Нас, сторонников безгосударственного коммунистического общества, являющихся принципиальными противниками профсоюзов, всевозможные пособники профсоюзной бюрократии очень часто обвиняют в сектантстве и догматизме. По логике обвинителей, наша оппозиция их профсоюзной возне якобы вытекает из нашего стремления сохранить в чистом виде правильность теории, тогда как они, сопереживая всей душой «простым людям», рвутся помочь «реальной борьбе простых живых людей за достойную жизнь», и исключительно ради помощи простым людям плетут сложные интриги в бюрократических профсоюзных аппаратах.
На самом деле, если мы являемся противниками профсоюзов и интриг в них, так это не потому, что мы будто бы хотим сохранить чистоту теории путем изоляции от действительности, а потому, что действительность убеждает нас на каждом шагу, что в условиях современного капитализма профсоюзы могут только предавать и продавать реальную борьбу пролетариев, что профсоюзная деятельность как путь к освобождению пролетарского класса в условиях современного капитализма в лучшем случае, невозможна, в худшее случае, вредна, так как вселяет в пролетарские массы заведомо неисполнимые иллюзии и развращает пролетарских активистов, содействует их превращению в прислужников буржуазии.
Начнем с азов. Профсоюз по своей природе есть реформистская организация, борющаяся за улучшение положения рабочего класса в рамках капитализма. Отсюда следует, что успешность профсоюзной борьбы даже в этих скромных рамках возможна лишь в условиях прогрессивного капитализма, когда буржуазия готова поделиться с рабочими массами плодами капиталистического прогресса, дабы эти массы с тем большим энтузиазмом выращивали для господ буржуа плоды куда более сочные.
Современный капитализм — в мире вообще, в СНГ в особенности — находится в стадии кризиса, упадка и деградации. При современной чудовищной изношенности оборудования на российских предприятиях, при нежелании и невозможности для русской буржуазии осуществить модернизацию производства ряда отраслей единственно возможный способ для нее получать прибыли заключается в сверхэксплуатации рабочего класса. Делиться с ним, идти ему на уступки под воздействием профсоюзной борьбы русская буржуазия просто не может в силу объективных причин — в силу упадочного характера современного российского капитализма. Примеры, когда профсоюзная борьба в современной России имела эффективный характер, относятся к очень специфическим отраслям производства (докеры, авиадиспетчеры и т.п.), в которых занята весьма незначительная часть рабочего класса современной России.
Невозможность профсоюзной борьбы для подавляющего большинства рабочего класса России имеет еще одну причину. Русская буржуазия не способна идти на уступки своим наемным рабам не только объективно, но и субъективно. В самом деле, каковы два главных источника происхождения современной русской буржуазии? Это сталинский государственный аппарат и мафия. Ни тот, ни другой институт не были школой социального компромисса, а между тем правящий класс России по сей день представляет собой единую в трех лицах троицу чиновника, бандита и бизнесмена. О какой такой профсоюзной стачке может идти речь в городке, где «все схвачено» данной троицей? Правящий класс России даже внутри себя привык решать дела посредством прямого насилия, с какой стати он будет вести себя по отношению к своим рабам по-другому? Идти по пути наивного профсоюзничества означает в данных условиях просто подставлять рабочих активистов под террор правящего класса, под террор, к которому они будут абсолютно не готовы ни физически, ни психологически.
Значительную и весьма важную часть современного российского пролетариата составляют рабочие-мигранты. Какую такую борьбу в рамках профсоюзов они могут вести, когда профсоюзы ограничивают свою деятельность рамками законов, а для законов рабочих-мигрантов не существует вообще?
При нынешних порядках и при нынешних законах в России, при антизабастовочном законодательстве, при тесной срощенности буржуазии, мафии и спецслужб профсоюзная реформистская борьба в России просто невозможно. Нынешний спад забастовочного движения в России после его подъема лета 2007-весны 2008гг. объясняется как раз тем обстоятельством, что рабочие почувствовали это по реакции властей на забастовку на «Форде» и на стачку железнодорожников, а к другим формам и методам борьбы рабочие пока в большинстве своем не готовы.
