлении простых изделий машина будет вытеснять ручной труд, зато тот, вероятно, распространится на сферу художественного изготовления многих изделий, что сегодня делается почти исключительно на фабриках (…).
Но возникает вопрос, почему бы не производить шерстяные платки и шелковые ткани, которые ныне делаются в деревнях вручную, в тех же деревнях, но с помощью машин, причем так, чтобы их производителям не пришлось отказываться от работы в поле? Почему сотни мелких ремесел, сегодня осуществляющихся вручную, не могут использовать трудосберегающие машины (…)? Нет никаких оснований отказаться от применения мотора там, где нет необходимости в фабрике. Точно также, почему бы деревне не иметь свою небольшую фабрику, там где фабричный труд имеет преимущества (…)?
Более того: нет никаких причин, чтобы фабрика с ее механической силой и машинами не принадлежала общине (…). При нынешней капиталистической системе фабрика, разумеется, становится проклятием деревни, поскольку несет с собой рабский труд для детей и превращение мужского населения в нищих и попрошаек. Естественно, что работники сопротивляются ей всеми средствами, если им удается сохранить свою старую ремесленную организацию (…) или если они еще не полностью впали в нищету (…). Но при разумной общественной организации фабрика не сталкивалась бы с подобными препятствиями: она принесла бы деревне благо. (…)
Моральные и психологические выгоды того, что человечество станет делить свой труд между полями и мастерскими, бесспорны. Но нам говорят, что современная промышленность требует централизации. Централизация находит множество почитателей, как в промышленности, так и в политике! Но в обеих этих областях идеал централизации настоятельно нуждается в пересмотре. Если мы проанализируем отрасли современной промышленности, то обнаружим, что в некоторых из них действительно необходимо сотрудничество и соединение сотен и тысяч работников. (…) Океанские пароходы нельзя построить на деревенских фабриках. Но многие из наших крупных фабрик – ни что иное как объединение различных отдельных производств под общим руководством, а многие другие – всего лишь стократное повторение одной и той же машины. (…)
Поскольку фабрика является строго частным предприятием, предпринимателям выгодно объединить все отрасли того или иного производства под своим руководством: таким образом они умножают прибыль от последовательного процесса использования сырья. (…) С технической же точки зрения преимущества здесь ничтожны, а часто – весьма сомнительны. (…) Подобные расчеты действительны лишь для производств, изготовляющих полуфабрикаты для последующей обработки. Бесчисленное же множество изделий и товаров, создаваемых в результате взаимодействия умелых и квалифицированных работников, лучше всего производить на небольших фабриках, на которых работают сотни или даже десятки рабочих. Вот почему столь излюбленная «концентрация» есть часто всего лишь соединение капиталистов с целью установить свое господство на рынке, а не с тем, чтобы удешевить технический процесс. (…)
Географическое размещение производства, разумеется, в значительной мере зависит от комплекса естественных условий; понятно, что существуют области, которые лучше подходят для тех или иных определенных производств. Для корабельных верфей лучше всего подходят берега (…). И эти верфи, в свою очередь, должны быть окружены разнообразными мастерскими и фабриками. Те или иные производства всегда будут извлекать преимущества, группируясь до известных пределов, в соответствии с естественными условиями той или иной местности. Но нам придется допустить, что сегодня они весьма далеки именно от такой группировки. В их нынешнем распределении большую роль сыграли исторические причины (главным образом, религиозные войны и национальные конфликты), и в еще большей мере предприниматели руководствовались соображениями сбыта и экспорта. (…)
Зачем в разумно ориентированном обществе Лондону быть крупным центром костяной и консервной отраслей и изготовлять зонты почти для половины Великобритании? (…) Нет никаких оснований для того, чтобы пальто для английских женщин шили в Берлине и Уайтчепеле, а не в областях Девон или Дерби. Зачем Парижу производить очистку сахара для всей Франции? (…) Производство должно распространиться по всему миру. И распространение производства в передовых странах с неизбежностью потребует дальнейшего распространения и распределения фабрик во всех местностях каждой из стран.
В ходе такого развития естественные продукты каждой местности и ее географические условия, безусловно, станут одним из факторов, определяющих, какое производство будет там развиваться. (…) То, что промышленность извлекает преимущества из близкого соприкосновения с другими производствами, читатель мог видеть на многих примерах. Каждое производство нуждается в техническом окружении. Но и в отношении сельского хозяйства верно то же самое.
