3 сентября в 7 утра я проснулся от настойчивого звонка в дверь. Стало понятно, что это ж-ж-ж не спроста, и вряд ли это могут быть друзья, любящие ходить в гости по утрам. Так и оказалось, на пороге стояли сотрудники милиции с санкцией на обыск. Тут много чего писалось про эти события, необходимо внести некоторую ясность. Мы не жили все на одной квартире, меня, например, забрали из другого места. И, естественно, никаких наркотиков и патронов ни у кого найдено не было, иначе нас бы просто не выпустили, а предъявили, по крайней мере, одно конкретное обвинение.
Так же не совсем верно говорить, что нас похитили. Тем, кто звонил в РОВД отвечали правду – нас там действительно не было. Практически весь этот день мы были в ГУБОПе. Сначала беседовали с операми и ждали следователя, затем, когда он появился, мы еще довольно долго ждали адвоката. Меня допросили по делу о нападении на Российское посольство, после чего объявили, что я задержан на трое суток по подозрению в совершении данного преступления.
Затем еще была какая-то бюрократическая волокита с заполнением нужных бумажек, споры оперов кто и кого должен вести и где-то после 20.00 нас повезли на Окрестино. Но чтобы оставить нас там, необходимо было провести видео- и фотосъемку, для чего меня и еще одного парня повезли в Московский РУВД. Время было позднее, поэтому там был только дежурный милиционер. Он успели оформить только меня, когда поступил вызов, и ему нужно было срочно уехать на раскрытие очередного преступления. Опера ругнулись и повезли нас в еще одно РУВД, где мой «подельник» тоже был сфотографирован и только после этого мы оказались в ИВС.
Я иду по тюремному коридору с руками за спину, в спадающих без ремня штанах и кроссовках без шнурков, потому что все это здесь запрещено. «Направо, лицом к стене», – командует коридорный и открывает дверь камеры. Я захожу и оказываюсь в 5-ти местной камере, где был только один мужик. Осматриваюсь, здесь, в общем-то не так уж плохо, есть матрасы, одеяла, радио, туалет и кран с горячей водой.
За ночь камера становится полностью укомплектованной и утром мы знакомимся с новоприбывшими. Среди них молодой парень 22-ух лет, у которого уже 4 судимости, 2 ходки и 10-летний сын. Он ждет этапа в Жодино и очередного суда. На баре забрал телефон и деньги у какого-то мужика, при этом дал ему еще и по морде. Через месяц опять пришел в этот же бар, директор его узнала и вызвала милицию. Типичная для этих мест история. Вообще старая формула «Украл – выпил – в тюрьму» не совсем верна, сейчас актуально «Выпил –украл(и/или)дал в морду – в тюрьму», за это сидит примерно 83% заключенных.
Распорядок дня таков: около 7 утра дают чай, потом кашу (именно в таком странном порядке), после 15.00 обед – суп и каша с котлетой и ближе к 19.00 ужин, опять какая-нибудь каша, в 22.00 отбой. В принципе кормят неплохо, хотя за это время я похудел на 2 кг. По сравнению с Жодинским СИЗО, в котором с 6.00 до 22.00 нельзя вообще прилечь на кровать, здесь очень гуманно.
Самое тяжелое здесь это неизвестность. Непонятно, знают ли друзья, что вообще случилось. Только в понедельник по радио передают новость о нашем задержании, значит какая-то информация все же есть. Новые заключенные рассказывают о шумихи в СМИ и о новых арестах. По описаниям узнаешь своих знакомых. Неизвестно, сколько же нас здесь. Семь, десять или уже пятнадцать. Смотрю в дверную щелку, чтобы увидеть, кого ведут по коридору.
В понедельник с утра начинают выводить моих сокамерников. Вскоре я остаюсь один. Ничего не происходит, хотя время уже подходит к 14.30, когда истекает срок моего задержания. Наконец, вызвали и меня, правда без вещей. Я спускаюсь на второй этаж, где расположены кабинеты для допросов, там уже куча солидных дядей в костюмах. Следователь зачитывает мне документ об освобождении и просит подписать подписку о невыезде. Кажется, что это все и сейчас я смогу поехать домой.
