«После Бакунина в Европе не было предложено радикального понимания свободы».
Вальтер Беньямин
Один товарищ недавно написал: < <бунт, идущий от невыносимости жизненных условий - не очень созидательная штука - это не "мы хотим жить по другому", а "мы так больше жить не можем", т.е. в итоге может родиться как новая диктатура, так и анархия, а может вообще что-то третье, случайно подвернувшееся>>.
Все это верно. Однако, сам по себе факт восстания — против диктатуры и нищеты — имеет позитивное значение. Люди плохо себе представляют ЗА что они выступают, но хорошо видят, чего они НЕ хотят. В этом проблема. И все же, между восставшим народом и пассивным народом есть колоссальная разница. Восстание — прорыв, реализация человеческой способности добиваться своих целей наперекор судьбе. Восстание — жизнь, даже если все идет вкривь и вкось. Пассивность — это обывательщина и смерть.
Народ, не способный на восстание, есть народ мертвецов, общество без культуры, пластелин в руках бюрократии. Такой народ лишен будущего, способен лишь влачить жалкое, бесправное и нищее существование, безропотно целовать бьющую его начальственную руку, тихо спиваться от безысходности. Он умрет, и на смену ему придут другие, жизнеспособные народы, не утратившие чувство собственного достоинства.
Возьмем, в качестве примера, Францию. Как известно, Франция — страна революций. За последние 2 столетия там было, как минимум, пять революций (это не считая локальных восстаний или крупных выступлений трудящихся и студентов, которые случаются примерно раз в 10 лет). Многие революции провалились, не достигли своих целей. Вряд ли современная Франция — та страна свободы, равенства и братства, которую мечтали увидеть участники Великой французской революции. И все же разница между французами и русскими огромна.
Способность французов к самоорганизации, их самоуважение много больше, чем у русских сегодня. Когда в современной Франции менеджмент пытается осуществить массовые увольнения, французские рабочие берут в заложники менеджеров, оккупируют предприятия или угрожают их взорвать. И добиваются, таким образом, крупных компенсаций или останавливают увольнения. В то время как в России большинство работников молча проглотили массовые увольнения, или тихо ждут, когда их уволят, французские работники начинают действовать все радикальнее. Причем, решение о том, принять или нет условия администрации, взрывать или не взрывать завод, принимает общее собрание, а не профком и не забастком. Таким образом, решающий голос остается у рядовых рабочих и служащих. Это и есть тот пример самоорганизации, за который выступают сторонники социальной революции. Так люди учатся новым общественным отношениям, основанным на самоуправлении. (1)
Отсюда видно, что не может быть бессмысленного восстания. Даже отрицательный результат — все равно результат. В конце концов, как еще, если не через восстание, народные низы могут научиться бороться за свои интересы? Ведь семья, школа, армия, СМИ, вся жизнь приучают их к другому — к покорности и послушанию, к подчинению не ими принятым законам, к ласковой почтительности по отношению к любому начальнику, будь то владелец компании, менеджер или просто мент.
Можно возмущаться бестолковостью нынешнего иранского восстания, его плохой организацией и наличием у протестующих глупой веры в то, что демократы способны помочь людям решить проблемы нищеты и 25% безработицы. Однако, нет никакого правильного иранского пролетариата. Нет и не может быть сегодня обездоленных, лишенных политической и хозяйственной власти людей с правильными антиавторитарными социалистическими идеями в голове. Неоткуда им взяться. Есть реальный иранский пролетариат, который восстает здесь и сейчас против диктатуры и безработицы. Восстание дает шанс на развитие, без восстания возможностей для развития революционного сознания нет (для подавляющего большинства пролетариев).
Мы живем не в Иране и не можем повлиять на ситуацию там. Но если бы эти события происходили здесь, то мы не могли бы сказать: нет, нам не нравится этот пролетариат, он плохо организован и верит в глупости, дайте нам другой пролетариат. Другого нет и не будет. К тому же, мы не можем быть на стороне ментов и правящих олигархов. В ситуации, аналогичной иранской, мы должны быть вместе с пролетариатом и, участвуя в его выступлениях, развивать и толкать его в сторону самоуправления и против демократов. Другого выбора все равно нет.
Не может быть революционеров, которые не стоят вместе с восставшим народом и не пытаются на него влиять. Если революционеры этого не будут делать, это будут делать демократы, фашисты и другие авторитарные силы. Если бы русские революционеры, которых в самом начале революции 1905 г. было не сильно больше тысячи человек, не стали бы работать с восставшими массами, на том основании, что массы верят Гапону и вообще сплошь монархисты, то движение не смогло бы преобрести со временем революционные черты.
Восстания в современных Иране и Индии, восстания, которые поддерживают миллионы людей — предвестники великих событий грядущего (2). Революции в этих огромных густонаселенных странах способны совершенно изменить облик планеты. Одновременно эти восстания — предупреждение всем сторонникам антиавторитарного социализма и анархизма. Последние никак не представлены в народных движениях, которые развиваются сегодня под влиянием демократов, или, в случае Индии, маоистов.
Восстание — это не только ситуация, когда люди берут в руки огнестрельное оружие. У восставших рабочих французского завода Nortel не было никакого оружия, кроме балонов с газом; единственное оружие иранцев или греков — это камни и бутылки с коктейлем Молотова. Не менее мощное оружие работника — забастовка и сабо. На этом стояли старый революционный синдикализм и анархизм. Сама революционная рабочая организация, нацеленная на бескомпромиссное противостояние заводскому начальству — это восстание. Но именно восстание, а не сидение в судах…
Вероятно, характер анархизма лучше всего понимал Бакунин. Для Бакунина анархизм — это самоорганизованное восстание, постоянно раздвигающее горизонт возможного. Если в восстании слаб элемент самоорганизации, значит задача анархистов в том, чтобы его развивать (словом и делом, агитацией и примером). Современный анархизм утратил это понимание.
1. См http://shraibman.livejournal.com/333542.html
2. См.
http://shraibman.livejournal.com/339600.html