Глава II

Репрессии, палочный режим и его банкротство.

И все-таки движение вперед.

(1825-1855 гг.)

Годы царствования Николая Г — 1825-1855. С революционной точки зрения, в то время не произошло ничего выдающегося. Но в целом это тридцатилетие на многое наложило свой отпечаток.

Окончательное оформление бюрократического и полицейского государства.

Взойдя на трон под знаком восстания декабристов, Николай I решил взять страну в железные тиски, стремясь в зародыше задушить любые проявления свободолюбия. Он до крайности упрбчил абсолюти­стский режим и завершил превращение России в бюрократические и полицейское государство.

Воспоминания о французской Революции и прокатившихся затем по Европе революционных движениях были для него настоящим кош­маром. Поэтому он принял чрезвычайные меры предосторожности.

Все население находилось под пристальным наблюдением. Бю­рократический, полицейский, судебный произвол переходил все грани­цы. Всякое стремление к независимости, всякая попытка избавиться от тяжкого полицейского гнета беспощадно подавлялись.

Естественно, не было и намека на свободу слова, собраний, орга­низации и т. д.

Цензура свирепствовала как никогда прежде.

Любое нарушение «закона» каралось предельно сурово.

Польское восстание 1831 года — с беспримерной жестокостью потопленное в крови — и международная ситуация подталкивали императора к дальнейшей милитаризации страны. Он хотел, чтобы жизнь народа подчинялась жестким казарменным правилам, и суро­вое наказание ожидало всякого, кто не подчинялся установленной дисциплине.

Самодержец вполне заслужил свое прозвище: «Николай Палкин».

Брожение в крестьянской среде. Общее недовольство.

Несмотря на все эти меры — или, скорее, благодаря им и их губительным последствиям, в которых царь не желал отдавать себе отчета, — страна (отдельные слои населения) по любому поводу выра­жала свое недовольство.

С другой стороны, поместное дворянство, которое император осо­бенно лелеял, видя в нем свою основную опору, безнаказанно и жесто­ко эксплуатировало своих крепостных. И в крестьянских массах нара­стало глухое, но все более явственное недовольство. Мятежи против помещиков и местных властей угрожающе множились. Репрессивные методы теряли свою эффективность.

Продажность, бездарность и произвол чиновников станови­лись все невыносимее. Царь, нуждаясь в их поддержке, чтобы держать народ в повиновении, не хотел ничего видеть и слы­шать. Это только усиливало недовольство всех, кто страдал от подобного положения вещей.

Живые силы общества были подавлены. Царила официальная ру­тина, столь же абсурдная, сколь бессильная.

Подобная ситуация неизбежно вела к распаду всей системы. Проч­ный на вид, режим кнута загнивал изнутри. Огромная империя стано­вилась «колоссом на глиняных ногах».

Это начинали понимать все более широкие слои населения.

Оппозиционные настроения охватывали все общество.

Именно тогда началась стремительная эволюция молодой ин­теллигенции.

Подъем молодой интеллигенции.

Россию той эпохи отличал быстрый рост населения, и значитель­ную его часть составляла молодежь. Каков был ее менталитет?

Оставив в стороне крестьянскую молодежь, можно констатиро­вать, что более-менее образованные молодые люди разделяли передо­вые идеи. Молодежь в середине XIX века с трудом мирилась с крепо­стничеством. Ее все более возмущал царский абсолютизм. Этому способствовало и изучение опыта западных стран, которому не могла помешать никакая цензура (запретный плод всегда сладок). Глубокое воздействие оказало на молодежь и быстрое развитие естественных наук и материализма. С другой стороны, именно в эту эпоху русская литература, вдохновляясь человеколюбивыми и благородными идеями, переживала, вопреки цензуре, бдительность которой научилась ловко обманывать, мощный подъем, что не могло не влиять на молодые умы.

В то же время крепостной труд и отсутствие всяких свобод уже не отвечали экономическим требованиям эпохи.

Все это способствовало тому, что интеллигенция — и особенно молодежь — к концу царствования Николая I придерживалась в целом свободолюбивых взглядов и решительно выступала против крепостни­чества и самодержавия.

Именно тогда возникло известное течение «нигилизма» и обозна­чился острый конфликт между «отцами», более консервативными, и «детьми», безоглядно передовыми, который великолепно описал Тур­генев в своем романе «Отцы и дети».

НИГИЛИЗМ.

