Архив метки: расизм

\

Часть 1: Почему рабочий класс

Недавно мне написал друг-активист, который находится под влиянием программы экономики участия Майкла Альберта. Он спросил: «Почему мы должны называть себя анархистами классовой борьбы, а не анархистами феминистской-антирасистской-энвайронменталистской-классовой борьбы?» Иными словами, почему мы выделяем борьбу рабочего класса? По крайней мере, его подход включает в себя классовый конфликт как один из аспектов социальной борьбы. Есть много либералов и радикалов полностью отвергающих классовую борьбу. Многие осуждают профсоюзы (справа). Влияние Хардта и Негри привело к подмене в теории рабочего класса понятием «массы».

Среди анархистов многие отрицают важную роль классовой борьбы рабочих. Это верно для тех, кто говорит что отрицает цивилизацию и производство вместе взятые. Хотя Мюррей Букчин несогласен по другим вопросам с этими примитивистами, это также верно и для него. Например, в своём эссе «Послушай, Марксист!»(опубликовано в Post-Scarcity Anarchism, 1986, Montreal: Black Rose Books), он разоблачает «Миф о пролетариате». «Рабочий класс, как ‘агент революционных изменений’, обезврежен… Классовая борьба ассимилирована капитализмом.» (стр. 202) Он отрицает революционный потенциал рабочих, вместо этого сосредотачивая своё внимание на «молодёжи», «народе», или «горожанах», которые будут изменять общество исключительно на моральных основаниях.

Отбраковка рабочего класса является подлинной позицией почти всех Марксистов-Ленинистов(включая Коммунистические Партии, Маоистов и ортодоксальных Троцкистов). Марксисты-Ленинисты только на словах признают веру Маркса в центральную роль борьбы рабочего класса. На самом деле, они верят в то, что «социалистическая» революция может произойти без рабочего класса (как в Восточной Европе, Китае, Вьетнаме и на Кубе). И что могут существовать «социалистические» («пост-капиталистические» или какие-либо ещё) общества без участия рабочего класса, и, на самом деле, с жестоким угнетением рабочих (как в СССР, Китае и т.д.). В нереволюционных условиях подобные взгляды приводят их к классовому коллаборационизму (реформизму). Раз социализм не требует, согласно их взглядам, пробуждения рабочих, их партии могут также успехом образовывать союзы с капиталистами.

Почему же тогда мы, революционные анархисты, называем себя анархистами классовой борьбы? Мои друзья предложили частичное объяснение: Нет противоречия в том, чтобы левым называть себя феминистами или антирасистами. Даже либералы так делают. Нечто вроде экологического мышления или энвайронментализма принимается почти всеми, кроме крайне правых. Но веры в концепцию класс-против-класса придерживается меньшинство. Безусловно, есть много людей, выступающих за профсоюзы. Прямо сейчас Джон Эдвардс участвует в президентской гонке США с программой поддержки профсоюзов и борьбы с бедностью. Несмотря на это, его программа противоположна классовой борьбе. Она нацелена на поддержку рабочими его капиталистической партии.

Подобно им, Энди Штерн, президент Международного Профсоюза Работников Сферы Услуг (и это далеко не худший представитель профсоюзов), создаёт коалиции с бизнесом. Он написал: «Работникам и нанимателям нужны организации, которые решают проблемы, а не создают их.» Это не похоже на «Освобождение рабочего класса может быть завоёвано только самим рабочим классом» (первое положение Устава Первого Интернационала, написанное Марксом и так близкое революционным анархистам). Называя себя анархистами классовой борьбы, мы поясняем за кого мы…и против кого мы выступаем.

Анархизм классовой борьбы продолжает традицию анархо-коммунизма и анархо-синдикализма, и пересекается с либертарным (автономистским) марксизмом, таким как коммунизм рабочих советов. В своём обзоре современного Британского анархизма, Бенжамин Фрэнкс пишет: «Организации, отождествляющие себя с «анархизмом классовой борьбы», включают тех, кто обозначает себя таковыми, так и тех, кто происходит из традиций автономистского марксизма и ситуационизма.»  (Rebel Alliances, 2006, Edinburgh: AK Press & Dark Star, p. 12) Я не претендую на то, чтобы говорить от имени всех подобных организаций, как и не являюсь докладчиком от своей федерации. Всё же я думаю, что мои взгляды согласуются с основным направлением анархизма классовой борьбы. Я не буду делать обзор всех аспектов анархизма классовой борьбы (как например, того, что наша цель — децентрализованный самоуправляющийся социализм). Вместо этого я сосредоточусь на подходе о важности рабочего класса, классового противостояния.

Классовая борьба центральна для капитализма

Давайте рассмотрим «экономическую» систему капитализма—пока не принимая во внимание того, как она соотносится с другими системами угнетения, такими как раса или гендер (их мы обсудим во второй части). Я не утверждаю, что отдельные рабочие лучше, великодушнее, или приятнее, чем отдельные капиталисты, или фермеры, или президенты колледжей. В отдельности, рабочие могут быть такими же неприятными, как и кто-либо ещё. Вопрос заключается в потенциальной общественной роли рабочего класса.

Рабочие, как общность, имеют особое отношение к средствам производства. Средства производства (и распределения, и социального обеспечения) принадлежат меньшинству, классу капиталистов, которые вынуждены накапливать капитал. Мы, рабочие, лишённые земли и машин, должны продавать себя капиталистам, или скорее, должны продавать свою способность работать некоторое время (рабочую силу как товар). Мы работаем, пока не произведём товаров на сумму, эквивалентную нашей зарплате(или жалованию). Затем мы продолжаем работать, производя больше товаров, создавая дополнительную, прибавочную стоимость, которая является основой прибыли наших начальников. Таким образом нас эксплуатируют, не только индивидуально, но и коллективно, всё взаимодействующее множество людей, которым необходимо работать вместе на работе и в обществе в целом, чтобы система продолжала работать.

Глядя на таблицы с данными по занятости, Майкл Цвейг определяет 62 процента трудящихся США как рабочий класс(в The Working Class Majority, 2000, Ithica, NY: ILR/Cornell Univ. Press). Министерство Труда США, как он также отмечает, относит 82% занятых в частном, несельскохозяйственном секторе к не административным работникам. «Вот почему я говорю, что мы живём в стране, где рабочий класс составляет большинство» (стр. 30) К рабочим относятся «голубые воротнички» и «белые воротнички», трудящиеся «руками и мозгами»(и «розовые воротнички», женщины, работающие на офисных позициях).

Рабочий класс как КЛАСС, шире, чем непосредственно занятые оплачиваемые рабочие. В него входят безработные рабочие и рабочие, вышедшие на пенсию. Помимо трудоустроенных женщин, сюда входят домохозяйки, живущие замужем за рабочими-мужчинами и их дети. Это весь класс, обращённый против другого класса.

(Есть ещё и так называемый «средний класс». К нему обычно относят высокооплачиваемых рабочих—белых воротничков и квалифицированных рабочих—независимых профессионалов, мелких бизнесменов и менеджмент нижнего уровня. Эти средние слои на самом деле не являются независимым классом. В большинстве своём, они относятся к одному из двух основных классов, класса капиталистов и рабочего класс, и они обычно стремятся в направлении того или иного.)

Традиционно, анархизм, подобно другим разновидностям социализма, противостоял классовой эксплуатации, отчуждённой работе, которая ей сопутствует, и нищете, которую она создаёт. И анархисты, и марксисты стремятся к бесклассовому обществу. Кто создаст такое общество? В нравственном отношении, это в интересах всего человечества. Но несомненно, что те, кого непосредственно эксплуатируют, особенно заинтересованы в прекращении эксплуатации. Их опыт облегчает для них принятие моральной точки зрения. Будет неверным возвышать «народ» или «граждан» над рабочими в их прямой потребности покончить с эксплуатацией. С этой точки зрения, те кто не подвергаются непосредственной эксплуатации капитализмом, имеют столько же причин бороться против эксплуатации, как и те, что принужден к отчуждённому труду. Она считает, что капиталист, полицейский и менеджер с той же вероятностью станут сопротивляться капиталистической эксплуатации, как и те, кто трудятся «из-под палки». Такое мнение удобно для тех, кто отрицает надобность революции.