Вот что с горечью душевной пишет о рабочей борьбе в современной России в своем «Кратком информационном обзоре протестной и забастовочной активности в России в первом полугодии 2008 г.» эксперт реформистского ИКД П.В. Бизюков:
«Преобладают стихийные акции, роль профсоюзов, чаще всего, сводится к координации действий, возникающих стихийно. Организованные коллективные трудовые споры встречаются редко. Стихийные конфликты чаще приводят к положительным результатам, чем организованные коллективные споры…
Большинство зафиксированных акций проходят в форме несанкционированных акций — остановок работы, голодовок, стихийных акций. Забастовок, которые проходят в форме организованных трудовых споров немного. Кроме того, как показывает опыт предыдущих лет, суды часто не признают законными забастовки, даже если они начались как официальные коллективные трудовые споры. Незаконная забастовка московских железнодорожников, которые пытались начать коллективный трудовой спор в прошлом году, привел их к пониманию необходимости проводить необъявленные акции, которые нельзя предотвратить и проигнорировать. Именно такой способ становится наиболее эффективным средством привлечения работодателя к диалогу, и привлечения внимания властей.
Такая практика свидетельствует о неработоспособности закона, так как в стране, при высокой степени неурегулированности трудовых отношений, достаточно высокой конфликтности, практически нет законных забастовок.
Роль профсоюзов в трудовых конфликтах, судя по всему, невелика. В лучшем случае, профсоюз «сопровождает» забастовщиков, т.е. организуем им консультации, помощь, посредничество. Сами профсоюзы очень редко могут организовать законную забастовку в рамках коллективного трудового спора. Поэтому работники начинают действовать до того, как профсоюз сможет развернуть сложную процедуру подготовки к забастовке. Профсоюз не может ни присоединиться, ни возглавить такую акцию, так как он, в этом случае несет ответственность за организацию забастовки. Подобную ситуацию можно оценить следующим образом: нынешнее законодательство, за счет сложной процедуры не предохраняет экономику от безответственных [!!!] забастовок. До определенного уровня напряженности такой закон просто гасит забастовки, а потом, когда «градус кипения» поднимается выше критической отметки, закон не позволяет трудовым конфликтам протекать в законной форме, отталкивая профсоюзы и провоцируя стихийные акции…
Ситуация с забастовками постепенно выходит из-под контроля. Способность закона «гасить» забастовки, видимо, исчерпана. Есть много причин, усиливающих социальную напряженность в сфере социально-трудовых отношений. Возникающие там противоречия не разрешаются в открытой и законной форме, а накапливаются, и взрываются в виде стихийных акций. При росте числа стихийных конфликтов ситуация будет усугубляться. Жесткое подавление акций протеста работников приведет к росту возмущения и катализирует протесты, то же самое произойдет, если санкций не будет, и станет понятно, что нарушение жесткой процедуры можно осуществлять безнаказанно…
Другой тревожной тенденцией стало появление такой причины, как невыплаты зарплаты. Это свидетельствует о высокой степени неурегулированности трудовых отношений на некоторых предприятиях. Причем, на некоторых предприятиях, где возникли задержки зарплат, есть профсоюз, который не смог, или не имел возможности урегулировать эту проблему.
Все это создает неблагоприятный фон для развития трудовых отношений в стране. Рост стихийных акций и возвращение неплатежей напоминает ситуацию второй половины 1990-х годов, которые вылились в массовое забастовочное движение и «рельсовые войны…»".
Однако, как показал пример всплеска рабочей борьбы 1998-1999г., стихийный пролетарский протест абсолютно недостаточен, чтобы положить конец бедствиям пролетариев и обеспечить им «достойную жизнь». Такая достойная жизнь вообще невозможна до тех пор, пока они остаются пролетариями, наемными рабами. Достойную жизнь, человеческое достоинство пролетарии могут завоевать, лишь перестав быть пролетариями, лишь свергнув капитализм. Свергнуть капитализм невозможно, ограничиваясь экономической борьбой за заработную плату, свержение капитализма подразумевает революционную борьбу за уничтожение системы наемного рабства.
