На вопрос о том, что такое Донбасс – украинская Вандея или новый очаг революции, я отвечаю: «Надеюсь, и то, и другое».
Прежде всего, что такое Вандея? В прямом смысле слова это французская провинция, в которой во время Великой Французской революции народное недовольство центральной властью (кстати говоря, вполне справедливое) привело к восстанию, которое затем в своих целях использовали контрреволюционеры и интервенты. Если говорить о Ванде в переносном смысле, то логично называть так любую провинцию, в которой справедливое народное недовольство центральной властью привело к восстанию, которое затем в своих целях использовали контрреволюционеры и интервенты. Под это определение современный Донбасс подходит идеально. Следовательно, Вандеей он уже стал, и этого уже не отменишь. Но значит ли это, что он не может теперь стать очагом новой революции? Вовсе нет. Можно привести много случаев, когда контрреволюционный район превращался в революционный, причем революционерами там становились вчерашние контрреволюционеры. К примеру в 1918 сибирские мужики поддержали Колчака, а уже через год уходили в партизаны и поднимали восстания.
Прежде всего, что такое Вандея? В прямом смысле слова это французская провинция, в которой во время Великой Французской революции народное недовольство центральной властью (кстати говоря, вполне справедливое) привело к восстанию, которое затем в своих целях использовали контрреволюционеры и интервенты. Если говорить о Ванде в переносном смысле, то логично называть так любую провинцию, в которой справедливое народное недовольство центральной властью привело к восстанию, которое затем в своих целях использовали контрреволюционеры и интервенты. Под это определение современный Донбасс подходит идеально. Следовательно, Вандеей он уже стал, и этого уже не отменишь. Но значит ли это, что он не может теперь стать очагом новой революции? Вовсе нет. Можно привести много случаев, когда контрреволюционный район превращался в революционный, причем революционерами там становились вчерашние контрреволюционеры. К примеру в 1918 сибирские мужики поддержали Колчака, а уже через год уходили в партизаны и поднимали восстания.
Между Вандеей французской и Вандеей украинской есть целый ряд существенных различий.
Во-первых, к тому времени, когда начал бузить Донбасс Украинская революция дала народу намного меньше, чем Великая Французская к началу восстания вандейцев. А значит, у киевлян или львовян куда меньше оснований злиться на донбассцев, чем у парижан – злиться на вандейцев. Вандейцы бунтовали против правительства, которое, с точки зрения революционеров, было, пусть не идеальным, но все же куда лучшим, чем королевское. Нынешнее украинское правительство лучше правительства Януковича только тем, что слабее и потому не может справиться с народом. Оно не узаконило ничего из того, что сделал народ, кроме изгнания Януковича; оно даже Беркут предлагает вернуть. Наибольших успехов революция достигла не в Киеве, а во Львове. Но Львов – это тоже провинция, а потому стремление донбассцев к самомтоятельности не должно смущать львовян. Львовянам может не нравиться желание донбассцев присоединиться к России. Но желание решать свои дела самим, не оглядываясь на Киев должно встречать сочувствие – львовяне сами давно уже не оглядываются на Киев.
Во-вторых, украинское правительство не решается подавить украинскую Вандею. Это дает последней возможность сохраниться, но одновременно и дает возможность развиваться, эволюционировать, перерастать во что-то новое.
В-третьих, французские роялисты открыто поддержали Вандею, тогда как Путин боится чрезмерной активности народа, а потому ведет себя крайне неактивно. Естественно его сторонники постепенно разочаровываются в нем, как когда-то разочаровывались в своем кумире сторонники Ющенко.
В-четвертых, пассивность тех и других властей не способствует взаимному озлоблению сторонников майдана и донбассцев. Разумеется, взаимная неприязнь есть и, возможно, немалая, но ее не сравнить с той, что была между республиканцами и вандейцами, буквально истреблявшими друг друга.