В своей замечательной работе, посвящённой защите классовой точки зрения, «Отход от класса» (1998, London: Verso), Эллен Мейкенс Вуд критикует различных «пост-марксистов» (но это могло бы быть и критикой Букчина): «Суть [их не классовых взглядов] в том, что рабочие страдают от капиталистической эксплуатации не больше, чем другие люди, не являющиеся непосредственными объектами эксплуатации. Они также подразумевают, что капиталисты не извлекают фундаментальных преимуществ из эксплуатации рабочих, что рабочие не извлекают фундаментального ущерба из их эксплуатации капиталом, что рабочие не не извлекут фундаментального преимущества из прекращения их эксплуатации, что состояние эксплуатации не влечёт за собой «заинтересованности» в прекращении классовой эксплуатации, что отношения между капиталом и трудом не имеют фундаментального влияния на всю структуру общественной и политической власти, и что противоборствующие интересы капитала и труда — вопрос восприятия…Это превращает в нонсенс…всю историю борьбы рабочего класса против капитала.»(p. 61)

Не является неизбежным то, что рабочие станут революционными (хотя читая Маркса и Энгельса, можно счесть, что они это допускают). Высокооплачиваемых рабочих можно купить. Низкооплачиваемых рабочих можно деморализовать и подавить. Букчин приводит такой довод: иерархическая природа капиталистического рабочего места приучает рабочих принимать субординацию. Даже если это так, угнетённые будут сопротивляться. В интересах рабочих сопротивляться их эксплуатации. Действительно, существует недовольство и постоянная (низкоуровневая) борьба происходит на каждом рабочем месте. Этот конфликт привёл к революционной сознательности, по крайней мере, у меньшинства. Поскольку мы, рабочие (в отличии, скажем, от крестьян), не владеем землёй или машинами, мы стремимся к коллективизму и кооперации в деле организации и наших планах. И, поскольку мы связанны со средствами производства, транспортом, распределением, связью и услугами, наш класс обладает огромной (потенциальной) силой, которая может пошатнуть всё общество. Опять же, это тенденции и потенциальные возможности, а не неизбежность.

Негативный стереотип рабочего класса

Не должно вызывать удивление, что большинство левых, анархистов и не только, разделяют антирабочие взгляды. Левые состоят преимущественно из представителей среднего класса. Некоторые, такие как студенты университетов, радикализируются гораздо легче, чем большинство рабочих, потому что студенты не связаны прямыми обязательствами зарабатывать на жизнь или содержать семью. Но их относительная привилегия приводит к тому, что с высокой вероятностью у них возникают классовые предрассудки в отношении рабочих. У них могут быть неосознанные высокомерные  суждения об их «праве» управлять. Либералы рассчитывают на улучшение общества путём проникновения в существующие центры власти. Более радикальных привлекают концепции правления класса бюрократов, с национализацией и централизованным планированием, как это было при государственном капитализме в СССР, в маоистском Китае, на Кубе времён Кастро. Другие представляют, что они могут создать лучший мир только лишь живя в условиях богемной личной свободы (что само по себе неплохо, но не является альтернативой выстраиванию народных движений).

Враги рабочего класса из числа среднего класса утверждают, что американские рабочие невежды, расисты, сексисты, суперпатриоты, подвержены религиозным предрассудкам, анти-иммигрантским настроениям и политически пассивны. Это негативный стереотип. Как большинство стереотипов, он состоит и из правды, и из лжи. Он игнорирует тот факт, что к рабочему классу принадлежит большинство не белых, иммигрантов, женщин и т.п. Он не обращает внимание на то, что рабочие обычно выступают за здравоохранение для всех и за другую социальную помощь, против войны в Ираке,  не доверяют крупному бизнесу и политикам, выступают за профсоюзы, против фашизма и за демократию. Этот отрицательный стереотип верен лишь до той степени, до какой он верен для всех классов. Рабочие не более политические невежды, расисты и т.п. чем средний и высший классы США.

Что безусловно верно, так это то, что рабочие (в США и где-либо ещё) не являются революционными анархистами. Но тогда надо говорить по-другому, что население США и других стран, вне зависимости от классовой принадлежности, не выступает за анархическую революцию. Хотя некоторые части населения могут быть более радикальными, чем другие, в целом, мы очень, очень далеки от  пред-революционного периода, в котором большинство людей хотят крупных общественных изменений.

К сожалению, в отрицательном стереотипе рабочего класса слишком много правды. Недостаточно, чтобы рабочие были не хуже среднего или высшего классов. Рабочему классу нужно быть лучше других классов, если мы хотим создать самоуправляющееся общество. Как рабочий класс переступит через свои слабости? Только в борьбе.  В ходе борьбы—от борьбы на производстве или борьбы жильцов до революции—наш класс учится и совершенствуется. В ходе борьбы мы упражняемся. Мы обретаем способность к подлинной демократии. Другого пути нет.

Борясь сегодня, меньшинство, поддерживающее анархическую революцию, должно думать о долгосрочной стратегии: кто заинтересован в прекращении капиталистической эксплуатации? кто обладает потенциальной силой, способной остановить всё общество и изменить систему? кто на протяжении истории сражался против капиталистической эксплуатации? Ответы на эти стратегические вопросы приведут нас к рабочему классу.

Часть II: Связь рабочего класса и других систем угнетения

Почему мы называем себя анархистами классовой борьбы, вместо того чтобы называть себя феминистско-антирасистско-ЛГБТ-зелёными-классовыми анархистами? Какое отношение между классовыми и неклассовыми формами угнетения, такими как гендер и раса? Вместо метафоры базис/надстройка, нам потребуется модель перекрывающейся сети угнетений, в центре которой находится класс. Она приводит нас к стратегическим выводам.

Как я утверждал в Части 1, рабочий класс занимает центральное место в борьбе против капитализма. Но как он относится к другим частям населения и их системам угнетения? Как классовое разделение затрагивает женщин и партриархат; афро-американцев и белое господство; народы «Третьего мира» и неоколониализм; иммигрантов и нативизм (теорию превосходства граждан, родившихся на данной территории) и другие виды угнетения, которых слишком много, чтобы перечислить их все? Какое отношение имеет класс к явно неклассовым проблемам, таким как борьба с глобальным потеплением? Я говорю не о нравственной стороне угнетения, давайте оставим рассуждения о том, какая форма угнетения хуже (например, антисемитизм или дискриминация глухих). Все формы угнетения есть зло, и им нужно противостоять. Я хочу обсудить анализ связей между видами угнетения и стратегические выводы, которые могут из него последовать.

Модель Базис/Надстройка

Марксисты традиционно используют модель базиса и надстройки. Под базисом понимается процесс общественного производства в отдельно взятом обществе, в частности, отношения между классами. К надстройке относится всё прочее: государство, культура, гендерные и расовые взаимоотношения, и т.п. Преимуществом этой схемы является то, что она указывает на огромное влияние классовых отношений на другие стороны общества; в этом заключается сила исторического материализма. Но у этой модели есть и проблемы. Например, раз государство необходимо для поддержания капитализма, то почему оно отнесено к надстройке, а не к базису? Со стратегической точки зрения, эта модель может привести к отнесению всех неклассовых форм угнетения к производным от классового угнетения. Из этого можно было бы сделать вывод, что революционеры должны концентрироваться только на классовых вопросах, потому что неклассовые формы угнетения автоматически исчезнут с переходом к бесклассовому обществу. С этой точки зрения, неклассовые вопросы являются неуместным отвлечением от настоящего вопроса.  Они не вполне существенные. Как только рабочие захватят власть, можно будет считать, что неклассовые системы угнетения, равно как и государство, «зачахнут», без каких-либо особенных усилий в их направлении.

Продвинутые марксисты предлагают более тонкую, более диалектичную интерпретацию, но модель сводится к той же механистической политике. Рассмотрим заявление либертарной Class War Federation (Великобритания) о том что средний класс работает над «продвижением идей, которые  сохраняют наше размежевание, таких как расизм и сексизм… чтобы направить нашу энергию в безвредную деятельность, имя которой реформизм, например, Гринпис, CND (Комитет за Ядерное Разоружение), феминизм, профсоюзы…»(Unfinished Business…, 1992, Stirling, Scotland: AK Press; p. 57) В книге есть рисунок, на котором богачи танцуют на платформе, которую удерживают люди с «дурными мыслями» в кружочках, «Экология; Нет атомным бомбам; Нет мясу; Феминизм; Третий мир; Спасите…»(стр. 8) По меньшей мере, в этом заявлении и на картинке, движения за экологическое равновесие, освобождение женщин, национальное освобождение, сопротивление ядерной войне рассматриваются не как вероятные союзники в «классовой войне», а только лишь как отвлекающие манёвры среднего класса. Расизм и сексизм рассматриваются как проблемы лишь потому, что они разделяют рабочий класс, а не потому, что они являются проблемами сами по себе.

С другой стороны, историк-марксист Эллен Мейксинс Вуд, заключила, «Схема базис/надстройка всегда приносила больше трудностей, чем достоинств…Она была создана, чтобы удерживать теоретический вес, выходящий за рамки ей ограниченных возможностей…»(Democracy Against Capitalism, 1995, Cambridge, Britain: Cambridge Univ. Press; p. 49–50) (Как я утверждал в части 1, анархизм классовой войны в значительной степени пересекается с либертарным марксизмом; я отношу себя к по-марксистски образованным анархистам.)

