К обобщению вооружённой борьбы
(из книги «Вооружённая борьба в Италии в 1976-78 гг.». Elephant Editions)
Общие условия жизни в этой стране – чрезвычайное отчаяние и безнадежность. Крепкие узы сотрудничества с государственными силами позволяют средствам массовой информации представлять симпатичную картину действительности. Любой знак несогласия в массах незамедлительно подавляется. Отказ рабочих в Турине ответить забастовкой на убийство журналиста1 породил море интерпретаций и домыслов. Известные социологи встретились, чтобы провести исследования, в которых нуждается государство в своих наиболее зверских формах принуждения (полиция, судебная власть, тюрьмы). В то же самое время они создают такие паллиативы — лекарства, снимающие симптомы, но не излечивающее болезнь, как закон о безработице, законы о ренте, налоговые реформы — все смехотворные попытки остановить лавину с листком бумаги.
Безработица растет, частные инвестиции уменьшаются (капиталисты предпочитают благополучно размещать свои деньги за границей), ситуация на рынке труда должна быть стабилизирована с наименьшим ущербом для государства из ресурсов государственного сектора экономики. Это подрывает наше положение в смысле международной экономической надежности, которую мы теперь обязаны подкрепить политической надежностью. Другими словами, если мы хотим получить немецкие и американские деньги, мы должны показать им наше желание подавлять любую форму революционного инакомыслия, которое только может развиться в нашей стране. Мы должны продемонстрировать, что подобные явления больше не будут существовать, как только все будет окончательно организовано на гроши империалистических гигантов, с согласия Коммунистической партии.
Реакционная гарантия партии необходима по различным причинам. Прежде всего, ее идеологическое прошлое и способность подавлять эксплуатируемых, не являются ничем другим, чем простая попытка «спокойного» перехода к социальному демократическому капитализму с широким государственным участием.
Эта гарантия была бы невозможна в другой международной обстановке, если бы СССР находился в действительно непримиримом конфликте с США. Итальянская или Европейская дорога к социализму — абсурд. Итальянская Коммунистическая садится за стол переговоров со всеми реакционными силами только потому, что Советский Союз сам был расположен к этому некоторое время.
Все это должно помочь нам понять, что классовый фронт больше нельзя определить, опираясь на идеологические факторы, это можно сделать лишь, исходя из ситуации на производстве. Рабочие будут готовы к нападению на силы эксплуатации в том месте, где творится эксплуатация, как только идеологическая завеса, которая была так долго препятствием для понимания, падёт. Такой порядок вещей становится еще более ясным и острым в ситуации, обостренной нехваткой работы. Проведённый анализ показал, что безработные еще больше эксплуатируются и еще более несчастны, чем нанятые рабочие.
Склонность угнетённых к борьбе обусловлена не только эксплуатацией, но также и степенью эффективности идеологических инструментов. Чем яснее и прозрачнее становится их сущность, тем очевиднее становится её пустой характер — эксплуатация продолжается, как и прежде. И чем эти инструменты слабее, тем меньше они способны руководить массами, которые самостоятельно находят способы борьбы, классовое единение и причины, чтобы бороться.
Накал конфликта
Накал классового конфликта определяется всем разнообразием обстоятельств, в которых он разворачивается. Знать эти сопутствующие условия крайне важно, поскольку, по разным причинам, часто какое-либо отдельно взятое условие рассматривается как более важное, чем все остальные. Это порождает ужасный вывод, что все, кто считает иначе, — враги революции.
Невозможно установить степень значимости различных факторов, определяющих степень борьбы. Действительно — совершенно неуместно преувеличивать значение экономических факторов, и в то же время недооценивать значение, скажем, факторов идеологических, именно потому, что они неумолимо порождают строго определённые последствия и никакие иные.
Повышать накал борьбы
Каждому историческому моменту присущ определённый накал борьбы. В определённом смысле, историческая наука становится таковой тогда, когда может отследить эту степень накала, и описать условия, её обусловившие.
Изменения в накале борьбы — это обычные события, которые часто накатывают словно волны, движущиеся вокруг «оси», которая только кажется неподвижной, на самом деле постоянно меняя своё положение. Эта «ось» — идеологическая структура власти, или, если угодно, просто идеологическая структура, согласно которой революция не имеет идеологической структуры до тех пор, пока не обретает закостенелые формы контрреволюции.
