Основная проблема Арабской революции, это отсутствие революционной идеологии. Любая революция делается ради чего-то. И это что-то, ради которого делается революция, люди должны представлять. Человек вообще любое дело способен правильно сделать лишь тогда, когда он представляет себе его результат. По этому поводу Энгельс как-то заметил, что самый плохой архитектор перед самой хорошей пчелой имеет то преимущество, что, прежде чем строить здание из камня, он уже построил его в своем воображении. То же самое относится к любому делу, в том числе и к революции. Человек должен представлять себе перемены, которых он хочет. Кроме того, он должен быть убежден, что новое общество будет лучше старого, а, следовательно, должен знать и, почему оно будет лучше. Все это требует каких-то идейных взглядов. Именно поэтому революции нужна идея. Именно поэтому революция в мозгах предшествует революции на улицах. Именно поэтому она всегда начиналась в головах попов или в головах философов. Именно поэтому ни одно революционное движение не обходилось без идеи, будь то религиозная ересь или вполне светское философское ученье. Великие революции порождали великие идеи. Гуситская ересь, анабаптизм и пуританство, либеральные идеи, анархизм и большевизм – все это было тем, без чего революция была бы невозможна, и все это появлялось прежде, чем начиналась революция. В арабских странах сложилась противоположная ситуация. Революция уже началась, а революционной идеи уже нет.
Это не значит, что идей у революционеров нет вообще. Человек не может совсем обходиться без мировоззрения, хотя бы самого примитивного, и мы только что объяснили, почему революция не начнется, если в головах нет революционной идеи. Так что, разумеется, у любого участника арабской революции есть какие-то хотя бы смутные идеи. Однако, не существует такой идеи, или вернее идеологии (то есть идейной системы), которая с одной стороны была бы достаточно цельной, а с другой – была бы воспринята большей, или хотя бы достаточно большой частью революционеров.
Среди идеологий, которые так или иначе востребованы арабскими революционерами можно выделить три достаточно крупных и массовых: либерализм, исламский фундаментализм и анархизм.
Либерализм в наше время может быть хорош для революции локальной, для великой революции он малопригоден, так как современное общество и без того пропитано этой идеологией. Это господствующая идеология, тогда как идеология великой революции должна быть оппозиционной. Это идеология перемен. То самое общество, против которого выступают арабы, это общество либеральное. И его проблемы, которые породили Арабскую революцию, это проблемы либерального общества. Более того. Даже там, где революционеры убеждены, что борются не с либеральным, а с каким-то принципиально иным обществом, например в Ливии, даже там эти проблемы на самом деле вызваны отходом от официально декларируемых принципов и заменой их на либеральные. Иными словами, современная Арабская революция это революция антилиберальная. Можно ли проводить антилиберальную революцию, под либеральной идеологией?
На самом деле можно, но лишь в двух случаях. Либо люди должны толковать либеральную идеологию принципиально иначе, чем ее толкуют нынешние либералы. Это новое толкование по сути дела должно стать новой идеологией под прежним названием. Подобно тому, как революционные ереси были принципиально иными религиозными течениями, нежели официальное христианство, хотя при этом именовались одинаково. Либо это будет революция за замену одного варианта либерализма другим, революция верхушечная, косметическая, примеры которой дают революции «цветные».
Фундаментализм плох даже не только и не столько своей бесчеловечностью и мракобесием (хотя и это его не украшает), сколько тем, что он тоже является идеологией буржуазной, хотя и имеет в себе элементы социальности. Это идеология социального капитализма. Капитализма с заботой о наиболее обездоленных. Это аналог революционной социал-демократической идеологии, революционная социал-авторитарная идеология, что сближает ее с большевизмом. По сути дела, это все тот же большевизм, только в религиозной упаковке. И как победивший большевизм под лозунгами социализма строил обычную буржуазную экономику, так ее будет строить победивший фундаментализм. Как большевизм в конце концов всеми своими безобразиями дискредитировал идею социального равенства, так ее дискредитирует фундаментализм. Как победа большевизма, отодвинула построение коммунизма (занявшись вместо этого строительством капитализма в докапиталистических странах) и помогла сохраниться либерализму (в котором многие видели альтернативу большевизму), так то же самое сделает и победивший фундаментализм. Между тем, как подметил еще Кропоткин, великие революции совершаются примерно раз в сто двадцать пять лет. И дело тут не в том, с чем это связано, и не в том, в сто двадцать пять или на самом деле в сто тридцать, а в том, что временной разрыв между ними достаточно велик. Иными словами, победа исламского фундаментализма означает откладывание новой слома капиталистической системы еще более чем на столетие. Тогда как проблем капиталистическая система накопила уже столько, что через сто лет их решить будет гораздо труднее, если вообще возможно. И неизвестно чем тогда все закончится – коммунизмом, или каким-нибудь неофеодализмом. Уже сейчас непонятно, но тогда шансы на построение коммунизма могут значительно уменьшиться.
