Ностальгические левые — такое условное обозначение я начал использовать для тех левых, которые отвечают на крах старой левой сожалением об идеализированных старых добрых временах. И, что ещё более странно, возлагают вину за этот крах на то, что они рассматривают как угрожающие нововведения, вроде интерсекциональности. Они считают такую «новомодную чепуху» ответственной за текущую неспособность левых найти отклик среди широких масс.
Ностальгические левые мечтают о простых временах, «старых добрых деньках». Времени, когда кучность огромного числа рабочих на шахтах и фабриках делала процесс классовой самоидентификации простым, более того, на их взгляд, автоматическим. Времени, когда рабочие и капиталисты выглядели по-разному, но, как они себе это представляют, эти рабочие не были дифференцированы по признаку пола или расы. То есть сложности того, что они называют «политикой идентичностей» были несущественны, терялись среди однородного пролетариата. Времени, когда интеллектуальное руководство «партии» могло вести однородную массу рабочих к заключительной битве с начальством.
Это были чудесные доинтернетовские времена, когда левые интеллектуалы могли писать не опасаясь того, что участники движений, о которых они пишут, ответят им и оспорят их право представлять их. Времена, когда комментаторы, которых могли услышать, были спокойными, благоразумными и вежливыми. Те, кому было дозволено общаться с массами, сперва проходили через процесс, в результате которого их лишали молота непосредственного ненаправленного гнева и заменяли его кинжалом интеллектуальных оскорблений, выраженных в корректных политических терминах, чтобы оставлять рану, которая была бы глубокой, но в тоже время невидимой зрителям. Ужасное зрелище раздробленного черепа не для них, только лишь упавшее тело и струйка крови. Право на донесение до широкой аудитории письменных работ, которое нужно было для публикаций в партийной прессе, академических журналах или в колонках редакционных комментариев центральных газет не давалось даром, в отличии от неконтролируемой блогосферы или, того хуже, сегодняшних «твиттерати»(популярных пользователей Twitter).
Это были дне, когда лидеры массовых движений могли работать в условиях, когда их проблематичное «личное поведение» не подвергалось критике, потому что все знали, что главное — хорошее движение, а немногим несогласным отказывали в праве голоса. В конце концов, Гэрри Хили(британский троцкист, со-основатель международного комитета за 4-ый интернационал), вообще не должен был бояться «тёмной стороны интернета», только скопившееся огромное число обвинений в изнасилованиях, в конечном счёте, сгубило его.
Ностальгические левые — часто нео-социал-демократы, и, по этой причине, они рассматривают голос подчинённых, который они имеют сегодня, как трудность, которая сдерживает возможности для социал-демократии. Более честным было бы видеть причину конца этого проекта в идеологическом триумфе неолиберализма и триумфе техники, который позволил провести капиталистическую глобализацию. Даже в империалистических центрах социал-демократия на национальном уровне сегодня кажется почти невозможной. Обвинять вместо этого некоторых людей, которые пишут гневные грубые сообщения в Twitter о людях которых ностальгические левые предпочли бы рассматривать как не непререкаемых, кажется по меньшей мере, странным. Но это показывает ещё одну сторону ностальгических левых, острую тоску по тем временам, когда только те, кто находится наверху массовых партий могли высказываться критически о других и быть услышанными. Остальным оставалась лишь выбирать стороны в таких спорах и выкрикивать одобрения выбранной стороне, чтобы победить.
Ностальгическими левыми могут также быть революционные марксисты, которые мечтают о днях, когда воззвания к партийной дисциплине позволяли заглушить внутренние расхождения. Они забыли о криках «дисциплина, дисциплина», которые заглушали советские танки, когда те входили в Венгрию в 56-м. Или, иногда, это могут быть анархисты, мечтающие о синдикалистских профсоюзах мускулистых белых парней, держащих инструменты, забывающие о том, что Мухерес Либрес появились по причине мачизма в CNT.
Что объединяет эти фрагменты вместе, так это частые иронические замечания в отношении современных движений, против голосов многих, которые теперь слышны. Подобно ностальгическим движениям правых, у них нет серьёзной программы, изменение, в конце концов, произошло. Желание вернуться к левым ценностям Викторианской Эпохи, когда бородатые мужчины вели полемику на страницах брошюр, служит лишь тормозом развития движений, которые могли бы изменить мир к лучшему.
Ностальгические левые так быстро забыли о том, что в 20-м веке левые утопали в крови, когда непререкаемые вожди пробивались наверх, становились параноидальными психопатами у власти, убивавшими бывших товарищей десятками тысяч. Как и в случае любой ностальгии, плохие моменты из прошлого забываются в стремлении к простым временам.
В трудные времена бывает очень легко мечтать о воображаемых простых днях детства, этих ложных воспоминаниях о бесконечном лете и беспечной жизни. Но чтобы изменить мир «такой, какой он сейчас», нам нужно стремиться нести в себе будущее, а не прошлое. Ностальгия может быть знакомым предметом, дающим чувство безопасности, но также может быть и повязкой на глаза от палача.
Эндрю Флад
Оригинал (английский): The Nostalgic Left
Перевод: Коллектив МПСТ