За пределами России обыкновенно не понимают смысл этого тер­мина, возникшего 75 лет назад в русской литературе и из-за своего латинского происхождения без перевода вошедшего в другие языки.

Во Франции и других странах под «нигилизмом», как правило, имеют в виду политическую и социальную революционную доктрину, возникшую в России- и нашедшую многочисленных организованных сторонников. Обычно речь идет о «нигилистской партии», членов кото­рой называют «нигилистами».

Это не совсем так.

Термин «нигилизм» был введен в русскую литературу, а затем в разговорный язык знаменитым писателем Иваном Тургеневым (1818-1883 гг.) приблизительно в середине прошлого века. В одном из своих романов Тургенев назвал так идейное течение — а вовсе не доктри­ну, — которое завладело умами многих молодых российских интелли­гентов в конце 1850 года. Слово быстро прижилось.

Это идейное течение было по существу философским, нравствен­ным. Его влияние распространялось исключительно на интеллигенцию. Оно всегда носило личный и ненасильственный характер, что не меша­ло ему вдохновляться идеей индивидуалистического бунта и мечтой о счастье всего человечества.

Движение, которое нигилизм вызвал к жизни (если вообще мож­но говорить о движении), не выходило за пределы литературы и нра­вов. Впрочем, при тогдашнем режиме любое другое движение было попросту невозможным. Но в этих двух сферах оно не останавливались ни перед какими логическими заключениями, не только формулируя их, но и стремясь проводить в жизнь как нормы поведения личности.

Таким образом, это движение направило российскую молодежь по пути духовной и нравственной эволюции, открыло для нее более передовые идеи и способствовало, в числе прочего, эмансипации жен­щин, получению ими образования, чем Россия конца XIX столетия по праву могла гордиться.

Оставаясь исключительно философским и индивидуалистическим, это идейное течение, благодаря своей гуманной и свободолюбивой на­правленности, несло в себе начатки социальных концепций, которые легли затем в основу подлинно революционного политического и соци­ального движения. «Нигилизм» подготовил почву для такого движения, возникшего позднее под влиянием западных идей и событий как за пределами, так и внутри страны.

С этим последующим движением, руководимым организо­ванными партиями или группами, имевшим конкретную программу действий и определенные цели, путали за границей «нигилистс­кое» идейное течение, к которому только и следует применять этот термин.

В основе нигилизма как философской концепции лежали, с одной стороны, материализм, а с другой, индивидуализм в самом широком понимании.

Знаменитая книга Бюхнера (немецкий философ-материалист, 1824-1899 гг.) «Сила и Материя», появившаяся в то время и тайно отпеча­танная на русском языке многотысячным тиражом, несмотря на риск, связанный с ее распространением, стала настоящим евангелием тог­дашних молодых российских интеллигентов. Большое влияние на них оказали также труды Молешотта, Ч. Дарвина и многих других запад­ных материалистов и натуралистов.

Материализм признали неоспоримой, абсолютной истиной.

Будучи материалистами, нигилисты вели ожесточенную борь­бу против религии, а также всего, что не поддавалось рацио­нальному осмыслению и научному исследованию, что не явля­лось сугубо материальным или не приносило непосредственную пользу, наконец, против всего, что имело отношение к сфере духа, чувств, идеалов.

Нигилисты презирали эстетику, красоту, комфорт, духовные ра­дости, сентиментальность в любви, умение одеваться, желание нра­виться и т. д. Следуя подобной логике, они доходили до полного отри­цания искусства как проявления идеализма. Их главный идеолог, блестящий публицист Писарев, погибший по нелепой случайности в расцвете лет, сравнивал в одной из своих статей рабочего и художника. В частности, он утверждал, что любой сапожник заслуживает большего уважения и восхищения, чем Рафаэль, ибо первый делает материаль­ные и полезные вещи, а произведения второго нельзя использовать на практике. Тот же Писарев с материалистических и утилитаристских позиций пытался развенчать великого Пушкина. «Природа не храм, а мастерская, и человек в ней работник», — говорит нигилист Базаров в романе Тургенева.

