Джо Блэк: Анархизм, восстания и повстанчество

Анархизм, восстания и повстанчество

Анархо-коммунистический обзор истории анархистского повстанческого движения и современных идей инсуррекционизма (повстанчества).

Анархо-коммунисты никогда не отрицали важную роль повстанчества, наше движение исходит из анархистской повстанческой традиции и мы воодушевлены примером многих из тех, кто принимал участие в восстаниях. В настоящее время мы повсюду бросаем вызов границам, в которые государство пытается загнать протест, мы продолжаем борьбу. Нужно отметить, что решение о методах и тактике принимается не только анархистской группой — в случае, если мы заявляем о солидарности с той или иной группой (например, с группой бастующих рабочих), то именно эта группа определяет тактические приоритеты и допустимые методы борьбы. Инсуррекционистские, повстанческие, идеи содержат в себе ценную критику. Но эта критика может быть ошибочно распространена на все формы анархистской организации. И в некоторых случаях решения, которые повстанческая идеология предлагает, чтобы справиться с конкретными проблемами, оказываются хуже, чем сами проблемы. Анархо-коммунисты без сомнения могут получить много полезных знаний из работ инсуррекционистов, однако мы не найдем там решения проблем революционной организации.

 

Анархизм, восстания и повстанчество.

Восстания — вооруженные мятежи людей — всегда были в сердцевине анархического движения. Первые программные документы анархического движения были созданы Бакуниным и группой европейских левых республиканцев-повстанцев, когда они перешли на анархистские позиции, в Италии в 1860-х. Это был разрыв не с повстанчеством, но с левым республиканством. Восстания направляли ход европейской радикальной политики с тех пор, как удачное восстание во Франции в 1789 г. запустило процесс свержения феодального строя по всему миру. Штурм Бастилии 14 Июля 1789 г. продемонстрировал силу людей с оружием в руках, в этом революционном эпизоде, изменившем историю Европы, участвовало всего лишь около 100 человек.

 

Восстания и классовая политика

1789 г. также заложил модель, которая заключалась в том, что хотя рабочие составляли основную массу восстающих, именно буржуа получали привилегии и, пытаясь установить власть своего класса, подавляли массы. Этот урок был воспринят теми, кто увидел свободу как нечто, включающее экономическое и социальное освобождение для каждого, а не право нового класса продолжать «демократическую» эксплуатацию масс.

В восстаниях республиканцев, которые разразились в Европе в последующий век, а именно в 1848, конфликт между республиканским капитализмом и классом мелких капиталистов, а также республиканскими массами, становился все более и более явным. К 1860 г. этот конфликт привел к рождению специфичного социалистического движения, которое все больше осознавало, что республиканские буржуа не станут добиваться свободы для всех после уничтожения старого порядка. Для Бакунина в ходе польского восстания 1863 г. стало очевидным, что буржуазные республиканцы боялись крестьянского восстания больше, чем царь. С этих пор борьба за свободу потребовала поднять новый флаг — который смог бы организовывать рабочие массы в борьбе исключительно за свои интересы.

Ранние анархисты вливались во вновь появляющиеся формы рабочей организации, в частности, Международную Ассоциацию Трудящихся или Первый Интернационал. Но хотя они видели мощь рабочего класса, организованного в союзы, в отличие от большинства марксистов, они не считали это доказательством того, что капитализм может быть реформирован. Анархисты по-прежнему настаивали на том, что для ниспровержения старого класса необходимо восстание.

 

Ранние анархистские восстания

Попытки анархистских восстаний распространялись вместе с ростом движения. На самом деле, еще раньше событий в Лионе, анархист Чавез Лопез участвовал в местном повстанческом движении в Мексике, которое в апреле 1869 г. выпустило манифест, взывающий к «утверждению принципа автономных правлений деревень, которые должны заменить национальное правительство, являющееся не чем иным, как развращенным подельником помещиков».¹ В Испании в 1870-х, где попытки рабочих сформировать профсоюзы были встречены репрессиями, анархисты участвовали во многих восстаниях. И в случаях с некоторыми маленькими промышленными городами, они были успешными на местном уровне в период восстаний 1873 г. Например, в Алкое, после того, как рабочие-«бумажники», бастовавшие за восьмичасовой рабочий день, были подвергнуты репрессиям, «рабочие восстали и сожгли фабрики, убили мэра и прошли по улицам с головами казненных полицейских».² Испании было суждено увидеть многие восстания, возглавляемые анархистами вплоть до самого успешного из них — которое почти предотвратило фашистский переворот в июле 1936.