В-пятых, Вандея была отсталым районом, захолустьем. Донбасс сейчас тоже превращен в захолустье, но это сейчас. Долгое время это был один из самых развитых районов Украины. Как и весь юго-восток Украины, который имперцы именуют Новороссией и отказываются считать Украиной. На самом деле, в этот район помимо Новороссии входит и западная часть Слободской Украины (восточную оставили в составе России), но дело не в названиях. Дело в том, что этот самый юго-восток Украины еще с конца позапрошлого века был самой индустриализированной и самой образованной частью не только Украины, но и всей Российской империи, а затем – СССР. Правда, это имело и обратную сторону – став индустриальным центром империи район начал превращаться из культурного центра Украины в провинцию России – его жители стали уподобляться аборигенам колонии, которые уже утратили свою культуру, но еще не освоили культуру метрополии. Однако это была лишь тенденция, проявлявшаяся везде по-разному. Одесса, будучи портовым городом, вообще породила свою самобытную культуру, не принадлежащую ни к чисто украинской, ни к чисто российской, но оказавшую на последнюю огромное влияние. И уж в любом случае техническое образование на юго-востоке Украины всегда было на высоте.
Именно это делает его столь привлекательным для России, а не пророссийские настроения, которые, разумеется, не выдуманы, однако весьма преувеличены. Харьков в XIX веке был одним из центров украинского возрождения, а с 1919 по 1934 – столицей Украины. В Донецке во второй половине ХХ века жил украинский поэт Василь Стус, погибший 1985 г. в лагере. Большинство жителей Днепропетровска и Днепропетровщины поддерживает Майдан. В Одессе соотношение сил сторонников и противников Майдана примерно равное. Да и в Харькове и Донбассе неприятие Майдана связано вовсе не с симпатиями к России или антипатиями к Украине, а с антимайдановской пропагандой, пугающей жителей юго-восточных областей страшными «бэндеровцами» «правосеками», которые чуть ли не языки собираются людям отрезать за неукраинские слова. Ну, и конечно, свою роль сыграла близость к российской границе, позволяющая забрасывать сюда титушек, «зеленых человечков», проводить идеологическую обработку через российские СМИ. Подобная обработка может убедить людей в чем угодно, даже в том, что соседние области кишат ведьмами и упырями. Но только у образованного человека это убеждение никогда не будет таким глубоким как у средневекового мужика, с детства искренне верящего, что все, кто не крестится в грозу – ведьмы и упыри. То же относится и к антиукраинским настроениям на юго-востоке Украины вообще и на Донбассе в частности – они распространились широко, но неглубоко.
Зато тут, на юго-востоке глубже, чем на западе и даже в центре, укоренились левые, коммунистические традиции. Если для жителя Львова или Ровно «коммунист» это убийца и насильник, ненавидящий все украинское, или уж, во всяком случае, сторонник Москвы, то в Харькове местные майдановцы называли друг друга «товарищ». Здесь, на юго-востоке находилась знаменитая «Махновия» – до ее столицы Гуляй-Поля от Донецка рукой подать, хотя она уже в другой области – Запорожской. Если мы условно разделим Украину не на украиноязычную и русскоязычную, а на «бандеровскую», «петлюровскую» и «махновскую», или, если угодно на черно-красную с тризубом, желто-голубую и черно-красную без тризуба, то большая часть юго-востока нам придется отнести именно к последней. Разумеется, подобное разделение столь же условно и нечетко, как и разделение по языку, и, тем не менее, оно гораздо важнее.
Любая палка – о двух концах. Левые традиции, левая атрибутика, присвоенные советскими, а затем российскими националистами, привели к засилью последних. Которые желают видеть юго-аосток Украины не черно-красным без тризуба, а полосатой. Однако те же самые традиции облегчают переход к социальным требованиям(примером может служить забастовка шахтеров в Краснодоне: http://tsn.ua/politika/shahtari-ahmetova-v
При всем при том, надо понимать, что сам по себе юго-восток Украины точно так же неспособен осуществить социальную революцию, как и центрально-западные районы. Если последние не могут довести ее до конца, то юго-восток не мог ее начать. Более того, он начал с сопротивления этой самой революции. Зато, если в Киеве сторонники Майдана до сих пор воспринимают себя как единый «народ», то на Донбассе уже началось разделение движения по социальным мотивам: кто-то отстаивает интересы местных «братков», а кто-то – интересы шахтеров или других трудящихся (http://inforesist.org/glava-profsoyuza-g
Именно поэтому самое важное сейчас для контрреволюционеров – это не дать северо-западу и юго-востоку найти общий язык. Применить принцип: «Разделяй и властвуй!» Стравить трудящихся разных областей друг с другом. А задача революционеров – прямо противоположная – помочь людям объединиться. Ни в коем случае не следует противопоставлять Майдан Донбассу. Помимо того, что это противопоставление не верно (хотя движение на Донбассе и возникло как противодействие Майдану, оно давно уже вышло за эти рамки), оно еще и вредно. Противопоставление это, даже если оно формально опирается на социальные различия, на деле поддерживает региональную вражду и затушевывает классовую. Французское правительство, пославшее войска на подавление Вандеи, тоже было убеждено, что защищает революцию, однако эта «защита» вылилась в региональный геноцид и поголовное истребление населения провинции. Сейчас контрреволюционеры заинтересованы в войне Северо-запада и Юго-востока, или хотя бы во вражде между регионами. Революционеры же заинтересованы в том, чтобы трудящиеся обоих регионов видели друг в друге своих товарищей. Тогда жители юго-востока будут не бороться с революцией, а продолжать ее, а жители северо-запада – не мешать, а помогать им в этом продолжении. Предотвращение выдыханию революции, спасение революции не в подавлении украинской Вандеи, а в превращении последней в новый очаг революции, в союзе с этим новым очагом. Для этого, как мы видели, есть предпосылки. Задача революционера хоть «западного, хоть «восточного» – всеми силами способствовать этому.