Сельское хозяйство не может развиваться без помощи машин. А широкое внедрение совершенных машин невозможно без промышленного окружения: без механических мастерских, легко доступных для земледельцев, пользоваться сельскохозяйственными машинами нельзя. Деревенского кузнеца для этого недостаточно. (…) Но и это еще не все. Сельское хозяйство нуждается во множестве людей, обитающих в крупных городах и летом тысячами отправляющихся из своих городских съемных казарм в деревню, собирать урожай. (…) Без этой вспомогательной рабочей силы сельское хозяйство летом не смогло бы существовать. Тем более понадобится такая помощь в деле улучшения почвы. (…) Чтобы стать плодородным, любой участок земли нуждается в дополнительном человеческом труде, необходимом для вспашки, дренажа, распылении удобрений и т.д. Любую такую работу с удовольствием могли бы делать фабричные рабочие, если бы она совершалась в свободном обществе, на благо всех его членов. Земля нуждается в подобной помощи, и при соответствующей организации она получила бы ее, даже если бы для этого потребовалось остановить на летнее время многие предприятия. Разумеется, нынешние владельцы фабрик сочтут для себя катастрофой закрыть свои предприятия на несколько месяцев в году, ведь вложенный в фабрику капитал должен по возможности ежедневно и ежечасно приносить новые деньги. Но это капиталистический взгляд на вещи, а не взгляд общества.
Что касается рабочих, которые действительно должны управлять производством, то они наверняка сочтут весьма полезным для своего здоровья не совершать в течение всего года одну и ту же однообразную работу. И они отложат ее на лето или даже найдут выход в том. чтобы разбиться на группы и по очереди поддерживать работу фабрики.
Распространение производства в деревенские местности, так чтобы фабрики стояли, окруженные полями, а сельское хозяйство извлекало преимущества из соединения с промышленностью (…), и соединение сельскохозяйственного и промышленного труда – таков, без сомнения, следующий шаг который необходимо будет сделать, когда станет возможной реорганизация нашего нынешнего общества. (…) Этот шаг обусловлен необходимостью того, чтобы производители производили для себя самих, необходимостью того, чтобы каждый здоровый мужчина и каждая здоровая женщина проводили часть своего времени в труде на свежем воздухе. И он станет еще более необходимым, когда неминуемые великие социальные движения разрушат мировую торговлю и каждый народ станет рассчитывать в поддержании жизни на свои собственные ресурсы. Человечество в целом и каждый отдельный человек лишь выиграет от такой перемены. И эта перемена придет.
Но такое преобразование требует и полного изменения нашей нынешней системы образования. Для него нужно общество мужчин и женщин , в котором каждый и каждая умеют работать как руками, так и головой, причем не в одной только области. (…)
Глава 8. Умственный и физический труд
В прежние времена люди науки, особенно те, которые больше всего сделали для умножения знаний о природе, отнюдь не чурались физического труда и ремесла. Галилей собственноручно изготовил свои телескопы. Ньютон в юности изучал искусство ручного изготовления механизмов. Он тренировал свой юный ум изобретением гениальных машин и, приступив к оптическим исследованиям, оказался способен самостоятельно отшлифовать линзы своих инструментов и изготовить знаменитый телескоп (…). Лейбниц любил придумывать машины; ветряные мельницы и повозки, которые должны были ездить без лошадей, столь же занимали его разум, как математические и философские абстракции. Линней стал ботаником благодаря тому, что помогал в работе своему отцу-садовнику. Короче говоря, физический труд отнюдь не служил великим умам препятствием для абстрактных исследований, наоборот, он даже способствовал и благоприятствовал им. С другой стороны, многие рабочие, даже не имея больших возможностей для занятия наукой, получали умственные стимулы, благодаря разнообразию труда в тогда еще не специализированных мастерских, и некоторые из них поддерживали тесные контакты с людьми науки. (…)
В наше время все это изменилось. Под предлогом разделения труда мы резко отделили работников умственного труда от работников труда физического. Большая масса рабочих сегодня не получает того научного образования, которое доставалась их дедам, к тому же они лишены знаний и опыта, которые могли приобрести в маленьких мастерских. Их сыновья и дочери в возрасте 13 лет вынуждены идти на шахту или на фабрику, где быстро забывают то немногое, чему их, возможно, научили в школе. А люди науки презирают физический труд. Многие ли из них могли бы сегодня сами изготовить телескоп или даже простейший инструмент? Многие из них не в состоянии даже описать научный прибор (…). Они даже возвели презрение к физическому труду в целую теорию. (…)
Мы утверждаем, что в интересах как науки и промышленности, так и всего общества давать каждому человеку, независимо от его рождения, такое воспитание, которое позволяло бы ему соединять полноту научного знания с полнотой умения в области физического труда. Мы признаем необходимость специализации знаний, но утверждаем, что оно должно следовать за всеобщим образованием, и это всеобщее образование должно касаться как наук, так и физических навыков. Что же касается разделения общества на работников умственного и физического труда, то мы противопоставляем этому интеграцию (объединение) обоих видов деятельности. Вместо «технического образования», которое означает сохранение нынешнего разделения на умственных и физических работников, мы выступаем за интегральное, целостное образование, означающее исчезновение этого пагубного разделения.