Под «ожесточенной борьбой», которую вели нигилисты, следу­ет понимать лишь литературную и устную полемику, не более того. Деятельность нигилистов ограничивалась завуалированной пропаган­дой своих идей в нескольких журналах и интеллектуальных круж­ках. Даже ее вести было непросто, поскольку царская цензура и полиция сурово преследовали «иностранные ереси» и всякую неза­висимую мысль вообще. «Внешние» проявления нигилизма выража­лись главным образом в непринужденной манере одеваться и вести себя. Так, женщины-нигилистки обычно коротко стригли волосы, водружали на нос очки, чтобы выглядеть менее привлекательны­ми и подчеркнуть свое презрение к красоте и кокетству, носили грубую одежду в противовес модным туалетам, подражали муж­ской походке и курили, заявляя таким образом о равенстве по­лов и бросая вызов общепринятым правилам поведения. Сути движения эта экстравагантность ничуть не умаляла. Она легко объяснима и простительна, учитывая невозможность как-то ина­че заявить о себе. А в области нравов нигилисты являлись абсо­лютными ригористами.

Но главной основой нигилизма был своеобразный индивидуализм.

Возникнув сначала как естественная реакция на подавление свободной мысли и личности в России, этот индивидуализм при­шел к отрицанию во имя абсолютной свободы личности всякого принуждения, обязанностей, условностей, традиций, налагаемых на человека обществом, семьей, обычаями, нравами, верования­ми, приличиями и т. д.

Полное освобождение личности, мужчины и женщины, от всего, что может посягнуть на ее независимость или свободу мысли: такова была основополагающая идея нигилизма. Он отстаивал священное пра­во личности на полную свободу и неприкосновенность.

Почему это идейное течение получило название «нигилизм»? Тем самым его сторонники хотели сказать, что не принимают ничего (по-латински nihil) из того, что является естественным и почитаемым для других: семью, общество, религию, традиции и т. д. Если такому чело­веку задавали вопрос: «Что вы принимаете, одобряете из окружающего вас, среды, которая считает своим правом и даже долгом оказывать на вас то или иное влияние?» — он отвечал: «Ничего!» (nihil). Значит, он был нигилистом.

Как мы отмечали выше, вопреки своему чисто индивидуалисти­ческому и философскому характеру, нигилизм (отстаивавший свободу личности главным образом как абстрактное понятие, не выступая про­тив господствующего деспотизма) готовил почву для борьбы с тем, что реально и непосредственно препятствовало политическому, экономи­ческому и социальному освобождению.

Но не нигилизм начал эту борьбу. Он даже не поставил вопро­са: «Что делать для подлинного освобождения личности?» Он до конца оставался в рамках чисто идеологических дискуссий, и реаль­ные дела его ограничивались нравственной сферой. Вопрос о непос­редственной борьбе за освобождение был поставлен следующим поколением, в 1870-е годы. Именно тогда в России появились пер­вые революционные и социалистические группы. Пришло время приступить к действию. Но оно уже не имело ничего общего с нигилизмом прошлых лет. Само слово это ушло в прошлое и оста­лось в русском языке лишь как чисто исторический термин, память об идейном движении 1860-х годов.

За границей принято называть «нигилизмом» все русское револю­ционное движение вплоть до «большевизма» и использовать выраже­ние «нигилистская партия». Это ошибка, вызванная незнанием подлин­ной истории движения.

Банкротство палочного режима.

Крайне реакционное правительство Николая I не желало отдавать себе отчета в происходящем, замечать начинающееся брожение умов. Напротив, оно, с целью обуздать нарождавшееся движение, бросило вызов обществу, создав тайную политическую полицию (пресловутую Охранку), (1) специальный жандармский корпус и т. п.

Преследования по политическим мотивам стали настоящим бед­ствием для страны. Вспомним, что именно в то время молодой Досто­евский едва избежал казни и был отправлен на каторгу за то, что состоял членом мирного кружка социальных исследований, руководи­мого Петрашевским; что к голосу виднейшего русского критика и пуб­лициста Белинского почти не прислушивались, а другой великий пуб­лицист, Герцен, был вынужден покинуть страну; и так далее, не говоря уже об убежденных и активных революционерах, таких, как Бакунин.

Этими репрессиями не удалось погасить напряженность, причины которой коренились слишком глубоко в обществе, и, тем более, улучшить положение в стране. Николай I не желал знать никаких других средств, кроме дальнейшего закручивания бюрократических и полицейских гаек.

Тем временем Россия оказалась втянута в Крымскую войну (1854-1855 гг.).* Это стало катастрофой для страны. Военные перипетии со всей очевидностью продемонстрировали банкротство режима и слабость империи. «Глиняные ноги» колосса в первый раз дали трещину. (Есте­ственно, уроков из этого не извлекли.) Война обнажила политические и социальные язвы государства.