Задвинуть борьбу в иллюзорные рамки идеологии значит оторвать её от почвы реальности, которая является единственной опорой любого адекватного теоретического поиска.
Нет сомнения, что каждый революционер заинтересован в подъёме уровня сознательности. Также несомненно, что не может быть заинтересованности в достижении идеологического «совершенства», поскольку рано или поздно оно станет пригодным лишь для установления новой власти. Особый случай — с идеологией насилия, обсуждаемой сегодня в Италии. Она стала полезной для государства, допускающего определённую нестабильность, позволяющую ему же быть некоторое время по-отечески открытым к дискуссии (посмотрите на митинг в Болонье, в оцеплении шести тысяч мусаров), чтобы затем незамедлительно принять жесточайшие меры, такие как полицейское запугивание, создание специальных тюрем, подписание чрезвычайных законов и учреждение трибуналов по этим законам.
Это вовсе не дискуссия о насилии, поднимающем накал борьбы, и не дискуссия о том, какие виды насилия приемлемы, а какие нет, или о том, какое насилие приближает угнетённых к своему освобождению. В таком споре, никто бы не смог научить чему-либо тех, кто подвергался всем видам притеснения на протяжении веков. Идеологический занавес поднимается, обнажая сцену в её суровой действительности классовой войны, с эксплуатируемыми с одной стороны и слугами угнетателей, бредущими по останкам своих боссов — с другой.
Когда мы говорим о необходимости насилия, мы, разумеется, делаем это вовсе не для того, чтобы убедить в этом угнетённых. Угнетённые и сами прекрасно понимают эту необходимость и применяют насилие, когда это возможно, и теми способами, которые возможны в их ситуации. Мы говорим о необходимости насилия, чтобы чётче отмежеваться от врага, даже от врага, пытающегося маскироваться под личиной брата или товарища.
Дискуссия о насилии также очень помогает выявить тех, кто во времена слов был очень изобретателен в расщеплении волоса, предлагая массам виды «правильного насилия», обусловленные их идеологическими взглядами. Когда по причинам, которые мы уже упомянули, накал конфликта возрастает, все эти «позиции» становятся одновременно бесполезными и ограничивающими. Они бесполезны, поскольку реальное противостояние делает их устаревшими и бессмысленными. Они являются ограничивающими, поскольку реальность разрушает все иллюзии и попытки интегрировать борьбу в рамки системы.
Будучи анархистами, мы выступаем за социальную революцию, то есть за немедленное и окончательное уничтожение государства. Мы придерживаемся революционной логики, которая находится выше логики деструктивной.
Мы выступаем за уничтожение государства. Это означает что мы за физическое (а не только на словах) уничтожение институтов власти и людей их представляющих. Мы против полиции, судов, бюрократов, профсоюзных боссов, и боссов вообще. Мы не только против полицейского контроля, буржуазного правосудия, техно-бюрократии, трэд-юнионизма и капитализма. Мы против тех конкретных людей, которые воплощают эти идеологические формы в жизнь каждый день, превращая их в инструменты репрессий. И это «против» должно принимать форму прямого действия и атак. Если мы говорим, что против полиции, мы не должны попадать в идеологическую ловушку тех, кто во имя непонятного плюрализма или ретроградного просветительства, даёт простор действия нашему врагу. Они утверждают что каждый имеет право на самовыражение, в том числе и полиция, которая самовыражается с помощью резиновых дубинок. Если мы действительно против бюрократов, всех боссов и профсоюзов, мы не должны ждать пока кто-то скажет нам: «этот начальник поступает неправильно или этот профсоюзный босс виновен в том-то и том-то, этот судья определённо реакционен». Нет! Все они, вне зависимости от идеологических отличий, все полицейские, все судьи, все бюрократы, все профсоюзные лидеры и все боссы виновны и должны постоянно попадать под атаки всеми возможными методами, каждый момент времени, любой ценой.
