История распада
Путин это не только Ельцин сегодня, но и Брежнев сегодня. А также Николай второй. Со свержения последнего началась революция, приведшая кроме прочего к распаду Российской империи. После смерти Брежнева начались сперва неудачные андроповские попытки, а затем горбачевская перестройка, приведшая кроме прочего к распаду СССР. После смерти или свержения Путина вполне возможен распад России. При этом Николай и Брежнев противились любым переменам, что с одной стороны оттягивало распад, зато с другой – делало его еще более неизбежным. То же относится и к Путину с современной Россией. Добавим, что при всех троих страна оказалась втянута в заведомо неудачную войну, что так же способствовало (или в последнем случае будет способствовать) распаду. Учитывая, что СССР – наследник Российской Империи, а Россия – наследница СССР, можно говорить о трех этапах распада одной страны. Два из них уже произошли. Третий с большой, нет, с огромной вероятностью произойдет в обозримом будущем.
Распад страны начался с Польши. И до этого империя теряла территории, иногда возвращала их, как юг Бессарабии, иногда теряла навсегда, как Аляску, но не распадалась, а лишь чуть сокращалась в размерах, со временем снова расширяясь, когда за счет возвращения потерянных территорий, когда за счет завоевания новых. Принципиальное отличие Польши от Аляски или Сахалина в том, что она не была завоевана другим государством, а отделилась, стала самостоятельной.
Отделилась не только Польша. Но Финляндия или Эстония никогда раньше не были независимыми государствами и, что весьма важно, не пытались ими стать. Поэтому, их отделение хотя и выглядело более странным, но и было менее заметно: ну отделилась какая-то чухна; можно было сказать, что, мол, Россия их сиволапых научила уму разуму и теперь отпускает в свободное плаванье, или, что это Антанта отвоевала кусок России и создала там марионеточные образования. Или что эти земли просто особо никому не нужны, вот их жителям и разрешили отделиться. Конечно, все эти отговорки были слабы, не случайно СССР завоевал Прибалтику и пытался завоевать Финляндию, да и оттяпал-таки у нее кусок, оставив за собой, по крайней мере, последнее слово. И все же, как бы то ни было, отделение бывшей части Швеции не было так заметно, как отделение Польши, которая со дня своего раздела только и делала, что пыталась обрести независимость и, наконец, обрела. Про нее нельзя было сказать, что ее отпустили, потому что держать не хотели – ее держали изо всех сил двести с лишним лет и, наконец, не удержали. И если Прибалтика после второй Мировой так и осталась в СССР, то Польша осталась самостоятельной. Правда, зависимой, входившей и в СЭВ, и в Варшавский блок. И в конце 70-х Советская армия хоть и не устроила штурм Варшавы, но именно угроза такого штурма удерживала «Солидарность» от попытки захвата власти вплоть до того момента, когда захватить ее для «Солидарности» уже стало невозможным, и когда захватил ее Ярузельский, компромиссная фигура – и советский ставленник, и все-таки поляк, а не гражданин СССР. Иными словами, СССР частично вернул себе Польшу. И лишь с распадом Варшавского блока она снова стала независимой страной.
Похожую ситуацию мы видим с Украиной. После распада Российской Империи она отделяется, но затем завоевывается и становится частью СССР. Правда, одной из наиболее привилегированных. Она даже имеет самостоятельное членство в ООН. Затем, после распада СССР она становится самостоятельным государством. Самостоятельным, но зависимым, хотя зависимость эта формально все менее заметна, и все же зависимым от России. Теперь она избавляется от этой зависимости и получает войну. Которая все равно не удержит Украину в зависимости от России. Стало быть, Украина идет по уже проторенной Польшей дорожке. И все же она торит ее еще глубже. Отделение Украины это уже принципиально новый шаг в распаде империи.
Поляки, не говоря уже о финнах, эстонцах или даже молдаванах, это все-таки представители другого народа. У них другой язык, другая культура, другая история. Другая религия, наконец, они – католики. И, что самое важное, все это признается не только на уровне политических заявлений, но и на уровне общественного мнения россиян. Никто из великороссов не скажет, что поляки – это те же русские, просто по иронии судьбы надолго отделившиеся от своих собратьев. И даже про то, что поляки – братья-славяне, вспомнит далеко не каждый. Украинцев и белорусов мало кто из великороссов считает самостоятельными народами. Считают русскими испорченными польским владычеством, или, на худой конец, «братскими народами». Не случайно украинскую революцию изображают заговором «западенцев». Западные украинцы в сознании российского обывателя это какая-то особая нация, у нее другой язык (это чушь, но так искренне думает большинство великороссов), другая религия (униатство), они воевали за Гитлера, война с ними – это что-то нормальное, по крайней мере, в той степени, в какой вообще можно считать войну чем-то нормальным. А вот война с «нормальными украинцами» это война с братским народом это что-то сродни драки между правой и левой рукой. Этого не может быть, потому что этого не может быть. Однако события имеют свою логику. И чем дальше, тем больше жители России убеждаются в том, что война идет не с «западенцами», а просто с украинцами. Значит с украинцами воевать можно. А стало быть, и с белорусами, если что. Второй шаг сделан.