Есть и альтернативная схема, которую я также отвергаю, схема строгого плюрализма. Согласно этой схеме, различные виды угнетения в обществе рассматриваются как параллельные друг другу, независимые, каждый сам по себе. Угнетение женщин воспринимается как действительное, но отдельно от расизма, который отделён от угнетения ЛГБТ, и они параллельны некоему угнетению, называемому «классизмом». Хотя этот взгляд допускает существование различных форм угнетения, он ведёт к реформистской точке зрения: что например, в борьбе женщин допустимо игнорировать класс и расу (и следовательно, её будут возглавлять белые представительницы среднего класса, которые не отвергают капитализм), а параллельное ей рабочее движение может игнорировать сексизм и расизм, так как это обособленные виды угнетения. Вместо этого, я хотел бы подчеркнуть, что все виды угнетения переплетены и накладываются друг на друга, находят друг в друге поддержку и опору. Мне нравится аналогия кучи палочек [игра, напоминающая игру в бирюльки с использованием палочек], все они опираются друг на друга, хотя некоторые могу находиться ближе к центру кучи, чем другие. [http://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/thumb/e/e4/Jeu_de_mikado.jpg/220px-Jeu_de_mikado.jpg]

Господство белых

Многие трактуют виды угнетения как отдельные совокупности, будто бы здесь рабочие, здесь женщины, в другом месте — чернокожие американцы. Это заблуждение. Население США, например, можно  рассматривать с точки зрения классов: капиталисты, рабочие, средние слои. Его можно рассматривать с точки зрения расы и национальности/этничности: белые американцы, афро-американцы, латиноамериканцы, американцы азиатского происхождения, коренные американцы и прочие. Его можно рассматривать с точки зрения гендера: мужчины и женщины. Его можно рассматривать с точки зрения сексуальной ориентации: гетеросексуалы, ЛГБТ-люди. И так далее. Но это, по-прежнему, одни и те же люди. Такие рассмотрения являются абстракциями: мы отделяем(выбираем) определённые особенности, чтобы лучше их понять. Исследования систем угнетения верны, то есть, они полезны для понимания того, как люди ведут себя, и как они себя идентифицируют. Но это, по-прежнему, одно и тоже население. Системы перекрываются и взаимодействуют. Например, рабочая афро-американка не угнетается часть времени как чёрная, а затем часть времени как женщина, а потом угнетается/эксплуатируется часть времени как рабочий (учитывая что даже её нерабочее время зависит от её заработка). Мы могли бы проанализировать её таким образом, но в действительности её жизнь есть совокупность.

Рассмотрим превосходство белых. Сперва африканцев похищали и везли в Северную и Южную Америку по чисто экономическим причинам: сделать их кем-то вроде чернорабочих, а именно рабами. Они производили товары (табак, хлопок и т.п.), которые продавались на мировом рынке. Сегодня подавляющее большинство афро-американцев принадлежит к рабочему классу, по большей части, к беднейшим его слоям. Их угнетение служит двум классовым задачам: создаёт совокупность рабочих, которых можно подвергать сверх-эксплуатации, платя низкую зарплату, и оно ослабляет весь рабочий класс, из за расового разделения, при котором белые рабочие верят в своё превосходство. Хотя этноцентризм стар как сам род человеческий, расизм как идеология был придуман во времена рабства с целью оправдания рабства и грабежа коренных американцев. Он был тщательно разработан в эпоху империализма, для создания поддержки для колониализма.

Но этот анализ не означает, что превосходство белых является только лишь предметом экономики. В конце концов, есть некоторые богатые афро-американцы, которых всё равно могут арестовать «за езду в чёрном виде»(Driving While Black[wikipedia]). Какими бы ни были его источники, расовое угнетение существует. В своей борьбе против него, афро-американцы создали себя как народ, со своей собственной культурой и сознанием—народа, который всё ещё сражается за свою свободу. Как совокупность мнений, расизм является едва ли не всеохватывающим, меняясь от либеральных «слепых пятен», которые есть даже у нас, антирасистов, до умеренных предрассудков большинства белых и озлобленной расовой ненависти у фашистов. Расизм затрагивает не только экономику, но и политику и культуру общества. Он не закончится просто благодаря разумным доказательствам; это потребует массовой борьбы—борьбы ведомой чернокожими людьми как чернокожих людей, в союзе с белыми антирасистами.

Борьба афро-американцев перекрывается с другими видами борьбы. В пятидесятые и шестидесятые, восстание афро-американцев играло ключевую роль в пробуждении всего общества, вдохновило антивоенное движение, женское движение, гей-движение, а также борьбу рабочего класса (Мартин Лютер Кинг был застрелен в Мемфисе, куда он прибыл поддержать забастовку преимущественно чернокожих рабочих-мусорщиков). Уже достигнут значительный прогресс в ограничении господства белых—а именно прекращена легальная сегрегация (законы Джима Кроу). Но различные механизмы расистско-капиталистического общества удержали афро-американцев на социальном дне. Чтобы исправить это, потребуется целая революция.

Патриархат

Патриархат — доминирование мужчин — также взаимодействует с остальными аспектами нашего репрессивного авторитарного общества. На жизнь женщины напрямую влияет её раса и класс. Примерно половина взрослых женщин работает по найму. Даже не трудоустроенные домохозяйки зависят от доходов их мужей, которые зависят от их классовой принадлежности, и на которые влияет их расовая принадлежность.

Если посмотреть глубже, можно увидеть, что жизнь женщин определяется их ролью в семье, которая обусловлена типом общества, в котором она живёт. Нуклеарная семья позднего капитализма является центром потребления потребительских товаров. И именно в ней производится и воспроизводится такой потребительский товар, как рабочая сила(мужчин, женщин, взрослых и детей). Именно здесь социальная психология нашего общества передаётся следующему поколению. Отношения между семьёй и капитализмом трудноуловимы и сложны, но весьма существенны. Образ женщин напрямую связан с их ролью в семье (как и до капитализма, в семьях феодалов, рабов и других классовых обществах).

Примечательно, что Энгельс относил роль женщины к общественному «базису» наряду с производством товаров.

«Согласно материалистическому пониманию, определяющим моментом в истории является в конечном счете производство и воспроизводство непосредственной жизни. Но само оно, опять-таки, бывает двоякого рода. С одной стороны — производство средств к жизни: предметов питания, одежды, жилища и необходимых для этого орудий; с другой — производство самого человека, продолжение рода. Общественные порядки, при которых живут люди определенной исторической эпохи и определенной страны, обусловливаются обоими видами производства: ступенью развития, с одной стороны — труда, с другой — семьи. «(Происхождение семьи, частной собственности и государства) Он предполагал, что угнетение женщины предшествовало появлению классового общества и было его исходной точкой.

Не принимая Энгельсову схему базис/надстройка (заметьте его особенное «в конечном счёте»; доходили ли мы когда-либо «до последней инстанции»?), я соглашусь с тем, что «производство и воспроизводство непосредственной жизни» сильно влияет на все остальные общественные процессы. Я также соглашусь с тем, что угнетение женщины ведётся с доисторических времён и очень глубоко укоренено в структурах нашего общества. Оно напрямую влияет на и испытывает влияние со стороны классового устройства и других аспектов нашей политики и культуры. Чтобы покончить с ним, также потребуется всеобщая революция.

Я могу продолжить приводить многие другие формы угнетения и соотносить их с другими и с классовым устройством. Например, национальное угнетение напрямую связанно с империализмом, укоренено а капиталистических классовых отношениях. Уничтожение окружающей среды связанно со стремлением капитализма постоянно накапливать капитал, относиться к миру природы как к источнику сырья. Гомофобия напрямую связана с общественным определением гендера, коренящимся в структуре капиталистической семьи и её социальной психологии. И так далее, в совокупности форм взаимодействия. Суть в том, что каждая форма угнетения поддерживает остальные; все они поддерживают капиталистическую эксплуатацию и поддерживаются ею. Борьба против каждой из них требует борьбы против всех; устранение каждой требует устранения всех. Не будет никакого бесклассового общества до тех  пор, пока не наступит освобождение женщин, не белых и т.п.

В своём исследовании направлений в анархизме, Бенджамин Фрэнкс в качестве резюме использует представленную в этом тексте точку зрения: «капиталистические отношения рассматриваются в большинстве случаев как доминирующая, но не единственная организующая сила…Капитализм взаимодействует в другими формами репрессивных практик, которые нельзя целиком свести к экономической деятельности. Здесь формируются различные подчинённые идентичности…Несмотря на это, капитализм по-прежнему остаётся важным фактором, экономическое освобождение также должно быть необходимым моментом.»(Rebel Alliances, 2006, Edinburgh: AK Press; p. 181)

Особая роль класса

Каждая форма угнетения должна разбираться конкретно. Например, угнетение женщин происходит не так, как угнетение/эксплуатация рабочего класса. Если посмотреть на классовую систему, можно увидеть характерные особенности, которые отличают её от других форм систематического угнетения.

