Карл-Хайнц Рот
НАСТАЛО ВРЕМЯ АВТОНОМИИ…
Кризис левых, новые классовые отношения и социальное освобождение
“Новые левые” пытались в 70-е годы преодолеть стагнацию ортодоксального марксизма и рабочего движения. Сегодня сами новые левые выглядят старыми. Есть ли сегодня еще хоть какие-то перспективы для социального освобождения? С 80-х годов мы переживаем кризис активизма и активистов новых левых, их организаций и социальных движений. В этом кризисе проявилась растущая неспособность увязать потребность в освобождении с политическими перспективами, политическими утопиями, стратегическими представлениями о социалистическом перевороте. Откуда взялся этот кризис? Прежде всего, это — растущее недоверие к прошлым фантазиям, к великим теориям. Мы не верим в возможность найти объяснение все более сложному миру.
Стимулирующие кризис факторы шли, разумеется, и извне. Сильно недооценивается тот факт, что большинство из нас имеют все меньше свободного времени для политически активной работы и политически активной жизни. Нам приходится все больше работать, наша трудовая ситуация становятся все более тяжелой, а доходы сокращаются. Другие внешние факторы связаны с общим социальным переломом 80-х годов. Утвердился новый менталитет. Мы привыкли с ходу критиковать и осуждать этот новый индивидуализм. Но у него есть и положительные аспекты. В нем скрыто требование суверенного распоряжения своим временем и права на самоуправляемое существование. Конечно же, это новое мировозрение двойственно. Традиционные нормы и структуры распадаются — от семьи до крупных объединений. Этот процесс можно охарактеризовать такими ключевыми терминами, как десолидаризация, рваческий менталитет и возобладание права сильного для осуществления индивидуальных интересов.
Однако есть еще левые, остаточные левые. В отличие от прежних времен, когда большая социалистическая, социально-революционная или коммунистическая семья вела споры о социальных точках приложения свои действий — на фабрике, в городском квартале или в сфере образования -, сегодня есть неформальные сети из нас самих, распространившиеся на все общество. Можно назвать две предпосылки для того, чтобы эти сети обрели стабильность. Первая — это личное доверие как предпосылка для политической работы. Вторая — то обстоятельство, что разделение между теорией и практикой преодолевается. Это означает, что те, кто действуют, ведут дискуссии и живут в этих неформальных структурах, должны проявлять себя в общественной деятельности. Чего недостает этим проектам, так это конкретной утопии, представления о том, как перед лицом изменившихся общественных условий можно превратить требование существования на основе самоопределения в новую политическую перспективу. О ней стоит поговорить до того, как мы сможем обсудить перспективы социального освобождения.
Глобальное ухудшение
В конце октября (1996 г.) профсоюз металлистов ФРГ провел день действий против сокращения оплаты больничных служащих. Акция была сравнительно успешной, но одновременно это было и новое поражение, поскольку вспыхнувшая ярость оказалась снова переведена в безопасное русло. Некоторые активисты разочарованно замечали: “Нам удалось всего лишь немного отдалить пропасть социального демонтажа, которая разверзлась перед нами”. В действительности ФРГ пока отстает от других стран по масштабам социального демонтажа. Тем не менее, изменения в трудовых отношениях и проистекающих отсюда социальных отношениях и в ФРГ уже привели к необратимому перелому, поскольку классическое разделение миновавшей экономической эпохи на тех, кто имеет полномасштабную работу, и безработных в ФРГ уже исчезло. У нас около 7 миллионов безработных и лиц с низкими доходами при примерно 30 миллионах занятых, и есть около 10 миллионов тех, которые не являются ни полностью занятыми, ни безработными — они находятся не в нормальных трудовых отношениях, а в ухудшенных (“прекаризированных”). Тенденция ведет, таким образом, от нормальных, гарантированных к ухудшенным, негарантированным трудовым отношениям — без твердого трудового соглашения, без перспективы пожизненной работы, без страховки от социального риска пролетарского существования.