Короче говоря, целью школы при подобной системе должно было бы дать каждому мальчику и каждой девочке, оканчивающим школу в 18 лет, всю полноту научных знаний (так чтобы они могли стать полезными научными работниками) и одновременно – общие знания того, что составляет основы технического образования, и такой опыт в одном из специальных ремесел, которые дают каждому возможность занять место на предприятии физического труда для производства ради всеобщего блага. (…)
Конечно, я не питаю иллюзии, что основополагающие изменения в нашей системе образования или любой иной из областей, упомянутых в предыдущих главах, наступят, пока (…) народы продолжают жить при существующей узкой эгоистической системе производства и потребления. (…)
Предположим, что община (город или территория, на которой живут несколько миллионов обитателей) предоставляет всем своим детям вышеописанное образование, независимо от рождения (…) и не требуя какого-либо возмещения со стороны детей, кроме того, какое они предоставят, превратившись в производителей общественного блага. Представим себе подобное образование и проанализируем его вероятные последствия.
Не стану говорить об умножении благосостояния, которое наступит, если мы получим молодую массу образованных и опытных изобретателей, или о социальных преимуществах от ликвидации нынешнего разделения на умственный и физический труд и возникающей вследствие этого общности интересов, гармонии, столь часто нарушаемой сегодняшними социальными конфликтами. Не буду увлекаться описанием преимуществ, которые получит каждый человек, получив возможность полностью применить свои умственные и физические силы, выгод от того, что физический труд обретет почетное место, приличествующее ему в обществе, вместо нынешнего клейма неполноценности. Не стану и вдаваться в изложение пользы от неминуемого исчезновения существующих бедности и угнетения со всеми их последствиями – тяготами, преступлениями, тюрьмами, казнями, обвинениями и т.д. Короче, я не буду затрагивать великий социальный вопрос, о котором уже так много написано и еще больше следует написать. Достаточно (…) лишь привести выгоды, которые сможет извлечь из такой перемены наука. (…)
Нашим профессиональным ученым недостает высокого полета духа, характерного для работников периода зарождения нашей индустрии. Пока они остаются чужды этому миру, засушенные между двумя страницами пыльных книг, они не обретут его – пока не откроют себя в том, чтобы самим стать рабочими, рабочими среди других рабочих, стоя у пламени плавильной печи, у машины, на фабрике, у сверлильного станка слесарной мастерской, моряками среди других моряков, рыбаками в рыбачьей лодке, лесорубами в лесу и земледельцами на поле.
Наши учителя искусства (Рёскин и другие) недавно вновь заявили нам, что не следует ожидать возрождения искусства, пока физический труд останется тем, чем он является сейчас. Они показали нам, в какой степени греческое и средневековое искусство были детищами ремесел и как они питали друг друга. То же самое относится к ремеслу и науке; их отрыв друг от друга несет гибель обоим. Великого воодушевления, к сожалению не замечаемого в современных спорах об искусстве и так же отсутствующего в науке, этого великого вдохновения можно ожидать лишь в том случае, если человечество порвет существующие оковы и начнет заново, следуя высоким принципам солидарности и уходя от противопоставления между этикой и философией.