Во-первых, это цель. Цель освобождения женщин состоит не в уничтожении мужчин, а в преобразовании отношений между женщинами и мужчинами (хотя определение, кто является мужчиной, а кто женщиной, с течением времени, вероятно, изменится). Цель освобождения чернокожих заключается не в уничтожении белых людей, а в реорганизации отношений между белыми и афро-американцами(хотя, в длительной перспективе, расы как отдельные группы могут раствориться). Но цель рабочей революции заключается в полном ниспровержении класса капиталистов, его уничтожении как класса и замены его безгосударственным правлением рабочего класса (ведущим к бесклассовому обществу).

Во вторых, это власть доминирующих. Коллективно, мужчины доминируют над женщинами. Но это не значит, что мужчины — все мужчины — управляют обществом. Не проводится собраний мужчин, где они решают, как управлять правительству. (Если они и есть, то меня туда не приглашали.) Большинство мужчин относятся к рабочему классу, и имеют мало власти. Если бы у них был выбор, они бы предпочли программы по организации ухода за детьми, и прекращение трудовой дискриминации женщин (в том числе их жён и дочерей). Точно так же, белые коллективно доминируют над не белыми. Но белые не проводят специальных собраний, где они принимают решения по внутренней и внешней политике. Опять таки, большинство белых американцев принадлежат к рабочему классу и на самом деле лишены власти (что бы они себе не воображали).

Но класс капиталистов действительно управляет обществом! Поэтому его и называют правящим классом.(Конечно, большинство бизнесменов — белые и мужчины.) Капиталисты владеют своим бизнесом и управляют им (непосредственно, либо руками наёмных менеджеров). Хотя они составляют 1-5% населения, они контролируют производство товаров и услуг, которыми все мы живём. Они решают, будет работник нанят или не нанят.  Своим богатством и влиянием, они контролируют две политические партии. Они владеют и управляют СМИ, являющимися главным источником новостей, и формирующими массовую культуру. Они господствуют в правительстве на всех уровнях. Власть их класса должна быть полностью свергнута, если мы хотим лучшего мира.

В-третьих, потенциальная сила угнетённых. Как уже говорилось, борьба афро-американцев в пятидесятых и шестидесятых расшевелила все проблемы жизни в США. Я должен также отметить влияние вьетнамцев, угнетённой нации, которая сопротивлялась американскому империализму. Их борьба за национальное освобождение внесла значительный вклад в реорганизацию США (и остального мира). Женское движение также повлияло на нашу культуру и политику. Гей-движение было сравнительно незначительным по своей величине, но его влияние в  переоценку сексуальных стереотипов было довольно сильным. (Права женщин и геев всё ещё остаются главными вопросами политики США.)

Однако, рабочий класс является особенным по своему возможному могуществу на фоне других угнетённых групп в обществе. Как я писал в части 1, только рабочие (как рабочие) могут положить конец этому обществу. И только рабочий класс может дать начало новому обществу на новом фундаменте. Наш класс создаёт товары, мы их перевозим, мы их распределяем, мы обслуживаем людские потребности. Мы обладаем огромной потенциальной силой. Любой, кто был в городе, охваченном крупной забастовкой, знает, как это верно. Одна успешная всеобщая забастовка в крупном городе может изменить политику США. Практически вся капиталистическая политика существует для того, чтобы не дать рабочему классу осознать свою мощь и воспользоваться ею.

Стратегические выводы

Из вышеизложенного анализа я делаю выводы стратегического (а не только морального) уровня. Первый вывод: мы правы, когда называем себя анархистами классовой борьбы. Мы правы, когда ставим именно классовую борьбу в центр нашей политики. Со стратегической точки зрения, главным врагом является правящий класс капиталистов и его союзники. Нам нужно мобилизовать огромную, необыкновенную силу большинства рабочего класса против него.

Второй вывод: мы, революционеры, должны поддерживать всякую борьбу против угнетения, неважно, насколько велика она или мала, связанна ли она с классовой борьбой очевидным образом, или нет (хотя все подобные проблемы пересекаются с классовой борьбой). Помимо наличия своих собственных источников, каждая система угнетения поддерживает капитализм и поддерживается капитализмом. Это означает, что борьба против каждой формы угнетения подрывает капитализм, как и борьба против капитализма подрывает все формы угнетения.

Эта система очень могущественна и сложна. От нас потребуются все силы, чтобы её низвергнуть. Мы должны указывать на всякое зло в этом обществе, чтобы открыть глаза людей на необходимость революции. Нам нужна всякая проблема, которая может мобилизовать людей на борьбу за их интересы. На практике, революционная группа должна определить приоритетные направления, на которые она бросит свои ограниченные силы, но в принципе, мы должны выступать против всякого зла этого общества и выступать на стороне каждого, кто хочет драться за лучший мир.

Эти два стратегических вывода не противоречат друг другу. Именно на пересечении эксплуатации и неклассового угнетения мы находим величайший потенциал для революционного энтузиазма—среди рабочих-иммигрантов или женщин из рабочего класса, например. Во всякой борьбе рабочих мы должны определять её последствия для женщин, афро-американцев, иммигрантов, молодёжи и т.д. Мы должны использовать подобные связи для усиления борьбы—в противном случае, они станут источником раскола и слабости. С другой стороны, во всяком неклассовом движении, мы должны определять классовые конфликты. Мы должны противостоять про-капиталистически настроенным вожакам из среднего класса в женском движении, движении афро-американцев, движении за мир и т.д.—а также в профсоюзах! Вместо этого мы должны выдвигать планы действий, которые будут в интересах женщин из рабочего класса, афро-американских рабочих, и т.д., показывать капиталистические причины войны. Капитализм находится в центре авторитарной сети форм угнетения. Все они должны быть упразднены.

Комунистический манифест утверждает (и анархисты классовой борьбы с этим соглашаются), «Все до сих пор происходившие движения были движениями меньшинства или совершались в интересах меньшинства. Пролетарское движение есть самостоятельное движение огромного большинства в интересах огромного большинства. Пролетариат, самый низший слой современного общества, не может подняться, не может выпрямиться без того, чтобы при этом не взлетела на воздух вся возвышающаяся над ним надстройка из слоев, образующих официальное общество.»(Манифест Коммунистической Партии 1848 – 1870)

Другими словами, восстание рабочего класса, особенно самых его низов, устроит встряску всему, поднимет каждую проблему каждой части капиталистического общества. Однако, Маркс и Энгельс знали что, даже в Британии того времени, наёмные работники не были большинством, не говоря уже о других странах. (Даже сегодня, когда в большинстве стран пролетариат находится в большинстве, ядро пролетариата, промышленные рабочие, остаются меньшинством—пусть и крупным.) Они видели в рабочем классе привлекательного союзника всех угнетённых (даже несмотря на то, что у них не было полного понимания всех форм угнетения). Двадцать лет спустя, Энгельс писал, «Классу зависящих всю свою жизнь исключительно от заработной платы ещё долго не быть большинством народа Германии. Поэтому, он вынужден искать союзников.»(Draper, 1998; стр. 232)

Возглавляемая рабочим классом революция будет не захватом государственной власти элитой, но сознательным само-раскрепощением «огромного большинства»: всех угнетённых, в центре которого пролетариат. И только пролетариат—многонациональный, мультирасовый, мультикультурный, (и т.д.,) рабочий класс—сможет сплотить все эти революционные силы и направить их на революцию. Существование движения большинства пролетариата надо не искать в революционной практике, оно должно быть создано посредством революционной практики.

Примерно два столетия наш класс ведёт свою борьбу. Он побеждал и терпел ужасные поражения. Этот рабочий класс капитализма выматывали, подкупали, устраивали ему резню, обманывали, обращались к его худшим предрассудкам, отказывали ему в правах, обеспечивали ограниченные демократические права, отправляли на войны, обращали его профсоюзы и партии против него, порочили и сбрасывали со счетов устами теоретиков среднего класса. Однако, за это короткое время, он сражался больше чем какой-либо другой эксплуатируемый класс за всё тысячелетие. Он создавал массовые организации, проводил крупные и мелкие забастовки, вынудил капиталистов дать ему демократические права, и совершал революционные восстания, которые потрясли мир.  Есть ли гарантии того, что наш класс, вместе со своими союзниками из числа других угнетённых,  уничтожит капитализм и все формы угнетения? Свергнем ли мы капитализм «неминуемо», прежде чем он уничтожит мир атомными войнами и/или экологическими катастрофами? Нет, такой гарантии нет. Это решится в борьбе! Но нет и такого пагубного порока, который гарантировал бы то, что наш класс никогда не добьётся победы. История далека от завершения.

Оригинал (английский): What is Class Struggle Anarchism?

В некоторых кругах считается бесспорным, что марксизму (или по меньшей мере, классическому марксизму, или марксизму первого поколения или ещё какому-нибудь) свойственен «классовый редукционизм». Я думаю, стоит потратить немного времени, чтобы попытаться выяснить, на чём строится это обвинение. Разумеется, я думаю, некоторые его разновидности присущи некоторым (не всем) деятелям марксистской левой. Я не думаю намекать, что обвинение по своему существу поверхностное или ошибочное. Тем не менее, исходя из своего опыта, я могу сказать, что об этом недостатке говорят настолько расплывчато, что зачастую непонятно, о чём идёт речь. Поэтому я стал искренне просить тех, кто указывает на этот недостаток, объяснить, что он означает, прежде чем пытаться защищать марксизм от этого обвинения.

