Серджо Болонья: «Новые самостоятельные» работники

Серджо Болонья

“НОВЫЕ САМОСТОЯТЕЛЬНЫЕ” РАБОТНИКИ

 

Карл-Хайнц Рот сделал важный вклад в дискуссию о нынешних общественных отношениях. Мне представляется особенно важной попытка выделить центральную роль труда и его изменений в определении социального и политического поведения.

 

В левых кругах этому много лет не уделялось внимания. Большее значение при попытках истолкования современности придавалось таким понятиям, как национализм, локализм, эгоизм, солидарность, различие между полами, страх, агрессивность, окружающая среда. Труд слишком ассоциировался с “классовым анализом”, а классовые понятия как “материалистический подход” считались устаревшими. Частью левые впали в технологическую иллюзию о том, что человеческий труд обречен на гибель благодаря автоматизации и искусственному интеллекту. Вместо того, чтобы заняться конкретным феноменом труда, левые увязли в болоте дискуссии о “кризисе марксизма”, “актуальности Маркса” и т.д.

 

Мыслитель, умерший сто лет назад, никак не может быть “актуальным”, актуальными могут быть только проблемы, стоящие перед нами сегодня, среди других прежде всего проблема труда, которая наряду с другими определяет наше повседневное существование. В какой мере мы для решения этой проблемы используем в качестве понятийного средства разработанные Марксом категории, — это вопрос культуры, а не политического исповедания.

 

Итак, мы должны снова исходить из труда и его изменений.

 

Рот делает правильный вывод о том, что мы сталкиваемся не с кризисом труда вообще или человеческого труда; распространяется тенденция к преодолению наемного труда или, как говорят французы, к “десаларизации”. Поэтому Рот сосредотачивает анализ на феномене самостоятельного труда, “самозанятости” и атипических отношений занятости. Параллельно с кризисом наемного труда или, точнее сказать, наемной формы, идет демонтаж социальных достижений.

 

С исторической точки зрения, Рот правильно заключает, что развитие социального государства было побочным эффектом обобщения наемного труда, самоорганизации наемных работников в профсоюзы и политические партии, будь то в эпоху Бисмарка или в эру Рузвельта. “Фордистский” способ производства не может функционировать без механизмов интеграции социального государства, поэтому социальные достижения сохранялись даже при наци-фашистских диктатурах.

 

Служит ли нынешний демонтаж социального государства формой десолидаризации, продвигаемой политическими элитами, или рационализацией кризиса наемной формы? Вероятно и то, и другое, однако второй аспект менее исследован.

 

Главным следствием кризиса наемной формы Рот считает обнищание и маргинализацию все больших групп населения и поляризацию общества. Я сделал бы больший упор не на обнищание, а на маргинализацию знания и творчества, на обесценение человеческого капитала. Оглупление политики, власти, науки идет параллельно с оглуплением предприятия; постоянное приведение в уныние и снижение знаний, ноу-хау в пользу идиотизации общественного языка, языка СМИ и науки, как мне кажется, оказывает большее маргинализирующее воздействие на бедных.

 

По итогам моего исследования о самостоятельных рабочих в Италии (их число оценивается в более чем 5 миллионов человек, в Ломбардии они составляют уже треть всех работающих) я пошел бы на пару шагов дальше.

 

Рассматриваемый вначале как арифметические меры с целью придания труду большей “гибкости”, самостоятельный труд в Италии развился в настоящий новый социальный статус, с собственным мышлением, поведением, идентичностью, которые могут способствовать — это пока еще не вполне доказанная гипотеза — созданию нового политического образования, например, Северной Лиги.

 

Выражаясь тезисно, рост самостоятельного труда, как мне кажется, имеет следующие эффекты:

 

1). Увеличение средней продолжительности рабочего дня (неверно обозначаемое как “самоэксплуатация”).

 

2). “Оглупление предприятий” (все больше функций, требующих человеческого знания, перекладываются вовне, за предприятиями остаются только бюрократические функции; у “сердцевины” изымаются не только трудоемкие, но и наукоемкие функции, поскольку они требуют постоянного дальнейшего образования, а стоимость этого дальнейшего образования переносится на индивидов).

 

3). Преобразование предприятия из вертикально или горизонтально организованной в сетевую структуру звездчатой формы (как я попытался показать в своей статье, опубликованной 16 февраля 1994 г. в “Франкфуртер рундшау”). Вследствие этого функции связи, такие как телекоммуникация, логистика и транспорт, приобретают центральное значение, а связанные с этим работники — больший потенциал мощи.

 

4). Кризис коллективного ощущения, действия и коллективных форм представительства интересов, например, профсоюзов.

 

5). Неспособность нашего зафиксированного в гражданских кодексах трудового права регулировать нынешнюю форму трудовых отношений, при переходе от отношений найма к отношениям заказчик-исполнитель.

 

Я полностью согласен с Карлом Хайнцем Ротом, когда он подчеркивает, что самостоятельные не обязательно являются авторитарным потенциалом, что они демонстрируют, напротив, сильные либертарные склонности. Для Италии я могу только сделать вывод о том, что армия самостоятельного труда рекрутировалась из многих сторонников социально-революционных левых и из многих боевых рабочих, уволенных в ходе волны чисток в начале 80-х гг.