Новая ситуация имеет далеко идущие последствия и воспринимается левыми как кризис. Прежде всего, как кризис форм найма, что справедливо, однако сразу же встает вопрос, не может ли это привести к новым формам борьбы по ту сторону прежних ритуалов борьбы за повышение тарифов зарплаты. Во вторых, ощущается кризис, который одновременно охватывает социальное обеспечение. Это проявляется, первую очередь, в виде так называемого кризиса задолженности бюджетов. Но к этому явлению следует присмотреться повнимательнее. В настоящее время четвертая часть бюджета идет на погашение долгов и на оплату процентов рантье капитала — заимодавцам. Что было бы, если бы мы просто перевернули этот феномен и потребовали социальной экспроприации? В третьих, обсуждается распространение новых трудовых отношений на всю структуру экономики в целом. Но и здесь следует подходить дифференцировано. С одной стороны, мы видим гигантское процветание частного капитала в целом, увеличение норм прибыли, которые с 1994 г. выше, чем во времена полной занятости. С другой стороны, издержки взваливаются на структуры экономики в целом, и там они сказываются как кризис — кризис бюджета, кризис инфраструктуры и т.д.
Помимо этого, мы имеем дело с политикой, которая частично уменьшает власть тех, кто до сих пор выступал в роли носителей политической власти. Структуры власти интернационализируются. Прежде всего транснациональные концерны, а также силы, действующие на международных финансовых рынках, на рынках недвижимости и в оффшорных центрах осуществили интернационализацию нового цикла накопления капитала. В глаза бросается, таким образом, интернациональный контекст экономики, так называемая глобализация. Эти феномены должны интересовать нас лишь постольку, поскольку они затрагивают нас с точки зрения классовой перспективы. Необходимо учитывать особую диалектику развития. С одной стороны, распыление производственных функций по всему миру: немецкие менеджеры черпают финансовые средства из американских пенсионных фондов, производят текстильные изделия в Восточной Европе, улучшают их в Юго-Восточной Азии и продают в Испании. Такая мобилизация производственных функций была и остается возможной, разумеется, вследствие снижения транспортных издержек и благодаря существованию новых информационных технологий, которые позволяют децентрализовать производство без необходимости децентрализовать распоряжение производством. С другой стороны, развивается противоположный процесс — региональной концентрации. Возникают новые узловые пункты интернационализируемого капитала, новые “глобальные города”, из которых исходят новые иерархические структуры. Формируются новые субметрополии континентального или регионального значения и т.д.
Мыслить глобально, восставать локально
Социальное освобождение всегда имеет две точки приложения: интернациональную, то есть инициативу новой международной ассоциации, и ту, которая имеет региональный, локальный контекст. С интернациональной плоскостью нам сейчас трудно, потому что мы помним о катастрофической истории различных Интернационалов. В первую очередь нам следует подумать о том, существуют ли возможности перенести опыт борьбы новых рабочих движений за океаном, прежде всего — в Юго-Восточной Азии. Это могла бы быть коммуникационная сеть, связывающая этот опыт с тем, который имеется в классических метрополиях, например, во Франции, где недавно прошла мощная забастовочная компания. Во-вторых, мы должны попытаться оживить существующие инициативы по созданию международной сети рабочей историографии. Следующей плоскостью могла бы быть, к примеру, интернациональная самоорганизация нового транспортного пролетариата в качестве моста к любой новой интернациональной перспективе. В свете глобализации транспортная система приобретает особое значение.