Одно из толкований «классового редукционизма» выглядит следующим образом: Это ошибка в сведении всех форм угнетения, например, расизма, к экономическому неравенству. Я встречал некоторых людей, которые, похоже, думают, что это значит, что марксисты понимают расовое угнетение как сводящееся к неравенству в доходах и стратификации. Я встречал других, которые утверждали, что марксисты объединяют расу с «социально-экономическим статусом». (Отступление: Я презираю термин «социально-экономический статус». Мне думается, люди употребляют этот термин вместо слова «класс» потому, что он звучит более формально и «официально». Но это понятийный сумбур, который больше скрывает, чем объясняет. Я действительно хочу, чтобы люди говорили «класс», даже если они неправильно употребляют это понятие. По крайней мере, употреблять его менее напряжно.)

Читать далее →

Задачи и определения

Задача этой работы — обрисовать анализ теории привилегий анархистами классовой борьбы. Многие из нас чувствуют, что «привилегия» подходящий термин для описания тех разновидностей угнетения, которые имеют место за пределами экономических классов. Этот текст может помочь нам понять, как эти виды угнетения влияют на наши общественные отношения и пересекаются с нашей борьбой в рамках экономического рабочего класса. Он написан членами женской фракции Анархической Федерации. Данный текст не представляет все наши взгляды и является частью продолжающейся дискуссии в Федерации.

Что мы подразумеваем под словом «привилегия», а что нет? Привилегия подразумевает, что везде где существует система угнетения (такая как капитализм, патриархат, господство белых, гетеронормативность) есть угнетённая группа, и есть привилегированная группа, которая извлекает выгоду из угнетения, которое эта система создаёт[1]. Привилегированная группа не обязана быть активным сторонником системы угнетения, или даже знать о ней, чтобы получать от неё выгоду. Она получает преимущества от представления о себе как о норме и обеспечение её нужд рассматривается как что-то естественное, в то время как угнетённая группа считается «другой», и её потребности рассматриваются как «особые факторы». Иногда выгоды привилегированной группы от системы очевидны и материальны, например, от женщины ожидается выполнение всей работы по дому, и их партнеры мужчины получают выгоду от их неоплачиваемого труда. В других случаях, выгоды более неуловимы и незаметны, например, когда тот или иной гнёт снимается с привилегированной группы и перекладывается на остальных, например, молодых чернокожих и азиатов полиция останавливает и обыскивает с на 28% большей вероятностью, чем белых[2]. Дело здесь не в том, что притеснение полицией белой молодёжи не происходит, и не в том, что будучи выходцем из рабочего класса или белым иммигрантом-европейцем вы с меньшей вероятностью столкнётесь с полицейским гнётом, дело в том, что число чернокожих и азиатов, становящихся объектами внимания полиции, непропорционально выше в сравнении с белыми, и, в результате этого, если вы переносите наркотики и вы белый, при прочих равных условиях, вы с гораздо большей вероятностью сможете избежать наказания, чем в случае, если бы вы были чернокожим. В Великобритании белых также с меньшей вероятностью арестовывают и оставляют в предварительном заключении, и они реже становятся жертвами преступлений против личности[3]. Чернокожие сегодня сталкиваются с гораздо более высоким уровнем безработицы в Великобритании, чем в США[4]. Эти цитаты приведены здесь не с целью выдвинуть идею общества, где люди всех рас и этносов будут сталкиваться с одинаковыми препятствиями, мы хотим построить общество, в котором никто не будет сталкиваться с такими препятствиями. Цель, отчасти, в том, чтобы осознать, как работают системы угнетения, а значит признать тот факт, что если чернокожие и представители этнических меньшинств с большей вероятностью сталкиваются с этими трудностями, тогда исходя из простой математики, белые с меньшей вероятностью сталкиваются с ними, и это значит, что у них есть преимущество, привилегия, в том числе и привилегия отсутствия надобности знать о масштабах проблемы.

Привилегированная группа также может, в какой-то мере, угнетаться требованиями системы, которая делает её привилегированной, например, от мужчины при патриархате ожидается, что он не будет демонстрировать слабость или эмоции, и мужчинам не доверяют как опекунам или сиделкам. Однако, при патриархате мужчин угнетают не за то, что они мужчины, их угнетают потому, что это необходимо для поддержания угнетения женщин. Чтобы женщины воспринимали себя слабыми, иррациональными и подходящими только на роль няньки, они должны верить в то, что мужчины сильнее, менее эмоциональны и неспособны заботиться о тех, кто в этом нуждается; поэтому мужчина, демонстрирующий слабость, эмоции и способность к опекунскому труду наказывается патриархатом за то, что вредит репутации своей группы, давая женщинам возможность ставить под вопрос их угнетение.

Понятно, что там где есть угнетённая группа, есть и привилегированная группа, так как система угнетения не будет существовать долго, если никто не будет получать от неё выгод. Важно понимать, что члены привилегированной группы в какой-либо из этих систем могут также быть угнетёнными в любой другой, и это позволяет разобщить борьбу и подавить революционную активность. Мы разделены, социально и политически, недостаточными знаниями о своих привилегиях и о том, как они используются чтобы настраивать наши интересы друг против друга и ослаблять нашу солидарность.

Термин «привилегия» имеет неоднозначную связь с классовой борьбой, и чтобы понять почему, мы должны рассмотреть некоторые различия между экономическим и общественным классом и их и ошибочное смешение. Общественный класс описывает культурные идентичности рабочего класса, среднего класса и высшего класса. Эти идентичности очень похожи на те, что построены на гендере, расе, или сконструированы обществом, созданы обществом на основе его предубеждений и ожиданий касательно людей из этих категорий. Экономическое классовое деление представляет из себя совсем другое явление. Оно описывает экономический рабочий и правящий классы, как определил Маркс. Экономическое классовое разделение действует при капитализме и основывается на владении материальными ресурсами, вне зависимости от вашей личностной идентичности или общественного положения. Вот почему богатый, возведённый в рыцари капиталист вроде Алана Шугара может охарактеризовать себя как «мальчика из рабочего класса, добившегося успеха». Он явно не принадлежит к рабочему классу, если мы посмотрим с экономической точки зрения, но он цепляется за эту социальную идентичность в надежде на то, что это каким-то образом оправдает эксплуатацию, происходящую в его бизнес-империи. Он смешивает социальные и экономические классы, чтобы идентифицировать себя с угнетённой группой (социальным рабочим классом), и таким образом отрицает свою существенную привилегию (как части экономического правящего класса). Будучи частью правящего при капитализме класса невозможно поддерживать борьбу против этой системы. Потому что в отличии от любой другой привилегированной группы, правящий класс напрямую ответственен за ту самую эксплуатацию, на противостояние которой он бы в таком случае претендовал.

Это не делает экономическую классовую систему угнетением «первостепенной важности», а остальные «второстепенными», но это означает, что экономическая классовая борьба принимает иные формы и имеет нисколько иные цели, нежели борьба, обусловленная культурными идентичностями. Например, мы ставим перед собой задачу покончить с капитализмом посредством революции, в ходе которой рабочий класс отберёт средства производства у правящего класса и построит безвластное коммунистическое общество, в котором не будет правящего класса. Для других упомянутых видов борьбы, это выглядит иначе—мы не можем принудить мужчин отказаться от их маскулинности, или белых от их белизны, или отправить их всех на гильотину и вернуть себе их власть и привилегии, словно это ресурсы, которые были ими накоплены. Вместо этого, нам нужно разобрать и понять системы, которые стремятся к сосредоточению власти и ресурсов в руках привилегированных в культурном отношении и оспорить сами концепции гендера, сексуальности, расы и т.д. которые используются для выстраивания идентичностей, которые нас разъединяют.

Большая часть недовольства термином «привилегия» внутри движений за классовую борьбу происходит от того, что предпринимается попытка провести прямую аналогию с привилегией правящего класса, в то время как это не вполне работает. Те кто родился в семье, которая владеет сетью супермаркетов или заводов могут, когда они унаследуют свое состояние, отказаться от него. Они могут коллективизировать свою империю и передать ее работникам, прийти и работать в ней сами, получая такую ​​же долю прибыли, как и все остальные. Капиталисты могут, если захотят, отказаться от своих привилегий. Это позволяет нам считать их плохими, если они этого не делают, и оправдывает насильственную экспроприацию их имущества в революционной ситуации. Мужчины же, белые, гетеросексуальные люди, гендерно конформные люди и т.д., не могут отказаться от своих привилегий — как бы сильно они этого хотели. Они навязаны им системой, из которой они не могут устраниться или предпочесть прекратить извлекать из нее выгоду. Это сравнение с привилегиями правящего класса создает у многих ощущение, будто они обвиняются в накоплении того, на что они не имеют права, и что на их осуждают за это, или заставляют чувствовать себя виноватыми или проходить через что-то вроде бесконечного покаяния, чтобы заслужить прощение за свои привилегии. Но дело обстоит иначе. Раскаяние не несёт какой-либо пользы, в отличии от просвещения и осмотрительного поведения. Если вы ничего не извлекли для себя из этого текста, извлеките это: вы не несете ответственности за систему, которая дает вам ваши привилегии, а только за то, как вы на неё реагируете. Привилегированные (за исключением представителей экономического правящего класса), играют важную роль в борьбе против системы, которая дает им эти привилегии—только это не руководящая роль.