Меня выводят из одного кабинета и тут же заводят в соседний. Здесь уже другой следователь зачитывает мне постановление об аресте по делу о порче имущества в здании Дома Профсоюзов. Хитро придумано, думаю я, и вспоминаю какие еще уголовные дела возбуждены на анархистов. Получается довольно много, особенно если переводить это в сутки, поэтому через адвоката я заказываю у родителей книги и прессу.
Через трое суток история повторяется, но это уже не становится для меня неожиданностью. На это раз поджег Беларусбанка. А ведь есть еще атака на казино и шашка, брошенная в Мин. Обороны. И главное, непонятно зачем им это нужно. Ну ладно бы они требовали, что в обмен на свободу я должен в чем-то признаться или дать показания на кого-то. Но ведь этого ничего нет. КГБ приходило только 2 раза, последний был во вторник. Мы мило пообщались, кажется, что они действительно хотят найти виновных и не будут все валить на нас, а в четверг мне опять продлевают срок и до воскресенья вообще ничего не происходит.
Тюремная администрация постоянно проводит перетасовку заключенных из камеры в камеру. На местном жаргоне это называется «килишавание». Не понятно, зачем это надо, то ли чтобы зеки не смогли сговориться и устроить побег, то ли чтобы внести оживление в размеренную жизнь заключенных, то ли чтобы самим поиграть в шарады, куда кого отправить, ведь надо разбить таким образом, чтобы подельники не оказались в одной камере. За это время я, например, сменил три «хаты», а кто-то даже побегал с этажа на этаж.
Как-то к нам перекинули очередного заключенного. Это был молодой парень, которого взяли за кражи. У него уже истекали сутки, и зачем нужно было переводить его в другую камеру непонятно. В РУВД его избили так, что даже через трое суток он ходил прихрамывая и не мог залезть на верхнюю нару. Показал синяки на ногах и спине. Конечно, он может снять побои и подать жалобу, но потом все равно себе дороже выйдет. И досрочно могут не отпустить, и подкинуть чего-нибудь в зоне не проблема. Ну его нафиг бороться с этой системой, говорит, лучше тихонько пересидеть.
Пятница – банный день. Мы здесь уже неделю и имеем право сходить в душ. Полотенца нет, поэтому приходится вытираться своей кофтой. Теоретически, мы имеем право на прогулки, но на практике прогулки заключаются в спуске с третьего этажа на второй, где расположены кабинеты для допроса. «Вот выйдешь отсюда, устроишься к нам на работу, тогда у тех, кто на прогулке будет охрана, а пока у нас на это не хватает людей», – говорит конвоир.
В воскресенье с утра я наконец-то слышу долгожданное «С вещами на выход». Меня не переводят в другую камеру, а просят спуститься на первый этаж. Обычных заключенных, по истечении трех суток развозят в автозаках по РУВД, но ради нас милиция сама приехала на Окрестино. Они явно спешат и постоянно подгоняют меня. Я, в общем-то, тоже не очень хочу задерживаться здесь, и собрав все свои вещи выхожу за ворота, переоденусь уже на улице. Меня выпускают первым, и я жду остальных. Постепенно выпускают еще 4 человек, ждем дальше. Милицейская машина уезжает, и мы понимаем, что больше никого выпускать не будут. Возможно, их выпустят попозже, наивно предполагаем мы.
Прохожие оборачиваются и с презрением смотрят на нас. Пять человек с кучей пакетов, небритых, в пропахших сигаретным дымом шмотках, без шнурков и денег вызывают у них только брезгливость. А мы ждем троллейбус без кондуктора, чтобы поскорее отсюда уехать.
За все это время ни по одному из дел не был допрошен ни один человек, который мог подтвердить мое алиби.
Взять с avtonom.org