Во-первых, к тому времени, когда начал бузить Донбасс Украинская революция дала народу намного меньше, чем Великая Французская к началу восстания вандейцев. А значит, у киевлян или львовян куда меньше оснований злиться на донбассцев, чем у парижан – злиться на вандейцев. Вандейцы бунтовали против правительства, которое, с точки зрения революционеров, было, пусть не идеальным, но все же куда лучшим, чем королевское. Нынешнее украинское правительство лучше правительства Януковича только тем, что слабее и потому не может справиться с народом. Оно не узаконило ничего из того, что сделал народ, кроме изгнания Януковича; оно даже Беркут предлагает вернуть. Наибольших успехов революция достигла не в Киеве, а во Львове. Но Львов – это тоже провинция, а потому стремление донбассцев к самомтоятельности не должно смущать львовян. Львовянам может не нравиться желание донбассцев присоединиться к России. Но желание решать свои дела самим, не оглядываясь на Киев должно встречать сочувствие – львовяне сами давно уже не оглядываются на Киев.
Во-вторых, украинское правительство не решается подавить украинскую Вандею. Это дает последней возможность сохраниться, но одновременно и дает возможность развиваться, эволюционировать, перерастать во что-то новое.
В-третьих, французские роялисты открыто поддержали Вандею, тогда как Путин боится чрезмерной активности народа, а потому ведет себя крайне неактивно. Естественно его сторонники постепенно разочаровываются в нем, как когда-то разочаровывались в своем кумире сторонники Ющенко.
В-четвертых, пассивность тех и других властей не способствует взаимному озлоблению сторонников майдана и донбассцев. Разумеется, взаимная неприязнь есть и, возможно, немалая, но ее не сравнить с той, что была между республиканцами и вандейцами, буквально истреблявшими друг друга.
В-пятых, Вандея была отсталым районом, захолустьем. Донбасс сейчас тоже превращен в захолустье, но это сейчас. Долгое время это был один из самых развитых районов Украины. Как и весь юго-восток Украины, который имперцы именуют Новороссией и отказываются считать Украиной. На самом деле, в этот район помимо Новороссии входит и западная часть Слободской Украины (восточную оставили в составе России), но дело не в названиях. Дело в том, что этот самый юго-восток Украины еще с конца позапрошлого века был самой индустриализированной и самой образованной частью не только Украины, но и всей Российской империи, а затем – СССР. Правда, это имело и обратную сторону – став индустриальным центром империи район начал превращаться из культурного центра Украины в провинцию России – его жители стали уподобляться аборигенам колонии, которые уже утратили свою культуру, но еще не освоили культуру метрополии. Однако это была лишь тенденция, проявлявшаяся везде по-разному. Одесса, будучи портовым городом, вообще породила свою самобытную культуру, не принадлежащую ни к чисто украинской, ни к чисто российской, но оказавшую на последнюю огромное влияние. И уж в любом случае техническое образование на юго-востоке Украины всегда было на высоте.