Вопреки распространенному у наших троцкистов мифу (воскрешающему миф старых «экономистов» и меньшевиков), революционное сознание и революционная борьба не являются дальнейшим развитием профсоюзного сознания и экономической борьбы, они возникают из другого источника и лежат в другой плоскости, чем эти последние.
Экономическая борьба, представляющая собой борьбу за выживание в условиях капитализма, сама по себе неспособна объединить весь класс пролетариев в революционную силу. С одной стороны, такая борьба может способствовать объединения рабочих одного предприятия или даже целой отрасли против бизнеса. С другой стороны, каждое предприятие или каждая отрасль борются сами за себя, а других рабочие рассматриваются им как конкуренты или чужаки.
Борьбу за выживание изо дня в день ведут все пролетарии, не думая при этом в большинстве случаев ни о каких забастовках и профсоюзах, а равным образом не думая ни о какой классовой солидарности. Рабочий Иванов, получивший более выгодную работу за счет рабочего Петрова, ведет индивидуальную экономическую борьбу, причем судьба потерпевшего поражение в этой борьбе Петрова его, по общему правилу, не волнует. Если в экономической борьбе за выживание объединяются рабочие целых предприятий и даже отраслей, и если она принимает профсоюзный и даже стачечный характер, она не перестает при этом сама по себе находиться в рамках капитализма. Взятая сама по себе, экономическая борьба рабочих отдельных категорий не создает солидарность всего угнетенного класса, она может не объединять, а разделять рабочих, замыкать их в профессиональной изолированности, решать проблемы одних групп рабочих за счет других (забастовки работников общественного транспорта выходят боком остальным пролетариям, вынужденным этим транспортом пользоваться; забастовки учителей создают головную боль пролетариям, чьи дети ходят школу; забастовки 90-х годов обыкновенно кончались тем, что власти перебрасывали бастующей категории работников часть требуемых ими денег, но деньги эти брались не из прибылей буржуазии, а из средств, предназначавшихся другим группам работников).
Если при всем при том забастовочная борьба является школой коммунизма, то это потому — и только потому — что в ней пролетарии бросают вызов казавшимся всемогущими капиталу и государству, в борьбе утверждают свое человеческое достоинство, в борьбе учатся не бояться, думать, действовать и организовываться. Только поэтому и только так экономическая забастовка рабочих может стать школой коммунизма, только поэтому она может вести к развитию классовой солидарности. С точки зрения непосредственных экономических интересов, шахтеру нет дела до учителя, а учителю — до машиниста, но если кто-то из них покажет пример борьбы и сопротивления, это докажет другим группам работников, что борьба и сопротивление возможны и пробудит у них чувство солидарности.
Чтобы быть школой коммунизма, забастовка должна осуществляться под контролем общего собрания забастовщиков. Именно оно должно принимать все ключевые решения. Забастовка, судьбу которой решают профсоюзные чинуши за спиной рабочего класса, такая забастовка оставляет пролетарские массы пассивными марионетками в руках господ и начальников и не развивает, а гасит развитие сознательности и инициативы угнетенного класса.