Я мог бы привести один пример того, как выглядят проблемы и задачи нового боевого рабочего движения в локальном контексте с интернациональной перспективой. В Гамбургском порту и на судах уже почти 50% всех работников не оплачиваются по твердому согласованному тарифу. В борьбе против такой “прекаризации” трудовых отношений сейчас происходит следующее: Международная федерация транспортных рабочих (МФТ) ранней осенью 1996 г. добилась заключения тарифного соглашения для портов Северной Атлантики, которое гарантирует всем морякам торговых судов твердый минимум зарплаты. Он меньше минимальной установленной оплаты для немецких моряков, но увеличивает оплату труда филиппинских или африканских коллег подчас в два или три раза. Ни одна судовая компания не придерживалась этого соглашения. Тогда МТФ назначила комиссаров во все порты. Эти функционеры отправились на суда и указали капитанам на тарифное соглашение. Ответ был следующим: “Если вы немедленно не покинете корабль, вас выбросят за борт!”. Тогда профсоюзы стали грозить стачкой, если конкретные капитаны не сдавались. В конечном счете тарифную ставку минимальной гарантированной зарплаты в гамбургском порту и в других северо-атлантических портах удалось пробить. МТФ оказалась в состоянии добиться поддержки национальных профсоюзов. Не в последнюю очередь благодаря левым группам в профсоюзе транспортников ФРГ. Действовала неформальная поддержка извне, со стороны локальных структур. Борьба за гарантированный минимум зарплаты была частичным успехом — со всеми связанными с этим проблемами. Речь шла “всего лишь” о минимальной зарплате, в этом, конечно же, не было ничего революционного, но такая борьба может положить начало процессам, которые затрагивают существо дела. Так, мобилизация способствовала лучшему пониманию положения филиппинских и африканских моряков. Многие из немецких моряков поняли, что необходимо преодолеть раскол рабочего класса на кораблях.
На этом примере, затрагивающем интернациональные классовые отношения, видно, какое значение приобретает теперь региональный и локальный контекст, когда новые классовые конфликты концентрируются в новых локальных центрах. И здесь существуют еще структуры сохранившихся левых. Я верю в возможность соединить вместе опыт, знание и память о выступлениях с конкретными частичными требованиями и искать новую совместную перспективу на местном уровне. В Гамбурге такая попытка уже имеет место. Во-первых, была проанализирована особая региональная ситуация. Во-вторых, следует реконструировать собственную социальную субъективность, то есть нашу историю, в конфликтах этого региона. И в-третьих, следует обсудить возможность выработать перспективы социального освобождения перед лицом этой специфической ситуации портового города, который считает себя воротами мира, а фактически деградирует до положения третьесортного деиндустриализированного города.
Новые классовые конфликты
Именно в Гамбурге концентрируются новые отношения и связанные с ними проблемы, из которых с помощью существующих сетей могут развиться новые политические стратегии. Во-первых, проблема прямой демократии, базисной демократии: как и везде, занятое наемным трудом население поделено на три части — людей, обладающих гражданскими правами, людей, лишенных таких прав (первое и второе поколения иммигрантов) и людей, лишенных социальных прав (новые иммигранты). Здесь следует увязать вместе все инициативы, имевшиеся в последние годы, чтобы включить их в концепцию прямой, базисной демократии на месте. Во-вторых, надо начать (возобновить) борьбу за политическую гарантированную зарплату в регионе (не за минимальную гарантированную зарплату) и за ограничение максимальной продолжительности рабочего времени. В-третьих, следует поговорить о том, как можно из старой борьбы за дома, сквоттерского движения, стачек квартиросъемщиков вывести проект общественной (ре)экспроприации земли. В-четвертых, необходимо обсудить, как можно устранить невероятную поляризацию доходов и состояний в этих локальных центрах с помощью общественной (ре)экспроприации богатств, не только владельцев финансовых состояний. Наконец, необходимо упомянуть (ре)экспроприацию культуры в локальном контексте и дальнейшее развитие альтернативных средств информации.
К чему это все приведет? Этот вопрос остается открытым, поскольку его можно обсуждать только в самом социальном процессе. Но должно быть ясно, что речь здесь идет об элементах, которые могут вновь активизировать многие прежние течения рабочего движения: революционный синдикализм, движение за Советы, ранних социалистов, мечтавших о всемирной социалистической республике, и другие, не имевшие ничего общего с социал-демократическо-марксистским рабочим движением. Их историю мы забыли или не учитываем ее в должной мере.
(iz3w, Mai 1997 ).