Именно это делает его столь привлекательным для России, а не пророссийские настроения, которые, разумеется, не выдуманы, однако весьма преувеличены. Харьков в XIX веке был одним из центров украинского возрождения, а с 1919 по 1934 – столицей Украины. В Донецке во второй половине ХХ века жил украинский поэт Василь Стус, погибший 1985 г. в лагере. Большинство жителей Днепропетровска и Днепропетровщины поддерживает Майдан. В Одессе соотношение сил сторонников и противников Майдана примерно равное. Да и в Харькове и Донбассе неприятие Майдана связано вовсе не с симпатиями к России или антипатиями к Украине, а с антимайдановской пропагандой, пугающей жителей юго-восточных областей страшными «бэндеровцами» «правосеками», которые чуть ли не языки собираются людям отрезать за неукраинские слова. Ну, и конечно, свою роль сыграла близость к российской границе, позволяющая забрасывать сюда титушек, «зеленых человечков», проводить идеологическую обработку через российские СМИ. Подобная обработка может убедить людей в чем угодно, даже в том, что соседние области кишат ведьмами и упырями. Но только у образованного человека это убеждение никогда не будет таким глубоким как у средневекового мужика, с детства искренне верящего, что все, кто не крестится в грозу – ведьмы и упыри. То же относится и к антиукраинским настроениям на юго-востоке Украины вообще и на Донбассе в частности – они распространились широко, но неглубоко.
Зато тут, на юго-востоке глубже, чем на западе и даже в центре, укоренились левые, коммунистические традиции. Если для жителя Львова или Ровно «коммунист» это убийца и насильник, ненавидящий все украинское, или уж, во всяком случае, сторонник Москвы, то в Харькове местные майдановцы называли друг друга «товарищ». Здесь, на юго-востоке находилась знаменитая «Махновия» – до ее столицы Гуляй-Поля от Донецка рукой подать, хотя она уже в другой области – Запорожской. Если мы условно разделим Украину не на украиноязычную и русскоязычную, а на «бандеровскую», «петлюровскую» и «махновскую», или, если угодно на черно-красную с тризубом, желто-голубую и черно-красную без тризуба, то большая часть юго-востока нам придется отнести именно к последней. Разумеется, подобное разделение столь же условно и нечетко, как и разделение по языку, и, тем не менее, оно гораздо важнее.
Любая палка – о двух концах. Левые традиции, левая атрибутика, присвоенные советскими, а затем российскими националистами, привели к засилью последних. Которые желают видеть юго-аосток Украины не черно-красным без тризуба, а полосатой. Однако те же самые традиции облегчают переход к социальным требованиям(примером может служить забастовка шахтеров в Краснодоне: http://tsn.ua/politika/shahtari-ahmetova-v
При всем при том, надо понимать, что сам по себе юго-восток Украины точно так же неспособен осуществить социальную революцию, как и центрально-западные районы. Если последние не могут довести ее до конца, то юго-восток не мог ее начать. Более того, он начал с сопротивления этой самой революции. Зато, если в Киеве сторонники Майдана до сих пор воспринимают себя как единый «народ», то на Донбассе уже началось разделение движения по социальным мотивам: кто-то отстаивает интересы местных «братков», а кто-то – интересы шахтеров или других трудящихся (http://inforesist.org/glava-profsoyuza-g
Именно поэтому самое важное сейчас для контрреволюционеров – это не дать северо-западу и юго-востоку найти общий язык. Применить принцип: «Разделяй и властвуй!» Стравить трудящихся разных областей друг с другом. А задача революционеров – прямо противоположная – помочь людям объединиться. Ни в коем случае не следует противопоставлять Майдан Донбассу. Помимо того, что это противопоставление не верно (хотя движение на Донбассе и возникло как противодействие Майдану, оно давно уже вышло за эти рамки), оно еще и вредно. Противопоставление это, даже если оно формально опирается на социальные различия, на деле поддерживает региональную вражду и затушевывает классовую. Французское правительство, пославшее войска на подавление Вандеи, тоже было убеждено, что защищает революцию, однако эта «защита» вылилась в региональный геноцид и поголовное истребление населения провинции. Сейчас контрреволюционеры заинтересованы в войне Северо-запада и Юго-востока, или хотя бы во вражде между регионами. Революционеры же заинтересованы в том, чтобы трудящиеся обоих регионов видели друг в друге своих товарищей. Тогда жители юго-востока будут не бороться с революцией, а продолжать ее, а жители северо-запада – не мешать, а помогать им в этом продолжении. Предотвращение выдыханию революции, спасение революции не в подавлении украинской Вандеи, а в превращении последней в новый очаг революции, в союзе с этим новым очагом. Для этого, как мы видели, есть предпосылки. Задача революционера хоть «западного, хоть «восточного» – всеми силами способствовать этому.