Одна из проблем наших троцкистов и прочих прислужников профсоюзов состоит в том, что они в упор не понимают тех самых «простых людей», борьбе за «достойную жизнь» которых они вздумали помогать. Троцкисты считают себя революционными социалистами, но боятся выступать в таком качестве перед угнетенными массами, которые, как известно, по простоте своей не поймут таких сложных вещей и могут быть вовлечены в революцию лишь сложной тактикой, лишь против своей воли. В итоге взаимодействие троцкистов и рабочих происходит так: Некие троцкисты пришли в начавший стачку рабочий профсоюз и выразили готовность оказать ему всякое содействие (для простоты картины берем случай, что профсоюз возглавляется не продавшимися буржуазии чинушами, а искренними рабочими активистами). Современные рабочие активисты, как и современные рабочие вообще, воспитаны условиями современного капитализма, приучающими любого и всякого, что все живут по принципу: каждый за себя. Поэтому рабочие активисты в упор не понимают, с какой стати вызвались помогать нам люди, которые видят нас в первый раз в жизни и которые, судя по всему, не имеют никакого отношения ни к нашему предприятию, ни к рабочему классу вообще (как известно, отыскать среди наших троцкистов кадрового рабочего лишь немногим легче, чем совершить мировую революцию). Не без оснований они предполагают за непрошеными доброхотами некие тайные виды. Помощь (тем паче бесплатную!), они, однако же, с готовностью принимают, ибо теми же условиями жизни при капитализме приучены к тому, что всякая дрянь в дело сгодится. Дальше отношения между двумя сторонами развиваются в зависимости от ситуации, но обыкновенно, рабочие активисты, став профсоюзными вождиками и исчерпав надобность в бесплатной помощи, вежливо или невежливо раскланиваются со своими бесплатными помощниками.
«Работа с профсоюзами», которую вели различные мелкие левые группы, в реальности была бесплатной работой этих левых групп на мелкое профсоюзное начальство, — и по-другому быть не может. Скрывая свои взгляды и намерения (в прямом противоречии с «Коммунистическим манифестом»!), считая себя революционными социалистами и пытаясь действовать как профсоюзники, троцкисты не могли быть революционными социалистами и, для полного своего счастья, в конце концов обнаруживали, что их польза для профсоюзов немногим превышает пользу пятой ноги для собаки.
Рабочие просто не понимают непрошеных благодетелей, вызвавшихся помогать их экономической борьбе. Их отношения с такими благодетелями всегда остаются отношениями чужих с чужими. Вся идея, что подходы к рабочему классу нужно искать через его непосредственные экономические интересы, основана на ложной предпосылке, т.к. вся действительность современного упадочного капитализма учит рабочих тому правилу, что в сфере экономических интересов царит принцип «каждый за себя». Кто недоволен своими экономическими условиями, может попытаться найти себе другую работу или, в крайнем случае, вместе со своими товарищами на предприятии начать забастовку. Ни для того, ни для другого не нужна ни революция, ни революционеры.
Однако та же действительность современного упадочного капитализма учит рабочие массы, что, выбиваясь из сил в каждодневной изнурительной борьбе за существование, они все равно обречены в этой борьбе на поражение. Любые прибавки к зарплате съедает инфляция, законы, суды и правители стоят на защите интересов богачей и начальников, все индивидуальные и групповые усилия приводят в тупик, что порождает чувство омерзительной безысходности.
Именно это чувство может дать толчок к возникновению революционного сознания. Весь современный капиталистический строй враждебен обездоленным массам, играя по его правилам, стараясь выжить в нем, приспосабливаясь к нему, ты обречен. Достойно жить ты сможешь, лишь сделав обреченным этот строй, лишь уничтожив его. Именно это мы и должны говорить пролетарским массам — не как благодетели, вздумавшие осчастливить «простых людей», а как пролетарии — пролетариям, как те, кто первыми понял то, что с нашей помощью вслед за нами поймет весь наш класс.
Современный капитализм отказался от системы классового компромисса, преобладавшей в мире в 1870-1970-е годы. Мировой пролетариат вообще и российский пролетариат в особенности отброшен на 140 лет назад. Из этого факта и следует исходить при всех планах на будущее, иначе они будут чистой маниловщиной.
Современная Россия представляет собой реставрацию старорежимных самодержавных порядков царской России. Для рабочего класса это означает нищенскую зарплату, чудовищную эксплуатацию, политическое бесправие, полное бессилие перед первым встречным исправником и городовым, неинтегрированность в политическую систему, короче говоря, означает классовую сегрегацию и классовый расизм. В советских букварях печатались стихи, объяснявшие детям условия жизни рабочего класса в царской России:
…А если станет невтерпеж,
В сердцах сожмешь кулак,
Прибавки требовать пойдешь,
Поднимешь красный флаг,-
Жандармы схватят, изобьют,
Узнаешь, где острог,
И как колодники поют,
Когда их путь далек.