Моральное обоснование действия лежит в самом факте эксплуатации. Все, кто был веками подвержен тяжёлому бремени наёмной работы, все , кто строил этот мир, зная, что никогда не сможет насладиться им в полной мере, не должны ждать слабины от своих противников. Они должны атаковать, ударять и убивать, точно так же, как боссы и их слуги атакуют, ударяют и убивают в любое время, когда хотят это сделать.
Проблема стратегии
Тот факт, что возможно обсуждать методы и наиболее подходящие формы атак не имеет ничего общего с моральным обоснованием, которое оправдывает саму атаку.
Таким образом, любая дискуссия должна быть дискуссией о стратегии, и о приведении в соответствие методов и конечных целей. К примеру, нельзя говорить, что «анархисты не могут делать определённые вещи потому-что…». Эти аргументы не имеет никакого смысла. То, что анархисты могут делать или нет должно следовать из реальности действия, а не из абстрактных теорий. Иначе анархизм не будет иметь никакого смысла и превратится в идеологию, как это уже произошло с другими идеями.
Конечно, выбор стратегии неотделим от фундаментального анархистского анализа, который, будучи притворенным в реальность, становится неотъемлемой частью революционной практики. Но если тот же самый анализ будет оторван от реальной борьбы, станет продуктом чьего-то воспалённого воображения и превратится в катехизис, он просто станет кусочком идеологии и инструментом в руках власти с который он должен был бороться.
Поэтому, когда анархисты критикуют провозглашаемую революционную роль вооружённых формирований, таких как Красные Бригады, N.A.P.2или другие более новые формирования, они опираются на анархистский анализ, берущий в расчёт реальное положение дел в классовом противостоянии в Италии в настоящее время. Это не анархистский анализ, закрепощённый в идеологические догмы, который вынужден судить о вещах, не только как о чём-то находящемся вне собственной идеологии, но и как о чём-то враждебном. Недостаточно быть анархистом, чтобы сказать что правильно, а что нет в текущей борьбе. Для того, чтобы быть готовым к революционной конфронтации и хорошо понимать что она значит для каждого из нас и для движения в целом, надо находится в гуще событий, в тех конкретных обстоятельствах в которых происходит эта конфронтация.
Мы часто публиковали документы вооружённых формирований, ведущих борьбу в нашей стране. Иногда на этих же страницах мы приводили критику замкнутых вооружённых формирований. Но когда этих товарищей начинали преследовать, мы не отрекались от них и не увеличивали дистанцию. Это потому что дистанция, которая безусловно присутствует и важна, может существовать только на бумаге и сразу, таким образом, превращается в идеологический вопрос. Это привело к недопониманию со стороны некоторых товарищей, не разделявших наше стремление отмести умозрительные расхождения, и считавщих важным идеологические различия с людьми, ведущими вооружённую борьбу.
Как бы то ни было, сейчас положение дел изменилось и пришло время громко заявить о себе. Так громко, чтобы нас услышал даже глухой, а те, кто притворяется глухим, увидят перед собой толпы серьёзных товарищей, которые действительно готовы бороться за освобождение всех угнетённых и за анархию.
Причина, по который мы поддержали вооружённую борьбу и отстаивали её позиции, какими бы противоречивыми и опасными они ни были, заключается в том, что мы чувствовали: дорога, на которую мы ступили очень важна. Мы чувствовали, что эта дорога может, как это впоследствии и произошло, изменить своё направление на массовую вооружённую борьбу, на распространение — «обобщение» нелегального действия, которое смогло бы отрицать и, в конце концов, заменить изначальную подпольную борьбу, опирающуюся на замкнутые вооружённые формирования.
Противопоставлять себя тем, кто ведёт вооружённую борьбу с самого начала, как это сделали многие, означало внести вклад в государственные репрессии против них и не дать развиться движению в либертарном направлении, что мы считали возможным с самого начала. Под развитием в либертарном направлении мы понимаем не развитие замкнутых вооружённых формирований, но развитие вооружённой борьбы вообще и людей, которые работают в этом направлении.
Разочарование толкает многих людей на путь незаконного поведения. Это поведение материализуется везде — на рабочем месте, среди безработных или в виде общей криминализации. Это явление выходит за рамки стратегических перспектив любых замкнутых вооружённых формирований, вне зависимости от его размера и эффективности. Красные Бригады, NAP, Prima Linea3, и многие другие организации не могут на это ответить иначе, кроме как начав критиковать себя самих. Либо они приведут свои действия в соответствие с планом обобщённой вооружённой борьбы, которая уже потихонечку идёт, либо они обречены на угасание.