Ответ на возражение против привилегий

Итак, раз они её не выбирали и ничего не могут с этим поделать, зачем называть людей «привилегированными»? Не достаточно ли говорить о расизме, сексизме, гомофобии и т.д. без необходимости называть белых, мужчин и гетеросексуальных людей словами, которые их задевают? Если вы возражаете именно из-за терминологии, имейте ввиду, что радикальные черные активисты, феминистки, квир активисты и активисты с ограниченными возможностями широко используют термин «привилегия». Угнетенным группам нужно возглавлять борьбу, которая положит конец их притеснению, и это значит, что эти угнетенные группы должны играть определяющую роль в  борьбе и определять термины, которые мы используем при её обсуждении. В конце концов, не группам, ведущим классовую борьбу, состоящим  преимущественно из белых мужчин, решать за не белых и женщин, какие слова полезны в борьбе против превосходства белых и патриархата. Если вам не нравится термин, но вы согласны с общим принципом, то свидетельством вашей действительной солидарности будет оставление вашего личного дискомфорта за рамками дискуссии, признание выбранной терминологии и использование терминологии, которую выбрали те, кто стоит на переднем крае этой борьбы.

Другим распространенным возражением против концепции привилегий является то, что она выделяет культурный статус из отсутствия угнетения. Вы можете сказать, что не сталкиваться с систематическим предубеждением против твоего цвета кожи—это не привилегия, так должно быть для всех. Что испытывать на себе расизм—это отклонение от нормы. Отсутствие расового притеснения должно быть признано опытом «по умолчанию». Проблема в том, что если не испытывать угнетение—это опыт «по умолчанию», то переживание угнетения помещает вас вне опыта «по умолчанию» в специальную категорию, которая, в свою очередь, скрывает большое количество угнетения от остальных. Говоря о привилегии мы показываем, что того, что является нормой для тех, кто не испытывает притеснений, до сих пор нет у тех, кто их испытывает. Если говорить об одной только гомофобии, можно открыть существование предрассудков—стереотипов о том, как геи и лесбиянки себя ведут, или факты насилия в отношении людей из за их сексуальности. Странно было бы встретить анархиста, который не осуждал бы эти вещи. Однако, если говорить о привилегии гетеросексуалов, взору открывается другая сторона системы, невидимая сторона: какое поведение считается «характерным» для натуралов? Его не существует — гетеросексуалы не рассматриваются как сексуальная категории, они рассматриваются как не «геи». Вам не надо беспокоиться о том, что вы произведете впечатление «слишком уж натурала», когда вы собираетесь на собеседование, или ваши гетеросексуальные друзья подумают, что вы отрицаете вашу гетеросексуальность, если вы одеваетесь или разговариваете недостаточно гетеросексуально, или что вашим друзьям-геям будет неудобно, если вы возьмете их в гетеросексуальный клуб, или, если они смутят вас, сказав что-то грубое о том, что к ним подкатил кто-то противоположного пола. Этот анализ выходит за рамки беспокойства о дискриминации или предубеждениях, подбираясь к самой сути того, что мы считаем нормальным и нейтральным, а что рассматриваем, как отличное и другое, что нуждается в объяснении, что является само собой разумеющимся—предрассудки в пользу гетеросексуальности не воспринимаются, как предрассудки , потому что они встроены в наше представление о том, как должно быть «по умолчанию».

Полезно осознавать это, потому что, когда мы смотрим на притеснения «в отрыве», мы склонны приписывать их к личным или социальным предрассудкам, гомофобным законам, которые могут быть отменены, расовой дискриминации, которая может быть запрещена в законодательном порядке. Сами по себе, такие термины как «расизм», «сексизм», «эйблизм»(ущемление лиц с ограниченными возможностями) не объясняют того, как угнетение вплетено в ткань общества и в повседневную жизнь, они объясняют их просто как отдельные пятна на обществе, которые могут быть стёрты без следа, оставив ткань нетронутой.[5]

Теория привилегий представляет из себя систему. Она объясняет, почему устранения предрассудков и дискриминации недостаточно для того, чтобы устранить угнетение. Она показывает, как общество должно быть реорганизовано. Когда люди говорят о том, что они «не различают цветов» по отношению к расе, они думают, что они не расисты, но это обычно означает, что они просто думают, что могут преспокойно игнорировать различия в происхождении и жизненном опыте, связанные с расой, и ожидать, что приоритеты и мировоззрение каждого человека должны быть такими же, как и у белых людей, они считают их «нормальными». Это означает, что они думают, что не должны слушать людей, которые пытаются объяснить, почему для них ситуация иная. Они хотят, чтобы различия исчезли и чтобы все были равными, но, пытаясь игнорировать различия, они лишь усиливают их. Признание привилегий означает признание существования различий в опыте, о которых мы можем не знать. Это значит быть готовыми слушать, когда люди говорят нам о том, как их опыт отличается от нашего. Это значит пытаться осмыслить новую «нормальность», которую мы могли бы осуществить в обществе устроенном иначе, вместо того, чтобы исключать опыт, который не вписывается в рамки нашего представления о «нормальности».

Интерсекциональность и Кириархия

Кириархия — это концепция связанных систем угнетения, идея о том, что капитализм, патриархат, превосходство белых, гетеронормативность, циснормативность, теократия и другие системы, для которых у нас не всегда есть названия, связаны между собой, воздействуют между собой и поддерживают друг друга. Слово «кириархия»—это также удобное словесно-понятийное сокращение, которое позволяет нам сэкономить время, избежав перечисления списка всех систем угнетения, всякий раз когда вы захотите объяснить эту концепцию. Эта концепция гласит, что всякий, кто  борется с угнетением любого рода, сражается в той же войне, просто мы сражаемся в ней на несметном множестве разных фронтов.

Интерсекциональность ­— это идея о том, что все мы являемся привилегированными в некоторых из этих систем и угнетёнными в других, и что, поскольку эти системы влияют друг на друга, наши угнетения и привилегии имеют точки пересечения. Это значит, что каждый из нас испытывает угнетение, характерное для его индивидуальной комбинации из классовой принадлежности, гендера, расы, сексуальной ориентации, трудоспособности, возраста и т.п. [6][7]

Классовый анализ имеет тенденцию к выделению капитализма в отдельную от других систем в кириархии. Как было изложено выше, капитализм действует иначе, нежели системы угнетения, основанные на идентичности или культуре, но было бы сильным упрощением отбросить эти виды угнетения как вторичные или как не более чем выражения капитализма. Так, патриархат существовал задолго до современного промышленного капитализма и, есть основания полагать, до появления денег как таковых [8], и нетрудно представить себе пост-капиталистическое общество, в котором всё ещё сохранятся репрессивные гендерные роли[9]. Так как анархисты противостоят всем системам угнетения, мы признаём, что одной только борьбы с капитализмом недостаточно, и что другие виды угнетения не улетучатся «после революции». Если мы хотим пост-революционного общества, свободного от всех видов угнетения, нужно чтобы все угнетённые имели равное значение при его строительстве, и это значит, что нам нужно присмотреться к тем видам угнетения, которым мы не подвержены, и работать над пониманием того, как функционирует каждая система: по отдельности, в отношениях с капитализмом и другими системами угнетения и как часть кириархии.[10]

Мы привыкли говорить о сексизме или расизме как о явлениях, разделяющих рабочий класс. Кириархия позволяет нам уйти от примата классового вопроса, значительно сохраняя его в общей картине. Так же как сексизм и расизм разобщают классовую борьбу, капитализм и расизм разобщают гендерную борьбу, а сексизм и капитализм вызывают разногласия в борьбе угнетённых по расовому признаку. Все системы угнетения разобщают борьбу против всех других систем, с которыми они пересекаются. Это оттого, что наши собственные привязанности разделены нашими же комбинациями привилегий и угнетений, и мы отдаем предпочтение тем видам борьбы, которые мы видим приоритетными по отношению к другим, в ущерб солидарности. Вот почему третий пункт Целей и Принципов [11] Анархической Федерации  предостерегает против межклассовых объединений, но мы также должны избегать кампаний, которые продвигают цели какой-либо угнетённой группы  в ущерб интересам любой другой группы, не только класса. Это вовсе не означает, что в каждой кампании необходимо затрагивать причины каждого угнетения в равной степени, в действительности это означает, что нам необходимо не забывать о том, как наши привилегии ослепляют нас по отношению к угнетениям, которые мы можем в виду незнания воспроизводить в ходе наших кампании. Мы должны учитывать много большее, чем просто классовую борьбу, когда думаем о том, движет ли кампания нас вперед или откатывает назад как анархистов. Умение проанализировать и определить то, как системы угнетения пересекаются—жизненно важно, тем более, что нанесение ударов по этим системам в точках их пересечения может быть наиболее эффективным для нас способом объединения всех видов борьбы и укрепления солидарности между целым рядом идеологических фронтов.