 

Тезис о том, что “самостоятельное среднее сословие” и ремесленники реакционно ориентированы, основан на предрассудках (попутно заметим лишь, что около 30% членов профсоюза металлистов конфедерации труда в Северной Италии, который считается “сердцевиной” левого профдвижения, голосуют за Северную Лигу). Если этот тезис еще был верен для 30-х гг., то он кажется мне гораздо более проблематичным при нынешней форме производства, когда ремесленные предприятия и самостоятельный труд являются не остатком доиндустриальных или раннеиндустриальных отношений, а составной частью так называемой “постфордистской” формы производства…

Эволюция крестьян и ремесленников, или к какому классу относятся «новые самостоятельные»

Если либеральные экономисты и политологи используют в своих работах абсолютно ненаучный термин «сред­ний класс», ненаучный, во-первых, потому что, вопреки своему названию, он определяется не по классовым признакам, а по размерам имущества и степени престижа, а во-вторых, потому что четкое определение его границ вообще отсутствует, и кого относить к нему, а кого нет, каждый раз решает сам относящий; если либералы просто не могут обойтись без этого заведомо лживого термина, то у ленинистов точно таким же абсолютно неопределенным и одновременно жизненно необходимым термином является термин «мелкая буржуазия». Истоки этого термина восходят к тем временам, когда слово «буржуа» означало любого горожанина (дво­ряне горожанами не считались). По мере того, как слово «буржуазия» стало все больше прилипать к классу капиталистов, «мелкие горожане» не захотели отдавать купцам и фабрикантам гордое имя горожанина, и в итоге, наряду с термином «буржуазия», появился термин «мелкая буржуазия». Пролетарии не попали под это определение лишь потому, как пролетарское положение считалось по тем временам столь позорным, что пролетариев порой, не то что за горожан, за нормальных людей не считали. К пролетариям, то есть людям, вынужденных продавать не свои изделия, а самих себя в качестве рабочей силы, относились примерно так же, как к проституткам, продающим за неимением другого товара свои тела. Как бы то ни было, но уже Маркс употреблял термин «мелкая буржуазия» в отношении класса ремесленников, прекрасно, впрочем, понимая, что этот класс отличается от класса буржуазии не меньше, чем любой из этих классов отличается от пролетариата. Почему Маркс тем не менее не отказался от этого термина: потому ли, что считал, будто это отличие понятно и дураку, и никому не придет в голову смешивать «мелкую буржуа­зию» с собственно буржуазией, потому ли, что, с точки зрения Маркса, ремесленники должны были вот-вот исчезнуть как класс, или почему-то еще — это в данном случае не важно. Важно другое. Последователи Маркса, во-первых, стали часто смешивать два класса, воспринимая «мелкую буржуазию» как часть буржуазии, а во-вторых, стали относить к мелкой буржуазии сначала крестьянство, а затем и вообще всех и вся, кто не вписывался в их теории, кого они по тем или иным причинам не могли или не хотели причислить ни к пролетариату, ни к собственно буржуазии. Пожалуй, только интеллигенция (тоже, кстати говоря, весьма неопределенный термин) и люмпен-пролетариат избежали причисления к мелкой буржуазии. Впрочем, к термину «интеллигенция» часто прибавляется дополнительный термин: «буржуазная», «пролетарская», «народная», «рабоче-крестьянская», ну, и конечно же, «мелкобуржуазная», а что до люмпен-пролетариата, то кое-кто и его, ничтоже сумняшеся, заносит в ряды «мелкой буржуазии».

В результате термин стал столь же неопределенным и расплывчатым как и либеральный «средний класс». Причем, как и в случае со «средним классом, неопределенность становится его основным «достоинством», позволяя относить к непонятному классу по сути дела кого угодно. Если какой-то слой ведет себя не так, как по теории должен вести себя пролетариат, но на буржуазию явно не похож, значит он относится к мелкой буржуазии. Если ведет себя не как положено буржуазии, но явно — не пролетариат, значит, тоже мелкая буржуазия. Если просто непонятно, куда его относить и что от него ждать, значит опять-таки лучше от греха подальше зачислить непонятный слой в ряды мелкой буржуазии. Если все вышеупомянутые слои при этом ведут себя по-разному и при социальных конфликтах оказываются в разных лагерях, то в этом нет ничего странного, ибо интересы мелкой буржуазии противоречивы, и потому от нее можно ждать чего угодно и когда угодно — это единственное, что могут ленинисты сказать вразумительного о «мелкой буржуазии» в их понимании. Такой вот удобный класс на все случаи жизни.

Возникает вопрос, а что же реально представляют из себя те слои, которые ленинисты, не мудрствуя лукаво, списывают в ряды «мелкой буржуазии»? В частности, что же из себя представляют сейчас ремесленники, которые, вопреки всем аргументам Маркса (кстати, весьма убедительным), не только не исчезли, но и в последние десятилетия начали вновь увеличивать свою численность за счет наемных работников, становящихся хозяевами своих орудий производства (автомобилей, компьютеров и т. д.)? Посмотрим же внимательно, что из себя представляют такие труженики, а заодно и посмотрим, совпадают ли они как класс с теми ремесленниками, которых Маркс именовал «мелкими буржуа», или нет (в последнем случае понятно, почему они существуют, в то время как «мелкая буржуазия» была, по мнению Маркса, исчезающим классом).
Читать далее