Наша цель следующая. Отвергнув глупую и злобную критику и избегая репрессивной тактики, на которую надеется государство, сейчас, как анархисты, мы должны продолжать процесс обобщения вооружённой борьбы, пресекая, критикуя и атакуя все попытки, вне зависимости, от кого эти попытки исходят, навязать стратегические и политические модели, которые уже были исключены самой практикой борьбы.
Мятеж
В следствие обобщения в массах вооружённой борьбы мятеж приобретает либертарный смысл, и сам по себе являет решительную критику любой «внутренней» попытки организовать управление классовым конфликтом.
Вооруженный конфликт является естественным результатом с каждым днем все более ухудшающейся ситуации. Эксплуатируемые начинают сознавать необходимость ряда анти-институциональных действий, которые все более и более распространяются. Отдельные акты наказаний в отношении лиц, ответственных за эксплуатацию, осуществляемые подпольными группами, находящимися в меньшинстве, начинают восприниматься с удовлетворением и поддерживаются массами. Попытки профсоюзов организовать акции протеста против таких действий, как видно на примере FIAT, собирают очень небольшое количество участников.
Нет сомнений, что сейчас движение эксплуатируемых в его различных противоречивых формах, способно к нападению на капитал и государственные структуры, которые его защищают. Несомненно, такое нападение уже происходит. Единственное, нам кажется странным, что на настоящей стадии борьбы делаются отступательные шаги, проявляющиеся в настойчивом использовании таких инструментов (например, вооруженная партия), которые могли бы быть эффективными в определенном смысле в прошлом, но на настоящий момент кажутся анахроничными и направленными внутрь.
Как революционные анархисты мы очень хорошо знаем, что на настоящем этапе классовой конфронтации скрытые формы сопротивления все еще необходимы. Мы так же хорошо представляем, что в то же время они имеют негативные аспекты, а именно возможность скатывания в авторитарность.
Наша задача быть осторожными, чтобы предотвратить деградацию, и бороться за достижение «обобщенной» повстанческой формы конфронтации. Обобщение гарантирует не только сохранение анархичности стратегии, но и обретения ею либертарного аспекта.
Говоря о мятеже в прошлом, многие товарищи тут же указывали на исторические примеры: банду Матезе, заговор Понтелуго и другие подобные события, обвиняя нас в «революционном романтизме» или «идеализме», или считая нас «объективно опасными». Нам все это кажется смехотворным.
Мятеж — это попытка революции. Как анархисты, мы считаем мятеж по праву своим инструментом, однако мятеж необходимо «обобществить», по крайней мере, до наиболее широкого спектра противозаконных действий. Это то, что сейчас и происходит. О чем же нам сожалеть? Возможно, нам необходимо сослаться на то, что противоречия капитала и революционные цели эксплуатируемых не позволяют нам воплотить наши сладкие мечты?
Мужайтесь! Если впереди трудные времена, мы знаем, что нужно делать. Именно в такое время овцы сбрасывают свои волчьи шкуры. Пришло время отложить разговоры и начать бороться. Давайте наберемся смелости и будем действовать. Поскольку обычно лучший способ защиты это нападение, давайте начнем нападать первыми. Недостатка целей нет. Пусть начальники и их служки почувствуют, как сложно может оказаться продолжать выполнять их эксплуататорские обязанности.
При анализе понятия вооруженной борьбы у анархистов постоянно возникал важный тезис: в связи с тем, что вооруженное столкновение является кульминационным моментом революции, перед вступлением в него необходимо убедиться, что нынешняя ситуация является, как минимум, предреволюционной. В противном случае, нас могут раздавить репрессиями и тому подобными действиями, и политическая работа, проводимая анархистским движением, такая как распространение контр-информации и пропаганда, будет сведена на нет.
Мы считаем, что необходимо уточнить кое-что в этой позиции, подчеркнув ряд моментов:
а) анализ основан на личном мнении товарищей, которые его разрабатывают, и может быть неверным;
б) на результаты анализа некоторых товарищей влияют позиции организаций, в которых они состоят, даже если формально это не декларируется ;
в) есть логическая ошибка в утверждении, что вооруженная борьба должна следовать только за предреволюционным этапом, поскольку она играет роль в самом достижении данного этапа;
г) не существует универсального определения «предреволюционной ситуации».