Некоторые примеры

В начале 1800-х годов состоялось несколько забастовок мужчин-рабочих текстильных фабрик против того, чтобы  женщины получали работу на их фабриках, потому что более низкая оплата женского труда позволяла им сбивать цену на труд рабочих-мужчин[12]. Сопряжение капитализма и патриархата означало, что женщины были угнетены капиталистами в обеих сферах, и как рабочие, и как женщины (получая меньшую оплату за труд по сравнению с мужчинами), и мужчинами они тоже были угнетены вдвойне, и как женщины, и как рабочие (принуждаемые оставаться в бытовой сфере, соглашаясь даже на менее оплачиваемую работу). Когда меняющиеся условия труда (механизация) сделали задачу ограничения женщин в их традиционной роли слишком сложной, профсоюзы, наконец, уступили здравому смыслу, и начали кампании, охватывающие эти смежные вопросы, что позволило женщинам вступать в профсоюзы и устраивать кампании за повышение оплаты их труда.

С 70-х годов и по сей день, некоторые течения радикального феминизма отказываются признавать обоснованность транс*-борьбы, не пуская транс-женщин в женские пространства (см. полемику вокруг Radfem 2012 и некоторых воркшопов Women Up North 2012 и их принципа «женщины, родившиеся женщинами»). Прямым результатом этого является то же, что и в предыдущем примере: самые угнетенные сталкиваются с неприятностями на обоих фронтах (в данном случае циснормативности и патриархата) при общении с феминистками, движение которых по определению должно быть на переднем крае борьбы с угнетением, которое затрагивает обе стороны (патриархат), а на поверку терпит провал в одной из своих самых ярких точек пересечения. Это также привело к делению феминистского движения на фракции и к стагнации теории в связи с непониманием транс*-активистов, чьи приоритеты и борьба имеют столь много общего с феминизмом. Единственным положительным последствием всех этих последних случаев было объединение феминисток и групп транс*-активистов с целью оспорить политику участия в Radfem 2012. Это ведет к наращиванию общения, солидарности и возможности совместных действий между этими группами.

Приведенные выше примеры означают, что помнить о наших привилегиях и угнетениях существенно важно для совместной организации, для осознания того, в каких точках другие виды борьбы пересекаются с нашей собственной, и какой должна быть наша роль в таких ситуациях, где наш опыт будет полезен а где он будет мешать, где мы должны внимательно слушать, а где мы можем оказывать конструктивное содействие. Признание привилегий в такой ситуации значит признание того, что ответственность за критику системы угнетения лежит не только на угнетенной группе, а на каждом из нас, потому что принадлежность к привилегированной группе не делает вас нейтральным, она означает, что вы имеете преимущество. При этом, когда мы вступаем в борьбу против собственного преимущества, мы должны помнить, что делаем это не из чувства долга, чувства вины, или альтруизма, а потому, что все наша борьба взаимосвязана. Чем больше мы сможем создать союзов в борьбе против систем угнетения, которые используются, чтобы разделить нас, тем лучше мы сможем объединяться против сил, которые эксплуатируют всех нас. Никто из нас не сможет сделать этого в одиночку.

Миф об «Олимпиаде Угнетений»

Параллели, которые проводятся между движениями чернокожих и женщин всегда могут обернуться эдакими экзаменами 11-plus (отборочные экзамены для зачисления в ту или иную среднюю школу в Великобритании): кого сильнее эксплуатируют? Наша цель не сравнение. Мы стремимся описать это сложное переплетение сил, являющееся рабочим классом; мы стремимся разрушить властные отношения между нами, на которые опирается иерархическая власть международного капитала. Ведь ни один мужчина не может представлять нас как женщины, равно как и белые не могут говорить об опыте чёрных и сами покончить с их угнетением. Также мы не стремимся убедить мужчин в нашем феминизме. В конечном счёте, они будут «убеждены» нашей силой. Мы предлагаем им то же самое, что мы предлагаем наиболее привилегированным женщинам: силу для борьбы с их врагами. Им надо заплатить за неё — изжить их привилегии в отношении нас.[13]

Когда мы говорим, что кто-то имеет привилегии как белый это не означает, что он не может испытывать целый ряд других притеснений. Когда мы говорим, что кто-то страдает от патриархального угнетения, это не означает, что она также не может иметь множества других привилегий. Не существует балльной системы для учёта того, насколько привилегированным или угнетенным вы являетесь по сравнению с другим человеком, и нет смысла пытаться её создать. Единственное направление, по которому ваша привилегированность или угнетённость делает ваш вклад в борьбу более или менее правомерным,—это актуальность этой борьбы для вашего собственного жизненного опыта.

У черной лесбиянки инвалида из рабочего класса жизнь не обязательно будет тяжелее, чем у белого трудоспособного гетеросексуального циснормативного мужчины из рабочего класса, но у нее будет гораздо больше понимания того, что у класса, расы, инвалидности, пола и сексуальности есть много точек пересечения. Дело не в том, что как наиболее угнетенная в комнате она должна руководить дискуссией, а в том, что ее опыт дает ей отсутствующее у него правильное представление о соответствующих пунктах борьбы, требованиях, которые будут наиболее эффективны, начальниках, которые представляют наибольшую проблему, лучшем месте и времени для проведения митингов или о том, как сформулировать призыв на митинг так, чтобы он приглянулся большему числу людей, о способах справляться со сложными проблемами, которые весьма вероятно не приходили в голову тем, кто угнетён по меньшему числу параметров. Он должен слушать ее не потому, что она более угнетена, чем он (хотя так вполне может быть), а потому, что для борьбы жизненно важно, чтобы она была услышана, и потому, что предрассудки, к которым общество нас приучает, которые всё ещё влияют на наиболее классово сознательных из нас, продолжают создавать для неё трудности в том, чтобы быть услышанной, а для нас в том, чтобы услышать ее.

Некоторые возразят, мол, правительства, государственные органы и корпорации известны тем, что используют подобные аргументы чтобы назначать на влиятельные или ответственные посты или повышать в должности конкретных людей, либо в качестве благонамеренных попыток убедить общество в том, что угнетенные группы представлены, либо в качестве циничных упражнений в очковтирательстве для улучшения собственного имиджа. Это служит государству и капиталу, заставляя людей верить в то, что они представлены, и что их наиболее эффективная возможность для осуществления перемен состоит в поддержке этих представителей или обращении к ним с петициями. Это и есть то, что мы подразумеваем под межклассовыми союзами в 3-ем пункте Целей и Принципов, и безусловно мы выступаем против идеи того, например, что женщина премьер-министр, будет способна сделать больше для женщин из рабочего класса, чем мужчина премьер-министр сделает для мужчин из рабочего класса. Следует помнить, что теория привилегий сама по себе не является движением, это анализ, которым пользуются разнообразные движения: либеральное и радикальное, реформистское и революционное. Аналогичным образом, риторика солидарности и классового единства используется левыми для получения ими власти, несмотря на то, что мы используем те же концепции в борьбе с властными структурами. Тот факт, что некоторые будут использовать идею привилегий, чтобы рекламировать себя как общественных лидеров и реформистских кандидатов на выборах, вовсе не означает, что это и есть основная логика теории привилегий или ее неизбежное следствие. Для нас, как анархистов—адептов классовой борьбы, идентичности наложенные на нас кириархией и политиками, которые поддерживают ее,  делают нас готовыми объединяться в борьбе против всякого угнетения, а не закреплять социальные модели, гордиться тем что мы сами их осознаем, настаивать на особых правах в соответствии с нашим происхождением или биологическими особенностями, и, конечно, не создавать иерархии для выдвижения наиболее угнетенных на чисто символические посты во власти.

В Анархической Федерации, в наших Целях и Принципах мы уже признали необходимость автономной борьбы людей из угнетенных групп; но вместо того, чтобы анализировать, почему она необходима, мы только предостерегаем от межклассовых союзов в их борьбе. Невысказанной причиной, по которой им нужно организовываться независимо  является привилегия. Любая причина, по которой вы можете посчитать автономность необходимой, объясняется привилегией: возможное присутствие агрессоров, потенциальная возможность того, что опыт угнетения будет не правильно понят, будет подвергнут сомнению, отвергнут, или потребует громадного количества объяснений, прежде чем будет принят, и собрание сможет перейти к обсуждению действий по борьбе с его причинами, даже укоренившееся чувство неполноценности, вызванное нашим собственным осознанием присутствия членов привилегированной группы. Это может быть не их вина, но это связано с существованием системы, наделяющей их привилегией. Причина по которой нам необходимо автономно организовываться состоит в том, что нам нужно освободиться от присутствия привилегированных, чтобы свободно высказываться. После того, как мы свободно поговорим, мы сможем установить обстоятельства, которые не позволяли нам поступать так до этого, и работать над их изменением, разрушить влияние этих систем на нас и уменьшить привилегии других в их отношениях с нами, но сперва у нас должна быть возможность свободно поговорить.