В Италии в 1877 Малатеста, Коста и Кафьеро ввели вооруженный отряд в две деревни в Кампании. Они сожгли налоговые реестры и провозгласили конец правления Виктора Эммануэля — но все же их надежды не оправдались и вскоре туда были введены войска. Бакунин участвовал в попытке разжечь восстание в Болонье в 1874 г.

 

Пределы повстанческого потенциала

Многие из этих ранних попыток мятежа приводили к жестоким государственным репрессиям. В Испании движение было вытеснено в подполье к середине 1870-х. Это привело к периоду «пропаганды делом», когда некоторые анархисты мстили за репрессии, убивая представителей правящего класса, включая королей и президентов. Государство в свою очередь усиливало репрессии: после взрывов в Барселоне в 1892 г. около 400 человек были помещены в Монтжуикские темницы, где их пытали. Им вырывали ногти, мужчин подвешивали под потолок, выкручивали и жгли гениталии. Несколько человек умерло от пыток еще до суда, пятеро были казнены.

Пагубной теоретической ошибкой этого периода, по всей вероятности, было убеждение, что рабочие повсеместно были готовы бунтовать и все, что оставалось анархистской группе — это разжечь огонь восстания. Эта слабость не была присуща только анархистам — как мы видим, радикальным республиканцам также был свойственен этот подход, и, как часто бывало в Испании или на Кубе, анархисты и республиканцы бок о бок сражались против сил государства. Еще один случай, где анархисты оказывались в этой роли — Пасхальное Восстание в 1916 в Ирландии, где имел место военный альянс между революционными синдикалистами и националистами.

Тем не менее, изначальный организационный подход анархистов Бакунинского круга не ограничивался восстаниями, но включал участие анархистов в массовой борьбе рабочих. Пока некоторые анархисты реагировали на обстоятельства, разрабатывая идеологию «иллегализма», большинство начало включаться в массовую борьбу, в частности, вступая или создавая массовые профсоюзы на основе революционного синдикализма. С начала ХХ века и вплоть до революции в России большинство революционных синдикалистских профсоюзов включали в себя или состояли из анархистов, являясь оплотом радикальной политики. Очень часто эти союзы были непосредственными участниками восстаний, как, например, в 1919 в Аргентине и Чили рабочие «захватили город Пуерто Наталес в Патагонии под красным флагом и с анархо-синдикалистскими принципами». Ранее в 1911 мексиканские анархисты из PLM³ с помощью многих членов IWW (Индустриальные рабочие мира)⁴ из США «организовали батальоны в Нижней Калифорнии и захватили г. Мехикали и окружающие территории».

Восстания и анархо-коммунисты

Анархо-коммунистическая организационная традиция в анархистской среде восходит к Бакунину и первым программам, выработанным нарождающимся анархистским движением в 60-е годы XIX века. Однако эти организаторские идеи не получили сколь бы то ни было широкого развития вплоть до 20-х годов следующего столетия. Впрочем, и в те времена ряд групп и отдельных деятелей отстаивали ключевые принципы организованного анархо-коммунизма: вовлеченность в массовую борьбу рабочего народа, необходимость создания анархистской организации и ведения пропаганды.

Анархо-коммунизм был возрождён в 1926 году, группой анархистов-эмигрантов, попытавшихся понять, почему все их старания на тот момент остались безрезультатными. В результате вышла в свет «Организационная Платформа Всеобщего Союза Анархистов», которую мы уже некогда детально анализировали.

Однако необходимо отметить, что, также как и их предшественники из 1860-х, эти анархисты пытались вынести уроки из анархистского опыта участия в восстаниях и революции 1917 – 1921 гг. Среди них был и Нестор Махно – главная фигура массового восстания в Восточной Украине, возглавляемого анархистами. В те годы Революционная Повстанческая Армия Украины сражалась с австро-венграми, антисемитскими погромщиками, различными группировками белогвардейцев и контролируемой большевиками Красной Армией.