Третьим шагом будет война между русскими и русскими. Между русскими-европейцами и сибиряками или дальневосточниками. Между русским Поволжьем и русским Уралом. Между разными областями России. И если отделение Польши можно считать символом распада Российской Империи, а отделение Украины – символом распада СССР, то это будет уже распад России. Отделение какого именно региона станет символом этого распада, покажет будущее. Может быть, Сибирь, Может, Урал, может, такого символа вообще не будет. Какая разница. Символа не будет, а распад будет. И это – куда важнее. Бесполезно говорить, что нет слова «жопа» если задница есть у каждого здорового человека.
Что будет и как быть
Распад России по областям это, как не странно, еще не худший вариант – куда страшней, если начнется, вернее, продолжится (он уже начался с Чечни) ее распад по национальному признаку. Война между Московской и Рязанской областями менее страшна, чем война между Россией и Татарстаном уже хотя бы тем, что в первом случае не будет этнических чисток. Ни одна собака не сможет сказать, чем отличается житель Московии от жителя Рязанщины, кроме самосознания, которое ни у кого на лбу не написано. Даже серба от хорвата можно отличить по тому, в какую церковь он ходит, тут же и этого нельзя сделать. И как отличить русского-сибиряка от русского-несибиряка, если предки последних все пришли из европейской России?
Распад империи похож на грипп – не так страшен он, как его возможные последствия. Все помнят, что было после распада Югославии. А вот в Канаде, или Австралии ничего подобного не было. Правда, Австралия и Канада – формально до сих пор английские доминионы. Но это формально. Да и в Ирландии после ее отделения никто англичан вроде бы не резал. Хотя ирландцы на всю Европу известны как драчуны («Увидел ирландец драку и говорит: «Джентельмены, это приватная драка или я могу присоединиться?»»). И после отделения латиноамериканских стран от Испании, войны между ними были (чего стоит одна судьба Парагвая), но не везде. И потомки испанцев, живущие в Мехико, не воюют с ацтеками. Потому что и те, и другие считают себя мексиканцами, то есть жителями Мексики, а не Испании или Ацтекии.
То, что творится счас в Амазонии или Бенгалии, где охотников или крестьян сгоняют с земли, чтобы проложить по ней магистрали или добывать из нее ископаемые, связано не м распадом империй, а с развитием капитализма, который не может существовать без грабежа докапиталистического общества, также как не может существовать без выкачивания прибавочной стоимости. Более того, по мере истощения докапиталистической периферии, подобные безобразия все больше усиливаются в регионах центра – вспомним, хотя бы «точечную застройку в Москве или в городах Западной Европы. Прямой грабеж – явление отвратительное, однако бороться с ним можно только борясь против капитализма, а не против распада империи, как, впрочем, и не за него.
Страна, разделенная на регионы сохраняет память о своей общности. Латинская Америка и Магриб, остаются Латинской Америкой и Магрибом. Такую страну можно со временем объединить. Не формально, так фактически. В конце концов, дело ведь не во флагах и гербах. Лучше пусть у каждой области будет свой герб и флаг, но при этом можно будет проходить границы, даже не замечая этого, и в другой стране чувствовать себя как дома, лучше пусть будет так, чем будет одна страна, но при этом в каждой области жителю другой придется прятаться и от уличных бойцов с «понаехавшими» и от полицейских, требующих мзду. В Москве жителя Дагестана или Якутии могут сцапать за одну только «неславянскую внешность», при том, что и Дагестан, и Якутия, и Москва – субъекты одного государства. Я почему-то подозреваю, что и москвичу в Дагестане не слишком уютно. Правда, москвичей нигде не любят. Но у жителя Махачкалы вполне могут возникнуть проблемы в Казани, а у казанца – в Махачкале, потому как и тот и другой окажутся неместными. А вот житель США может спокойно и уверенно чувствовать себя в Канаде, хотя последняя частью США не является. Даже формально. США вовсе не является раем на земле, и даже «лучшим адом», у нее куча своих недостатков, равно, как и у Канады, но то, что канадские полицейские не выискивают граждан с техасской внешностью – это бесспорно достоинство.
А потому, в случае распада России, который, очень-очень вероятен, бороться надо будет прежде всего не с самим распадом, а с разделением по языковым, расовым, или религиозным признакам. Да и, если распада не будет – тоже. Говорят, бороться надо не с симптомами, а с болезнью. Но только что упомянутое разделение по принципу ксенофобии, это именно болезнь, а не симптом. Россия больна ей уже счас. Но если чего доброго, страна еще и распадется, то эта болезнь может вылезти наружу. И тогда все нахлебаются. Как в бывшей Югославии. Стоит повторить – не так страшен сам распад, как его возможные последствия. Которые, кстати, могут начаться и до распада. В Африке нерушимость границ привела не к предотвращению этнических и религиозных конфликтов, а к их разрастанию. Жители разных племен оказались в положении жителей ранних коммуналок, которых насильно свели вместе и которым друг от друга никуда не деться. И тоже начали между собой разборки, только уже не кулаками и скалками, а вполне современным оружием. Жертвы этих конфликтов исчисляются миллионами, просто в «белом» мире о них не знают. Кому какое дело до каких-то негров! Но, как отмечают социологи, менталитет россиян во многом схож с менталитетом именно африканцев. Да и Россия находится в соответствующем положении. Так что нам стоит прежде всего озаботиться тем, чтобы никто не начал выяснить, кто здесь хутту, а кто – тутси. Чтобы не было ни Карабаха, ни Сумгаита.