Первые два пункта нужно иметь в виду в связи с тем, что множество аналитических построений, предлагаемых в настоящее время, предложены товарищами много лет назад, и их восприятие политической ситуации характерно для иной стадии классовой борьбы. Более молодые товарищи, чья повседневность часто антиавторитарнее, чем времена авторов того или иного анализа, часто отказываются повторять за ними или понимают, что у них отсутствуют необходимые инструменты для подобных действий ввиду либерализации образования. Аналитические выкладки, продвигаемые такими товарищами, а так же их действия и поведение привели множество организационных структур в состояние кризиса.
Сейчас считается не модным говорить от лица организации, но это не означает, что аналитические выкладки отражают идеи отдельно взятого товарища, написавшего их. Они могут отражать стратегические позиции организаций, к которым эти товарищи постоянно апеллируют в теории или на практике. Чем дольше организация топчется на месте, тем дальше отодвигается для неё «предреволюционный этап».
Перейдем к третьему пункту: утверждение, что вооруженная борьба требует предреволюционной ситуации, содержит логическое противоречие. В этом утверждении подразумевается преувеличение роли организации военного типа перед другими формами вооруженного действия против власти. Учитывая нынешний накал конфликта, репрессии призваны ограничить распространение вооруженных действий, при этом указав на определенную организацию, которой якобы исчерпывается феномен вооружённой борьбы. Впоследствии это может быть эффектно использовано для оправдания репрессий.
В действительности, нет смысла принимать эту интерпретацию, созданную политической полицией. Действия так называемых «исторических» (самых известных) вооруженных организаций являются лишь небольшой частью вооруженного восстания, даже если у них получается производить наиболее впечатляющие действия. В реальности этот феномен состоит из широкого спектра незаконных и антиавторитарных действий, которые могут угрожающе бесконтрольно распространяться. Государство, а так же политические и псевдореволюционные (а по сути контрреволюционные) организации, рвущиеся к победе, хорошо себе это представляют. Если Вы хотите решить проблему вооружённой борьбы в нынешней Италии, было бы абсурдным действовать так же, как Красные Бригады и им подобные. Это значило бы, прикрываясь всем могуществом революционного анализа, руководствоваться логикой, столь полезной для капитализма. Именно антиавторитарные противозаконные действия определяют то, что называют предреволюционной ситуацией, а вовсе не наоборот, как некоторые полагают.
Следует также кое-что сказать касательно того, что единственное определение предреволюционной ситуации невозможно. Некоторым товарищам кажется, что эта фаза должна всегда быть похожей на условия штурма Зимнего дворца, а что-то отличное от этого происходит от усугубления кризиса капиталистической экономики. Другие думают, что сначала надо создать нестабильность на международном уровне, или должны измениться интересы в сферах, на которые поделен мир. Все эти доводы обоснованны, но, используемые по отдельности, не могут поставить под сомнение тот факт, что наша революционная задача заключается в направлении эксплуатируемых к восстанию и борьбе против эксплуататоров, а не мечтаниях о возможности победы нашей организации в случае конфликта. Возможно, еще непонято, в чем должна заключаться революционная задача анархистов. Как получается, что некоторые до сих пор мыслят категориями имени, организации, в соответствии с чем Azione Rivoluzionaria, только из-за цитирования высказывания Дуррути в начале своего наиболее значимого документа, должно считать себя единственно возможной альтернативой Красным Бригадам!? Может быть, еще непонятно то, что единственной альтернативой является всеобщая вооруженная борьба в виде восстания — что-то намного более значимое, чем величайшие подвиги «исторических» организаций.
Вперед, товарищи!
Бунт используют как отдельные личности, так и организации. Он не является революцией, но делает ее возможной. Без непрерывного бунта сознательных личностей не получится ничего, кроме революции новых боссов, использующих классовую борьбу. Также бунт – это самосознание, личное участие каждого, жертвы, на которые мы должны быть способны, осознавая свои надежды, радости, достижения и возможные опасности. Бунт – это то, что определяет жизнь каждого из нас.