Николай I умер в 1855 году, тотчас после поражения в войне, прекрасно отдавая себе отчет в произошедшем банкротстве, но не имея сил противостоять ему. Можно предположить, что вызванное этим потрясение ускорило его смерть. Ходили даже упорные слухи о том, что Царь отравился; это весьма правдоподобно, хотя веских доказа­тельств не обнаружено.

И ВСЕ-ТАКИ ДВИЖЕНИЕ ВПЕРЕД.

Чтобы читатель лучше понял те события, которые произошли в дальнейшем, в заключение этой главы следует подчеркнуть один мало известный, но важный момент.

Несмотря на свою слабость и различного рода препятствия, за короткий промежуток времени страна достигла значительного техни­ческого и культурного прогресса.

Под воздействием экономической необходимости появилась «на­циональная» промышленность, она вызвала к жизни рабочий класс, пролетариат. Возникли крупные заводы. Произошло переоборудование портов. Увеличилась добыча угля, железа, золота и других полезных ископаемых. Получили развитие средства связи. Была построена пер­вая скоростная железная дорога, соединившая две столицы, Москву и Санкт-Петербург. Она стала настоящим техническим достижением, поскольку территория между двумя городами топографически мало при­годна для такого рода строительства, почва проседает и зачастую за­болочена. Расстояние между Москвой и Петербургом составляет около 600 верст (примерно 640 километров). Рациональный эконо­мический подход не допускал строительства железнодорожного пути по прямой линии. Рассказывают, что Николай I, лично интересо­вавшийся проектом (дорогу строило государство), поручил несколь­ким инженерам разработать и представить ему планы и сметы. Пользуясь случаем, инженеры составили чрезвычайно сложные чер­тежи, с многочисленными поворотами, объездами и т. п. Николай I все понял. После беглого просмотра он отложил проекты в сторону, взял карандаш и лист бумаги, отметил на нем две точки, соединил их прямой линией и сказал: «Кратчайшее расстояние между двумя точками — прямая». Это означало приказ, конструкторам остава­лось только исполнить его. И это сложнейшее дело они выполнили — ценой неимоверных усилий, титанического труда тысяч рабочих, трудившихся в бесчеловечных условиях.

Николаевская железная дорога (названная так в честь царя) до сих пор считается одной из лучших в мире: 609 верст (примерно 650 километров) путей, протянувшихся практически прямой линией.

Отметим, что нарождавшийся рабочий класс еще сохранял тесные связи с деревней, из которой вышел и куда возвращался по завершении временной работы. Впрочем, крестьяне, привязанные к земле своих помещиков, не могли покинуть ее навсегда. Чтобы занять их в про­мышленности, требовалось договариваться с их владельцами. Настоя­щие городские рабочие — представлявшие собой в ту эпоху своего рода бродячих ремесленников — были весьма немногочисленны. Та­ким образом, пролетариат в прямом смысле слова еще не возник. Но создались все предпосылки, необходимые для его появления. Необхо­димость в постоянной рабочей силе требовала отмены крепостного пра­ва. Через два или три поколения в России, как и во всем остальном мире, возникнет класс наемных рабочих, подлинный промышленный пролетариат, лишившийся всякой связи с землей.

Быстрый прогресс произошел и в области культуры. Более или менее обеспеченные родители хотели видеть своих детей хорошо образованными. Быстрый рост числа гимназистов и студентов вы­нуждал правительство непрерывно увеличивать число средних и высших школ. Этого все более решительно требовали экономичес­кие и технические нужды развития страны. К концу царствования Николая I в России было шесть университетов: в Москве, Дерпте (Тарту), Харькове, Казани, Санкт-Петербурге и Киеве (в таком порядке они создавались), а также десяток технических и специаль­ных высших школ.

Поэтому не следует считать (а такое мнение достаточно распрос­транено), что в ту эпоху Россия была неграмотной, варварской, почти «дикой» страной. Неграмотным и «диким» оставалось закрепощенное крестьянское население. Но жители городов с точки зрения культуры ни в чем не уступали своим западным современникам, за исключением некоторых незначительных особенностей. Что касается молодой ин­теллигенции, то она в определенном отношении была даже более пере­довой, чем в других европейских странах.

В этой главе мы уже достаточно говорили об огромном и парадоксальном различии между существованием и менталитетом крепостных и культурном уровнем привилегированных слоев, так что возвращаться к этому нет необходимости.

* 1853-1856 гг. - Прим. перев.