Если в полном объеме все это происходит сейчас сравнительно редко, то не по доброте душевной власть предержащих, но единственно потому, что пролетарии пока что не только не поднимают красный флаг, но даже и редко требуют прибавки. Но так скромно ведут они себя в том числе и по той причине, что повседневная действительность доказывает им, что жандармов и острогов для них заранее наготовили про запас — и в избытке…
Пролетарии современной России отброшены на 140 лет назад не только по объективному положению, но и по субъективному самосознанию. Говоря новомодным штилем, у них утеряна классовая идентичность, иными словами, осознание себя в первую очередь классом пролетариев, противостоящим классу буржуазии. Первичное психологическое деление мира состоит в делении его на «мы» и противостоящих этому «мы» «они». В начале 20 века пролетарии России относили себя к «пролетариям», противостоящим «помещикам и капиталистам», сколько пролетариев современной России осознают себя в первую очередь пролетариями, а не «русскими», противостоящими «чуркам и америкосам» и не к семье Ивановых, противостоящей соседям по лестничной площадке — семье Петровых?
Класс пролетариев как экономическая категория, как совокупность наемных рабов капитала создается самим капитализмом. Но классовую борьбу ведут не экономические категории. Класс пролетариев как политическая сила, как человеческая общность, объединенная общими интересами и общими идеалами и противостоящая классу угнетателей, может быть создан только сознательными действиями людей, их борьбой и самопожертвование. Таким созданием пролетариата и придется нам заниматься. Это скромная задача в сравнении с любимыми среди части троцкистов иллюзиями о близости революции, но на эту скромную задачу пойдет много сил и много жертв, и, не решив ее, ни о чем дальнейшем не может быть и речи…
Не пролетариат выбирает условия для борьбы, но бороться он может, лишь адекватно осознав эти условия. Не пролетарии выбрали слом «социального государства» и возврат к капитализму 19 века, но бороться им предстоит именно в условиях такого капитализма. Будучи отброшены к ситуации царской России, пролетарии волей-неволей будут в формах и способах своей борьбы воспроизводить формы и методы рабочей борьбы и рабочей организации царской России и подобных ей обществ. Учиться им волей-неволей придется не на опыте профсоюзной бюрократии эпохи классового компромисса, но на победах и поражениях Южнорусского и Северного рабочих союзов царской России, Польской социально-революционной партии «Пролетариат», Рабочей федерации Аргентинского региона (ФОРА) и других революционных пролетарских организаций, боровшихся в эпоху классовой сегрегации.
Все такие организации действовали в условиях жесткого буржуазного режима. Все они соединяли борьбу за экономические интересы рабочего класса с борьбой за социальную революцию. Все они вели борьбу посредством прямого классового действия, формы и методы которого зависели от конкретной ситуации.
То, что стоящая впереди борьба трудна необыкновенно, это само собой понятно. Но не мы выбираем условия классовой борьбы, их навязывает пролетариату его классовый враг… Русские революционеры начала 1870-х годов тоже знали, что начинают необыкновенно трудное дело, на котором, быть может, придется лечь костьми двум поколениям. Им не на кого было опереться, кроме как на самих себя — и на многомиллионный обездоленный трудовой народ, застрельщиками борьбы которого они были. Они не шли в подручные профсоюзной бюрократии — каковой и не было тогда, и не пытались помочь «простым людям» через всевозможные земства. В своей пропаганде в народе они прямо и честно призывали к социальной революции, а не к штопанью Тришкина кафтана самодержавия и капитализма. Своей многолетней мученической работой они сумели объяснить народу, что причина всех бедствий и всей неправды состоит именно в господстве самодержавия и капитализма. Итогом их работы стала Великая революция 1917г…