Ясно, что не все мужчины и женщины в равной мере могут находить радость в научных устремлениях. Разнообразие наклонностей заботится о том, чтобы один получал больше удовольствия от науки, другой – от искусства, третий – от одной из многочисленных отраслей производства. Но каковым бы ни было занятие, предпочитаемое индивидом, он будет нужным звеном в свой области деятельности только обладая серьезными научными знаниями. И кем бы он ни был – ученым или художником, физиком или хирургом, химиком или социологом, историком или поэтом – он только выиграет, если проведет часть своей жизни в мастерской или на ферме (в мастерской и на ферме), если он связан с повседневной работой человечества и испытывает удовлетворение от того, что он является полноправным производителем благ.
Насколько лучше поймут человечество историк и социолог, если познакомится с ним не по книгам, не в лице немногих его представителей, а в его повседневном труде и в повседневных делах! Насколько больше станет медицина доверять гигиене и насколько меньше – рецептам, если молодые врачи станут ухаживать за больными, а сиделки получат такое же образование, как нынешние врачи! И как много приобретет поэт в своем ощущении красоты природы, насколько лучше станет он понимать человеческое сердце, если встретит восход солнца на поле вместе с землепашцами, как один из них, если вместе с матросами будет бороться с бурей на палубе корабля, если познакомится с поэзией труда и покоя, боли и радости, борьбы и победы! «Вторгайтесь в полноту человеческой жизни!» – призывает Гете (…). Но как мало поэтов следует его совету.
Так называемое «разделение труда» сложилось при системе, которая обрекла людей на то, чтобы целый день и всю жизнь изнывать от изнурительной работы. Но если мы примем во внимание, какое малое число людей производит богатства в нашем сегодняшнем обществе и как растрачивается впустую их труд, мы должны будем признать, что прав был Франклин, когда говорил, что пяти часов труда в день будет достаточно для того, чтобы обеспечить всех членов цивилизованного общества теми жизненными благами, которыми ныне наслаждаются лишь немногие. (…)
Если каждый возьмет на себя свою долю участия в производстве и это производство будет социализировано (…), то у каждого человека останется более половины рабочего дня, которые он сможет посвятить стремлениям в области искусства, науки или какому-нибудь хобби, по своему предпочтению. И его труд в этих областях будет тем более ценным, что другую половину своего дня он отдаст производительному труду. Искусством и наукой станут тогда заниматься по склонности, а не ради пропитания. К тому же, община, организованная по этим принципам, окажется достаточно богатым для того, чтобы счесть, что каждый мужчина и каждая женщина, достигнув определенного возраста, к примеру, 40 или более лет, должны быть освобождены от морального обязательства вносить непосредственный вклад в необходимый физический труд, так что они смогут тогда полностью посвятить себя области искусства, науки или какому-нибудь занятию, по своему выбору.
Будут полностью обеспечены свобода деятельности в новых отраслях искусства и научного творчества и свободное развитие. И такая община не будет знать бедности посреди богатства или раздвоения сознания, какое наполняет нашу жизнь и душит любое благородное стремление. Она свободно направит свой полет к высшим целям, какие только доступны человеческой природе.
Глава 9. Заключение
(…) Являются ли средства для удовлетворения человеческих потребностей, используемые сегодня при системе сохраняющегося разделения на профессии и производства ради прибыли, являются ли эти средства действительно экономичными? Ведут ли они действительно к экономии расходов человеческого труда? Или же это просто остатки прошлого, погруженного в темноту, невежество и гнет и никогда не бравшего во внимание экономическую и социальную ценность отдельного человека?
В области сельского хозяйства может считаться доказанным, что если бы лишь небольшая часть времени, которое ныне затрачивается каждым народом или в каждой стране на обработку полей, использовалась бы для постоянного разумного и социального улучшения почв, то продолжительность труда, необходимого для того, чтобы обеспечить необходимым пропитанием среднюю семью из пяти человек, в будущем составило бы менее 14 дней в году, причем этот труд был бы не страданием и мукой древнего раба, а занятием, служащим укреплению физических сил каждого здорового мужчины и каждой здоровой женщины на селе.