Платформисты (как их впоследствии назвали) писали: «В основе современного общества лежит принцип насильственного порабощения и насильственной эксплуатации масс. Все области этого общества -экономика, политика, общественные отношения — держатся на классовом насилии, служебными органами которого являются власть, полиция, армия, суд… Прогресс современного общества — техническое развитие капитала, усовершенствование его политической системы, укрепляя силы господствующих классов, делает более трудной борьбу с ними… Анализ современного общества устанавливает, что иного пути, кроме пути насильственной социальной революции для пересоздания капиталистического общества в общество свободных тружеников, нет».⁵

Испанский опыт

Следующим шагом в развитии анархо-коммунизма, вновь приведшим его в эпицентр восстания, стали «Друзья Дуррути», проявившие себя в дни восстания в Барселоне в 1937 году. Их «членами и поддержкой были известные товарищи с фронта в Джельсе».⁶

«ДД» состояла из членов CNT, при этом крайне критично оценивая роль данной организации в событиях 1936 года. «СNТ не знала, как осуществить свою роль. Она не хотела продвигать революцию вперёд со всеми её последствиями. Они были запуганы иностранными флотами… Была ли когда-либо свершена революция без преодоления бесчисленных трудностей? Была ли в мире революция, передового типа, которая смогла предотвратить иностранную интервенцию?… Используя страх как трамплин и позволяя робости править собой, никто никогда не победит. Только дерзкие, решительные, храбрые люди могут добиться великих побед. У робких нет права вести за собой массы… СNТ должна была занять место за рулём страны и нанести завершающий смертельный удар по всему устаревшему и архаичному. Так мы могли бы выиграть войну и спасти революцию… Она вдохнула полные лёгкие кислорода анемичной, охваченной ужасом буржуазии».⁷

В предвоенные, военные и послевоенные годы, анархизм был раздавлен в большей части мира. Анархисты принимали участие в европейском партизанском движении, но затем подверглись репрессиям со стороны как восточных «коммунистов», так и западных «демократов». В Уругвае, одном из немногих мест, где массовое анархо-коммунистическое движение выжило, FAU⁸ с начала 50-х годов развернула подпольную вооружённую борьбу против военной диктатуры. Кубинские анархо-синдикалисты, особенно рабочие табачной сферы, сыграли важнейшую роль в ходе Кубинской революции… как оказалось, лишь для того, чтобы быть впоследствии репрессированными новым режимом.

Идеология инсуррекционизма

Анархистская традиция конструировать идеологию, отталкиваясь от тактики, имеет глубокие корни. Неудивительно, что постоянное и активное участие анархистов в восстаниях привело к формированию идеологии повстанчества – или инсуррекционизма.

Раннее определение, данное инсуррекционистами для своих идей, мы обнаружим в переводе на английский статьи Альфредо Бонанно: «Из всех форм борьбы мы считаем наиболее адекватной для обстоятельств нынешнего государства классового конфликта – повстанческую борьбу, практически во всех случаях – и особенно в Средиземноморском регионе. Под повстанческой практикой мы подразумеваем такую революционную деятельность, которая смело берёт инициативу в свои руки и не загоняет себя в рамки ожидания или простой защиты от нападений со стороны властных структур. Инсуррекционисты не участвуют в практиках, ориентированных на количество, для которых столь характерна выжидательная позиция. Ярким примером подобного подхода являются организационные проекты, ставящие своей целью прибавить в численности перед тем, как вступить в борьбу. Во время этого выжидательного периода они ограничивают свою деятельность миссионерством и пропагандой. Мы не желаем быть безопасными для системы, каковыми являются распространители «контр-информации».⁹

Как идеология повстанчество берёт свои истоки в специфических условиях послевоенных Италии и Греции. К концу Второй Мировой Войны в обеих этих странах возникла реальная возможность реальная возможность революции. Здесь во многих местностях фашисты были изгнаны партизанами-леваками ещё до прихода армий союзников. Но ввиду Ялтинских соглашений Сталин приказал «официальным» левым революционерам из Коммунистической партии свернуть борьбу. Инсуррекционизм стал одной из новых социалистических тактик в данных конкретных обстоятельствах. Как бы то ни было развитие повстанчества в этих странах лежит за пределами данной статьи. Здесь нам бы хотелось рассмотреть развитие инсуррекционизма в англоязычном мире.

Повстанчество в англоязычном мире

Один инсуррекционист описал, как эти идеи распространились из Италии: «Повстанческий анархизм развивается в англо-язычном анархистском движении с 80-х годов, благодаря переводам и статьям Джин Вейр в её издательстве «Elephant Editions» и журнале «Восстание». В Ванкувере, Канада местные анархисты из Анархического Чёрного Креста, с местного сквота, и из журналов «Не Пикник» и «Постоянная Борьба» испытали на себе идейное влияние Джин. Это привело к тому, что сегодня мы можем наблюдать постоянно развивающуюся повстанческую практику в этом регионе… Анархистский журнал «Разрушительный конфликт» из Монреаля также публиковал некоторые инсуррекционистские новости».

