Глава III
Другие разногласия.
Кроме основных принципиальных разногласий между
анархистами
и большевиками имелись и другие. Назовем наиболее значительные.
Анархисты и
«рабочий контроль над производством».
Первое касается рабочего
вопроса.
Большевики готовились ввести так называемый рабочий контроль над
производством, то есть вовлечение рабочих в управление частными предприятиями.
Анархисты
возражали: если этот «контроль» — не пустые слова, если рабочие организации способны эффективно контролировать производство, то они способны и сами обеспечивать его.
В таком случае можно немедленно приступить
к постепенной замене частного производства
коллективным. Таким образом, анархисты отвергали неопределенный, сомнительный лозунг «контроля над
производством». Они выступали за экспроприацию — постепенную, но в
сжатые сроки — частной промышленности организациями коллективных производителей.
В связи с этим подчеркнем абсолютное несоответствие действительности
(а подобное лживое представление, присущее людям несведущим или
неискренним, достаточно распространено) утверждения о том, что в ходе русской
Революции анархисты могли лишь «разрушать» и «критиковать», «не предложив ничего
позитивного». Неправда, что анархисты «никогда не имели достаточно четких
представлений о путях реализации своей концепции». Листая либертарную печать
той эпохи («Голос Труда»,
«Анархию», «Набат» и другие газеты), можно увидеть,
что литература эта изобилует конкретными практическими предложениями по вопросу о роли и функционировании
рабочих организаций, о том, как
объединениям городских и сельских производителей заменить собой капиталистический государственный механизм после его разрушения.
Анархизм в русской Революции страдал не от отсутствия ясных и четких идей, а
от нехватки, как мы уже подчеркивали, общественных институтов, которые могли бы с самого
ее начала проводить эти идеи в жизнь. Созданию и деятельности таких учреждений
препятствовали
и большевики, ибо подобная самоорганизация трудящихся не отвечала их интересам.
Ясные и четкие идеи существовали, массы интуитивно готовы были воспринять их и, с
помощью революционеров, интеллигенции, специалистов, реализовать на практике.
Необходимые институты создавались и вскоре смогли бы, с помощью тех же
элементов, приступить к выполнению своих подлинных задач. Большевики сознательно
воспрепятствовали
и распространению этих идей, и просвещенной помощи, и деятельности
общественных институтов. Ибо они хотели все делать по своему усмотрению, не выходя за рамки
политической Власти.
Все эти точные и
бесспорные факты имеют огромную важность для
каждого, кто стремится понять ход и смысл русской Революции. Ниже
читатель найдет многочисленные примеры — на самом деле их сотни, —
подтверждающие мои выводы.
Большевики,
анархисты и Учредительное Собрание.
Вторым
предметом дискуссии было Учредительное Собрание.
Для продолжения революционных преобразований
и перерастания их в Социальную Революцию анархисты не видели никакой пользы в созыве этого Собрания — в их понимании,
чисто политического и буржуазного
учреждения, никчемного и бесплодного; учреждения, которое по самой природе своей стояло бы «над
социальной борьбой», единственной целью которого было бы установление в
обществе чреватого опасными
последствиями компромисса, приостановка и, возможно, удушение Революции.
Таким образом, анархисты старались разъяснять трудящимся массам бесполезность «Учредилки», необходимость ее замены общественными и экономическими
самоуправляющимися организациями, ибо только так можно положить начало Социальной Революции.
Большевики как настоящие политиканы не решались
открыто отказаться от созыва Учредительного Собрания. (Которому,
как мы видели,
уделялось значительное место в их программе, разработанной до взятия Власти.) Тому
имелось несколько причин: с одной стороны, большевики не видели ничего дурного в
«остановке» революции на данной стадии, раз уж власть находилась у них у руках. В этом смысле Учредительное Собрание могло послужить
интересам большевиков в том случае, если бы парламентское большинство им
сочувствовало, а их правление
получило бы одобрение депутатов. Наконец, большевики пока не чувствовали себя достаточно сильными и
не желали дать противникам возможность заявить о том, что они забыли свои
формальные обещания, предали дело Революции, и тем самым спровоцировать массовые волнения. А поскольку трудящиеся массы пока
не находились в их полном
подчинении, сохранялась опасность, что они разгадают маневр и переменят свое отношение к новой власти:
пример правительства Керенского был еще свеж в памяти. В конце концов партия пришла
к следующему решению: приступить к созыву Учредительного Собрания, непосредственно наблюдая за выборами и
прилагая максимум усилий для того,
чтобы результаты голосования были благоприятны для большевистского правительства. Если Собрание поддержит большевиков или, по крайней мере, покорится им и не будет играть значительной роли, они смогут манипулировать им и
использовать в своих целях; если же,
несмотря ни на что, выборы окажутся неблагоприятными для большевиков, они
проследят за настроениями народных масс и распустят его при первом же удобном
случае. Конечно, существовал определенный риск. Но, рассчитывая на свою
широкую популярность, а также на отсутствие реальной власти у Собрания,
которое, к тому же, скомпрометирует себя,
если выступит против большевизма, большевики решили, что игра стоит свеч.
Последующие события показали, что
они не ошибались.
Обещание большевиков созвать Учредительное Собрание сразу после взятия власти
являлось, по сути, чисто демагогическим. Эта ставка в любом случае должна была
выиграть. В случае одобрения Собранием их положение в стране и в мире вскоре
значительно упрочилось бы. Если этого не произойдет, они чувствовали себя
достаточно сильными, чтобы избавиться
от «Учредилки» при первой же возможности.