Попытка уравнять разговор о «привилегии» с либерализмом, электорализмом и кросс-классовой борьбой есть отказ угнетенным группам в пространстве и языке для рассмотрения переживаемого ими угнетения, а значит, и эффективной организации против систем, которые их угнетают. Если мы признаём, что эти организационные пространства являются необходимыми, и что у них есть возможность функционировать без либерализма и кросс-классовых объединений для общей борьбы, то мы должны признать, что теория привилегий не обязательно приводит к либерализму и кросс-классовой борьбе. Она может к ним привести, когда используется либералами и реформистами, но не тогда, когда она используется революционными анархистами, сторонниками классовой борьбы. Теория привилегий сама по себе не предполагает либерализма, также как и идея классовой борьбы не предполагает ленинизма.

Классовый анализ теории привилегий

На первый взгляд может показаться, что все это ставит целью сделать классовую борьбу лишь одной из многих, но особенный механизм, посредством которого действуют привилегии правящего класса, порождает всеохватывающий контекст для всех других систем. Хотя любая система может быть использована в качестве «контекста» для любой другой, в зависимости от того какие точки пересечения мы рассматриваем, капитализм особенно важен, потому что привилегированные в нём наделены явным контролем над ресурсами, а не просто базовым культурным статусом нормальности. Они непременно являются активными угнетателями и не могут быть пассивными или вынужденными получателями выгоды за счёт угнетения других. Правящий класс и рабочий класс имеют противоположные интересы, в то время как привилегированные и угнетенные группы в других системах всего лишь имеют различные интересы, которые отличаются все меньше по мере снижения влияния этих систем.

Это не делает экономическое классовое угнетение первичным, или другие виды угнетения вторичными, потому что наши угнетения и привилегии пересекаются. Если бы проблемы женщин рассматривались как вторичные по отношению к классовым проблемам это значило бы, что все проблемы, затрагивающие мужчин принадлежащих к рабочему классу более важны, чем все те, что затрагивают женщин из рабочего класса. Экономическая классовая борьба является не столько первостепенной борьбой, сколько всеобъемлющей борьбой. Проблемы, с которыми сталкиваются только квиры в правящем классе (например, член аристократической семьи, который вынужден хранить свой секрет и жениться во имя продолжения семейной линии) не являются вторичными по отношению к нашим проблемам, но совершенно не актуальны, потому что они являются одними из немногих притеснений, которые действительно исчезнут после революции сами собой, когда не будет правящего класса, который сам себе их навязывает. Мы можем осуждать расизм, сексизм, гомофобию и общий снобизм, которые демонстрируют члены правящего класса в отношении друг друга, но у нас нет общих оснований чтобы бороться на стороне тех, кто страдает от них, даже тех, с кем мы разделяем культурную идентичность, потому что они остаются нашими непосредственными и активными угнетателями.

Когда мы пытаемся применить этот анализ к другим видам угнетения, отличным от классового, мы не видим опасений, которые имеют значение лишь для представителей привилегированной группы, но мы полагаем, что ограниченный кругозор привилегированных активистов задаёт слишком узкую направленность кампаний. Например, феминистские организации 60-х — 70-х годов, состоявшие преимущественно из белых женщин из среднего класса  критикуются не белыми женщинами и женщинами с ограниченными возможностями из-за сосредоточенности исключительно на легализации абортов, в то время как женщины-пуэрториканки и женщины-инвалиды подвергались принудительной стерилизации, и многие женщины имели ограниченный доступ к жизненно необходимой помощи во время беременности и родов. Хотя доступность абортов, конечно, не была неуместной для этих женщин, кампании отказались даже обсуждать вопросы доступности абортов, и полностью проигнорировали проблемы женщин, которым отказывают в праве иметь ребенка. В настоящее время, в большинстве феминистских групп склонны говорить о «репродуктивных правах», а не о «праве на аборт», и требовать бесплатных или недорогих услуг по планированию семьи, включая аборты, контрацепцию, обследования сексуального здоровья, дородовой и послеродовой уход, — проблемы, важные для женщин, независимо от их социального происхождения.[14]

Мы должны ставить перед собой задачу приглядывать за тем, нет ли в кампаниях, благодаря привилегии тех, кто их инициирует, недостатка понимания того, как проблема различается для других пересекающихся с ней групп. Нам необходимо расширить наши собственные кампании для включения точек зрения всех, кого затрагивают рассматриваемые вопросы. Это позволит нам вместе поднять больше вопросов, привлечь больше сочувствующих, биться с большим числом притеснений и построить движение, которое может бросить вызов всей кириархии, что является единственным способом разрушить любую ее часть, включая капитализм.

Примечания

[1] «Распространенной формой слепоты в отношении привилегий является утверждение, будто женщины и не белые люди часто описываются как те, к кому относятся как к неравным, а к мужчинам и белым — нет. Но… это логически невозможно. Неравный — просто означает «не равный», что описывает как тех, кто получает меньше своей справедливой доли, так и тех, кто получает больше. Но не может существовать короткого обломка палки без длинного обломка, потому что именно длина длинной части делает короткую часть короткой. Претензия на иное видение делает привилегии и тех, кто их получает, невидимыми.»
Аллан Дж. Джонсон, Привилегии, Власть и Различие (2006).

[2] http://www.bbc.co.uk/news/uk-16552489, http://www.guardian.co.uk/uk/2012/jun/12/police-stop-and-search-black-people (статистика для  Шотландии недоступна)

[3] http://www.justice.gov.uk/downloads/statistics/mojstats/stats-race-cjs-2010.pdf

[4] http://www.guardian.co.uk/world/2012/apr/13/black-people-unemployed-britain-us

[5] «Наряду с важностью того, чтобы люди работали над преобразованием своего сознания, стараясь быть анти-расистами, важно помнить, что борьба за прекращение превосходства белой расы—это борьба за изменение системы, структуры … Чтобы наши усилия по уничтожению превосходства белой расы были по-настоящему эффективными, индивидуальная борьба за изменение сознания должна быть принципиально связана с коллективными усилиями по преобразованию тех структур, которые усиливают и закрепляют превосходство белой расы.» белл хукс, Убийственнй гнев: Прикончить Расизм, 1995

[6] http://whatever.scalzi.com/2012/05/15/straight-white-male-the-lowest-difficulty-setting-there-is/

[7] Интерсекциональность как термин и идея была выработана Кимберли Уильямс Креншоу, bell hooks, Audre Lorde, Патрицией Хилл Коллинз, Лесли Макколл и другими, если вы заинтересованы в дальнейшем изучении.

[8] В своей работе «Долг: первые 5000 лет» Гребер предполагает, что молодые женщины использовались в некоторых обществах до появления денег, как ранняя форма валюты или учёта долгов.

[9] См. главу со всеми красивыми и сексуально доступными обслуживающими-наводящими-порядок-следящими-за-домашним-хозяйством женщинами в утопии Уильяма Морриса «Новости из ниоткуда».

[10] Анализ интерсекциональности от одного анархиста: http://libcom.org/library/refusing-wait-anarchism-intersectionality

[11] «Мы считаем, что борьба с системами угнетения, которые разделяют рабочий класс, такими как расизм и сексизм, имеет важное значение для классовой борьбы. Безгосударственный коммунизм не может быть достигнут пока эти виды неравенства по-прежнему существуют. Для того, чтобы быть эффективными в разных видах борьбы против угнетения, и внутри общества и внутри рабочего класса, иногда нам необходимо организовываться независимо, как людям, которых угнетают по признаку пола, сексуальной ориентации, этнической принадлежность или нетрудоспособности. Мы действуем как представители рабочего класса, так как межклассовые движения скрывают реальные классовые различия и добиваются малого для нас. Полное освобождение не может быть достигнуто без уничтожения капитализма «. http://www.afed.org.uk/organisation/aims-and-principles.html

[12] См. главу 7 «Борьбы за брюки: Гендер и формирование рабочего класса в Англии» Анны Кларк.

[13] Сельма Джеймс «Пол, Раса и Класс» 1975

[14] Ссылки на эти примеры можно найти в указанных ниже записях в «Блоге Разъяренной Черной Женщины» (Angry Black Woman blog): http://theangryblackwoman.com/2010/02/26/reproductive-justice-linkspam-a-starting-point/, http://theangryblackwoman.com/2008/04/14/poc-and-the-politics-of-medical-research/

Оригинал (английский): A Class Struggle Anarchist Analysis of Privilege Theory – from the Women's Caucus