Мы живем в капиталистическом, неолиберальном и дезинформированном мире. И, конечно же, высшее образование, как и другие сферы жизни, не может быть оставлено в стороне от происходящего.
Многие могли уже слышать о «Лиссабонской стратегии» — проекте Европейского Совета ЕС, который родился под знаком экономической конкуренции на мировых рынках, где США выступают, как главный соперник процветающей европейской экономики, побуждая ее идти на отказ от регулирования рынка рабочей силы (уменьшение и смягчение норм и прав работников), на исследование и развитие новых технологий, на либерализацию (приватизацию) общественных служб ((куда включается и образование).
Эти общественные службы (сосредоточим свое внимание на высшем образовании) могут финансироваться за счет государственных или частных фондов, но, в соответствии с «Пактом о стабильности и росте», но государственные капиталовложения сдерживаются, так как — в контексте экономики «свободного» рынка — их считают нарушающими правила свободы конкуренции. Зато частные капиталовложения желанны, и им не чинят никаких препятствий. Таким образом, в высшее образование внедряется хозяйственная логика предприятий, основанная на критериях производительности и прибыли. Это превращает его в объект купли — продажи, а нас, студентов, делает клиентами, плательщиками, которые должны сделать образование рентабельным, покупая его за деньги.
Не будем забывать, что агентства по качеству образования, как национальные (ANECA), так и на европейском уровне (ENQA), продвигают его конкурентное финансирование, составляя список вузов от «самых лучших» до «самых худших», причем, в зависимости от качества образовательного центра, за учебу в нем придется платить, соответственно, больше или меньше. Здесь вступает в действие принцип эффективности: как вузы, так и учащиеся предпочитают более рентабельные курсы, которые принесут больше денег (университеты — благодаря вложениям со стороны фирм, учащиеся — благодаря полученному диплому) и обеспечат устойчивое будущее на рынке труда (а не по личным мотивам и желаниям), отодвигая в стороны менее «привлекательные» (философию, филологию и т.д.).
Курсы обучения делятся на две ступени: бакалавриат и получение степени (разделенное, в свою очередь, на магистратуру и аспирантуру). На первой ступени приобретается ограниченный набор знаний, и оттуда путь — прямо на рынок труда. Действительную квалификацию предоставят магистратура и аспирантура, но обучение в них будет стоить столько, что оно окажется недоступным для многих слоев общества, что приведет к образованию элиты. Единственное, что останется — это добиваться стипендии, но не нынешней, по существу, безвозмездной, а такой, которая станет даваться взаймы, с последующим возвратом из будущих заработков. И это еще один стимул для того, чтобы идти на более «полезные» курсы.
То же самое происходит и в сфере исследовательской работы, которая (хотя и оговоркой, что университет должен служить обществу) на самом деле оказывается на службе у частных фирм (которые финансируют образование и в будущем предоставят нам работу), отодвигая на задний план другие общественные нужды. Таким образом, фирмы будут заказывать проведение исследований университетскими магистрами и докторами, что, по сути, является присвоением общественного потенциала: ведь им предоставляется вузовское оборудование и даровые стипендиаты (вместо исследователей, которым надо платить) для их коммерческих целей. К примеру, в Мадридском университете им. Карла III уже сейчас имеется кафедра нефтегазовой компании «Репсоль».
Наконец, следует отметить практически нулевое участие университетского сообщества (и всего общества в целом) в этих реформах, главным образом, по причине гигантской дезинформации (прежде всего, учащихся, больше всего страдающих от этого) со стороны властей. Если решать будем не мы, студенты, то КТО?
«Либертарная молодежь»
Кадис (Испания)