То, что повстанчество как отдельное течение в англоязычном анархистском движении появилось именно в это время не должно нас удивлять. Массовая поддержка, которую анархизм получил в ходе движения против саммитов Большой Восьмёрки (G8), отчасти связана с яркостью тактики Чёрного Блока. После протестов на пражском саммите G8 200 года государство научилось сводить к минимуму эффективность данной тактики. Вскоре после провального опыта Генуи¹⁰ и нескольких неудачных попыток реализовать тактику Чёрного Блока в США, поднялись голоса, призывавшие с одной стороны к более воинственной и конспиративно организованной деятельности, и с другой стороны – к отказу от участия в протестах против саммитов, ставших напоминать театральные представления.

Вместе с этим, многие молодые люди, приходящие в анархистское движение, ошибочно полагали, что воинственный образ, который они видели по телевизору и который привлёк их внимание, был плодом в первую очередь инсуррекционизма. На самом деле, большинство социально ориентированных анархистов, как анархо-коммунистов, так и членов анархо-синдикалистских союзов, маршировало в рядах Чёрного Блока во время саммитов G8. А раз все они рассматривали эти бунты как значимые события в деле построения анархического общества, то вряд ли можно сомневаться в том, что они примут участие в уличных столкновениях местного масштаба, когда подобная тактика будет иметь смысл. В дни генуэзских событий, когда государство серьёзно повысило свой репрессивный потенциал, анархо-коммунисты обсуждали вопрос о том, может ли подобная тактика к чему-либо привести в колонках своих журналов и других публикациях.

Идеи инсуррекционистов

Для начала, вероятно, было бы полезно развенчать пару мифов об инсуррекционизме. Повстанчество не ограничивается вооружённой борьбой, хотя и может быть с нею связано. При этом все инсуррекционисты весьма критично настроены по отношению к элитаризму авангардистских вооружённых групп. Также повстанчество не подразумевает постоянных попыток организовать реальные восстания. Большинство инсуррекционистов, даже ввиду того, что они жёстко обвиняют других анархистов в выжидательстве, достаточно умны, чтобы понимать, что осуществление программы максимум не всегда возможно.

Так что же такое инсуррекционизм? В десятом номере журнала «Действуй или умри!» (Do or Die) была опубликована полезная вступительная заметка, озаглавленная так: «Повстанческая Анархия: организоваться, чтобы атаковать!»¹¹ В последующем обсуждении я буду использовать из цитаты неё.

Концепция «атаки» составляет самую суть повстанческой идеологии; вот как это было пояснено: «Атака означает отрицание посредничества, уступок, приспособленчества, компромиссов и умиротворения в ходе борьбы. Действуя и обучаясь действовать, а вовсе не ведя пропаганду, мы проложим путь к восстанию, хотя анализ и дискуссия играют значимую роль в определении направлений борьбы».

Эта статья была составлена из ряда ранее публиковавшихся инсуррекционистских текстов. Одна из них, «На ножах со всем существующим»¹² поясняет: «Сила восстания — социальная, а не военная сила. Восстание не определяется вооружённым столкновением, но тем, насколько парализована экономика. Восстание реализуется в захвате мест производства и дистрибуции, в их уничтожении, в торжестве свободного дара, который сжигает всякий расчёт… Ни одна революционная организация, как бы она ни была эффективна, не может сравниться с восстанием».

Инсуррекционистское представление об атаке основано вовсе не на авангардистских представлениях о завоевании свободы ДЛЯ рабочего класса. Напротив, они убеждены, что «система боится не самих актов саботажа, а того, что они станут распространены в масштабах всего общества».¹³ Другими словами радикальные действия могут быть успешными лишь тогда, когда их положительно воспринимают в среде трудящихся. Это гораздо более толковый способ обсуждать прямое действие, чем тот, который распространён в среде традиционных левых, расставляющих по двум противоположным полюсам «группы прямого действия», рассматривающие свои действия как ведущие к цели сами по себе, и революционные организации, отказывающиеся вести какую-либо деятельность, кроме пропаганды массовых действий. Часто приходится слышать осуждение «элитаризма» деятельности малых групп.