Анархизм же в арабском мире имеет тот недостаток, что он там еще весьма юн. Я бы даже сказал, что мы имеем дело не с идеологией, а с ее эмбрионом, которому уже до рождения подобрали имя. Между тем, еще неизвестно, подойдет ли ему такое имя. Во что он сформируется, и сформируется ли вообще или вместо родов дело закончится выкидышем.
Отдельные анархисты в арабском мире есть уже относительно давно. Но они всегда были малочисленны, и непонятно было, чем они вообще занимались, да и чем бы могли заниматься. Трудно сказать почему, но анархизм вообще плохо приживался на мусульманской почве. Он хорошо развивался в странах с католической культурой (Испания, Италия, Аргентина), на культурной почве православия (Украина), буддизма и даосизма (Китай, Япония, Корея), а вот на культурной почве ислама как-то не рос. Пожалуй, первый крупный росток на ней он дал совсем недавно в виде появления в Египте Черного блока. Но Черный блок – не совсем анархическое объединение. Его основатели, создавая его, обратили внимание на Черный блок европейский, на тот самый, что доставлял столько хлопот «цивилизованным» антиглобалистам, и взяли себе его название. Безусловно, такие симпатии не могут не оказывать влияние на их взгляды. Перенимая названия и атрибутику, египетская молодежь по сути дела претендует и на идейную близость. И все же до идейного сходства еще далеко. Достаточно сказать, что в рядах черного блока есть даже умеренные исламисты (http://mpst.org/novosti/egipetskiy-chyornyiy-blok-intervyu-s-uchastnikom/). По сути дела ЧБ чем-то напоминает антифашистское движение России. Последнее направлено против нацизма, в нем (в движении, а не в нацизме, разумеется) есть и анархисты, и ленинисты, в нем есть умеренные националисты, убежденные, что во второй Мировой СССР был принципиально лучше третьего Райха. Их объединяет неприятие радикального национализма. Точно также, членов египетского ЧБ, судя по всему, объединяет неприятие радикального исламизма (там же). Учитывая, что для России национальная идеология играет примерно ту же роль, что в странах ислама фундаментализм (другое дело, что русский национализм слабее и вряд ли способен породить что-либо действенное), сходство становится еще больше.
В такой ситуации можно лишь рассуждать о перспективах развития египетского ЧБ. В том, что он не копирует европейский анархизм, нет ничего странного и ничего плохого – слепое копирование вообще ни к чему хорошему не приводило, а у западноевропейского анархизма есть масса проблем и недостатков, которые при заимствовании его хорошо было бы отбросить. Вопрос в другом: что именно из анархизма возьмет на вооружение ЧБ, а что нет.
В любом случае, если ЧБ хочет стать реальной, а тем более решающей силой, он должен поторопиться. Времени на выработку идеологии остается мало.
Разумеется, мало не означает «несколько дней». Но для Египта это может означать несколько лет, а для всего мира – одно-два, самое большее три десятилетия. Я не случайно упомянул о всем мире. Проблема отсутствия сильной, подчеркиваю – сильной, пользующейся массовой поддержкой идеологии это проблема всего мира. Между тем ситуация развивается стремительно. Может оказаться и так, что и у мира не будет даже десятилетия. Ну, а если и будет, то десять-двадцать лет для распространения идеологии такая малость, что об этом даже писать смешно.
Вернемся, однако, к арабам. Разумеется, они живут на Земле и мировая ситуация на их регион тоже влияет. Тот же ЧБ если не возник у них, то, по крайней мере, получил свое название благодаря ЧБ Европы. Сможет ли окружающий мир вольно или невольно оказать им какую-то еще помощь в деле революции сказать трудно. Пока же дело обстоит так, как оно обстоит. И как события будут развиваться дальше, покажут будущее.