Доказано, что, следуя методам интенсивного садоводства (частью – тепличного) можно производить овощи и фрукты в таком количестве, что можно будет снабжать людей богатой овощной пищей и целым набором фруктов, если только они потратят на труд по выращиванию растений те часы, которые каждый охотно проведет на свежем воздухе, после того, как большую часть дня пробудет на фабрике, в шахте или в учебной аудитории. При том, разумеется, условии, что производство продуктов питания будет не занятием изолированных индивидов, а планомерной и согласованной деятельностью групп людей.
Доказано также (…), что при надлежащем комбинировании труда от 20 до 24 месяцев работы одного мужчины достаточно, чтобы изготовить для семьи из 5 человек квартиру или дом со всеми удобствами, требующими вкуса и гигиены.
(…) Показано, что с помощью методов, которые давно уже рекомендованы и отчасти даже то тут, то там опробуются, очень легко дать нашим детям еще до достижения ими 14 или 15 лет такое образование, какое даст им обширные общие знания о природе и человеческом обществе, познакомит их умы со здоровыми методами научного исследования и технического труда и воодушевит их сердца глубоким чувством человеческого единства и справедливости. И что чрезвычайно легко в течение последующих четырех или пяти лет дать им разумные научные знания законов природы, а также логическое и практическое знание технических методов, служащих удовлетворению человеческих потребностей. (…)
На протяжении тысяч лет производство пропитания для людей было тяжким грузом, если не проклятием для человечества. Но этого больше не требуется. Производя почву, а отчасти и регулируя температуру и влажность, необходимую для каждого растения, люди обнаружат, что при рациональной обработке земли для производства продуктов пропитания для семьи требуется так немного труда, что этим можно заниматься, наряду с другой работой. Если вернуться к земле и, вместо того, чтобы отгородиться от соседей высокими стенами, объединиться с ними, если воспользоваться тем, чему уже научили нас эксперименты, и призвать на помощь науку и технические изобретения, которые всегда помогают, стоит их лишь призвать (посмотрите только, что они сделали в военной области), – и люди удивятся, с какой легкостью можно получить от земли богатую и разнообразную пищу. Мы изумимся, сколько здорового знания приобретут наши дети рядом с нами, как быстро будет расти их ум и та легкость, с какой они будут постигать законы живой и неживой природы.
Поставьте фабрики и мастерские прямо в гуще, посреди ваших полей и садов, и работайте на них! Разумеется, не те большие предприятия, которые обрабатывают огромные массы металла и которым лучше стоять в определенных местах, какие укажет природа, а бесчисленное разнообразие мастерских и фабрик, которые необходимы для того, чтобы удовлетворять бесконечные тонкости вкуса цивилизованного человека. Не те фабрики, на каких дети теряют облик детей в атмосфере индустриального ада, а те полные воздуха, гигиеничные и, следовательно, экономные рабочие залы, где обращают больше внимания на человеческую жизнь, чем на машины или сверхприбыль, фабрики, которые мы и теперь время от времени опробуем, фабрики, куда мужчин, женщин и детей не загоняет голод, но зовет потребность деятельности, отвечающей их вкусу, и где они при помощи машины и мотора занимаются тем родом деятельности, какой больше соответствует их склонностям.
Построим такие фабрики и мастерские, не для того, чтобы извлекать на них прибыли, производя (…) ненужные и вредные вещи для порабощенных африканцев, а чтобы удовлетворить неудовлетворенные потребности миллионов европейцев. И тогда мы снова изумимся, увидев, с какой легкостью и быстротой будут удовлетворены наши нужды в одежде и изготовлены тысячи предметов роскоши, если только производство будет предназначено для того, чтобы обслуживать необходимые потребности, а не приносить высокие прибыли акционерам и набивать карманы спекулянтов-предпринимателей и мошенников-директоров. Очень скоро человечество станет проявлять живой интерес к такому труду и получит возможность наблюдать у своих детей ревностное желание ознакомиться с природой и ее силами, познакомиться с техникой и изумляться тому, как в них развивается изобретательский дух.
Таково будущее, которое уже возможно, которое уже осуществимо; и таково настоящее, уже обреченное и исчезающее. Не «бессилие науки» мешает нам отвернуться от этого настоящего и пойти навстречу будущему или, по меньшей мере, сделать первые шаги к нему. Мешает прежде всего наша грубая жажда обладания, жадность человека, убившего курицу, несущую золотые яйца, и наша умственная лень, духовная трусость, столь щедро взращенная в прошлом. (…)