В моменты высокого социального напряжения, когда противоречия капиталистической системы обостряются, последствия небольших уступок и слабостей, которые мы совершаем в период, когда ничего не происходит, проявляются. Это оппортунизм, пустивший свои корни среди нас, оппортунизм, ищущий хитрые слова, чтобы скрыть себя и представить свое направление как чисто революционную тактику. Вперед, товарищи! Давайте призовем то, что внутри нас, в наших отношениях с близкими по духу товарищами, в наших отношениях с организациями, к которым мы принадлежим. Это не так тяжело. Враг, смотрящий нам в лицо с такой суровостью, что нетрудно его распознать, должен быть атакован и в этом случае мы должны быть готовы отвечать за последствия наших действий. Вот задачи, ожидающие нас. Пусть наши разговоры будут действием, и пусть остальные товарищи учатся уважать нас за то, что мы делаем, а не за то, что мы представляем традицией, и пусть Государство вновь учится бояться анархистов не как наследников Равашоля или Генри, Дуррути или Махно, но за способность организовывать атаки, и за то, что анархисты являются не просто группами социологов, делающих блестящие анализы насущных проблем. Сегодня мы имеем кое-какие преимущества на линии фронта революционного конфликта. Мы не сделали никаких серьезных ошибок в недавнем прошлом, чтобы выглядеть в плохом свете в глазах эксплуатируемых.
Возможно, все это от того, что сделанное нами слишком незначительно, чтобы оставить место для серьезных ошибок, но, тем не менее, мы не сделали никаких. В настоящее время мы все еще можем быть точкой соприкосновения, отдушиной для эксплуатируемых и многих воинственных революционеров, пришедших из авторитарных организаций и переживших большую травму от ошибок этих организаций. Мы не повторим ошибок, которые сделали в 1968. Мы не допускаем противоборства на абстрактной основе бесконечных теоретических дискуссий. Мы оцениваем себя по конкретным действиям.
Мы не показываем страх, часто заставляющий нас замыкаться в себе, потому что с авторитариями, марксистами, никакие дела невозможны. Последние несколько месяцев показали развитие сильного антиавторитарного сознания во многих группах активистов, так же, как и в некоторых слоях эксплуатируемых, особенно подвергнутых процессу криминализации: мы не содействуем уничтожению этого сознания.
Давайте подготовимся к каждому возможному взаимоотношению. Мы анархисты и, как анархисты, мы за антиавторитарные действия. Но мы верим в необходимость атаковать власть немедленно на всех уровнях и всеми возможными способами. Здесь мы можем оценить себя и найти возможную точку для сотрудничества.
Последние события, происходящие из-за социального конфликта в современной Италии, говорят нам, что авторитарная стратегия несостоятельна. Эти события – точка соприкосновения не только для нас, но и для многих других товарищей. Сейчас не время для теоретических дебатов, но время выделить цели для атаки из числа многих контрреволюционных сил.
Альфредо Мария Бонанно;
перевод с английского: С., Э. Н., Toni Eriz, yana bez, ec_17.
1Имеется ввиду убийство журналиста «Красными Бригадами». На пике своей активности КБ практиковали физический террор против различных сатрапов капитализма, в том числе — журналистов и адвокатов, «обличавших» вооружённую революционную борьбу.
2N.A.P. (Nuclei Armati Proletari) — Вооружённые Пролетарские Ячейки, вооружённая левацкая группа, возникшая из движения против тюремных порядков на юге Италии. Пик активности пришёлся на середину семидесятых.
3Prima Linea — (Прямая Линия) — Левацкая группа в Италии. Создана в 1976 г. на основе одной из фракций группировки Красные Бригады. Программа — развертывание вооруженной классовой борьбы в интересах рабочего класса; подготовка условий к развертыванию гражданской войны. Группа активно действовала в крупных промышленных городах (Милан, Турин, Флоренция, Неаполь); в период конца 70-х — начала 80-х г.г. осуществила ряд политических убийств, а также поджогов на предприятиях и терактов против объектов крупных компаний. В целом нейтрализована усилиями полиции к 1981 г.; остаточный состав находится в розыске и действует на нелегальном положении.