Бунты и классовая борьба

Инсуррекционисты анализируют те формы классовой борьбы, которые реформистские левые отказываются даже рассматривать в качестве таковых. Описывая Британию ранних 80-х, Джин Вейр отмечала: «конфликты, имевшие место в городских гетто, часто превратно воспринимались как вспышки бессмысленного насилия. Молодёжь, сражающаяся против отчуждённости и скуки – передовой элемент классовой борьбы. Стены гетто должны быть разрушены, а не окончательно закрыты.

Идею, что подобные действия должны осуществляться в среде рабочего класса, сторонники повстанчества рассматривают как убедительный ответ на утверждение, что государство может попросту репрессировать малые группы. Они утверждают, что «государство и капитал чисто физически не могут запереть в тюрьму целую социальную среду».¹⁴

Как, должно быть, уже ясно, устремления личности занимают центральное место в повстанческом мировоззрении. Однако это вовсе не то же самое, что вульгарный индивидуализм «правых либертарианцев». Напротив – «стремление к личностному самоопределению и самореализации неизбежно ведут к классовому анализу и классовой борьбе».¹⁵

Большая часть повстанческих теорий, которые мы рассмотрели, не представляется принципиально неприемлемой для анархо-коммунистов. На теоретическом уровне проблемы возникают по вопросам организации в связи с особым подходом к ней инсуррекционистов, поскольку их подход построен на критике всего остального анархистского движения.

Организатор

Инсуррекционистская критика «организаторов», являясь хорошим предостережением о возможных рисках, подстерегающих людей, избравших путь организационного строительства, разрослась до объявления этих опасностей непреодолимыми. Нам говорят: «деятельность организатора заключается именно в том, чтобы превратить разнообразие в контролируемую массу и выступить представителем этой массы перед прессой или государственными институтами» или «для организатора… медиа-картинка всегда имеет предпочтение перед реальным действием».

Вероятно, большинство из нас знакома с кампаниями, организуемыми той или иной левой партией, где дела именно так и обстояли. Но наш опыт подсказывает нам, что подобный сценарий не неизбежен. Людям вполне по силам организовать борьбу так, чтобы всего этого не произошло. Товарищ, у которого больше времени и который, вследствие этого, берёт на себя выполнение ряда дел, которые необходимо сделать – не является ли он организатором?

Жёсткое и полное неприятие «организаторства» не даёт возможности проанализировать причины связанных с ним проблем и, следовательно, не даёт возможности предотвратить их.

Что касается работы с медиа, то здесь тоже нет никакой тайны. Любой активист, вовлечённый в ту или иную борьбу и работающий с прессой, будет закидан вопросами о своём отношении к насилию. На языке журналистов это называется «сенсационные подробности». Если вам приходится подвергаться этому день за днём, неделю за неделей, вы невольно начнёте приводить движение в вид, соответствующий журналистскому спросу.

Решение здесь простое. Указанная проблема имеет место потому, что левые склонны выдвигать из своих рядов «лидера», выполняющего основную организационную работу, а так же работающего с прессой в ходе протеста. Наш опыт учит нас, что если развести эти две функции, то есть одни люди будут организовывать какое-либо мероприятие, а другие – беседовать о нём с журналистами, то рассматриваемый риск сведётся к минимуму, если не исчезнет вовсе. Истинный организатор остаётся в стороне от прессы, в то время как товарищ, избранный «публичным спикером» получает всю информацию, которую необходимо донести до медиа. В то же время, «спикер» не раскрывает никаких лишних деталей, связанных с организацией акции.

Медиа и общественное мнение

Вот что превалирует в инсуррекционистском описании медиа-структур. «Мнение это не нечто возникающее среди масс людей, а потом воспроизводимое медиа-структурами, как простой пересказ. Наоборот, мнение возникает именно в медиа-структурах. Кроме того, медиа воспроизводит мнение миллион раз сопоставляя каждое мнение с определённым типом людей (консерваторы думают Х, либералы думают Y). Общественное мнение формируется из множества простых выборов («Я за глобализацию и свободную торговлю» или «Я за государственный контроль и протекционизм»). Нас всех заставляют выбирать, также, как мы выбираем себе правителей, вместо того, чтобы думать самим»

Всё это звучит прекрасно и в этих словах даже есть доля правды. Но этот анализ не предлагает нам возможных выходов из сложившейся ситуации. До тех пор, пока у нас нет альтернативных медиа-структур (и даже в этом случае часть описанных выше проблем останется), мы будем дураками, если не станем использовать медиа с помощью которых мы сможем достучаться до миллионов людей, не имеющих доступа к нашим ресурсам и отрезанным от нас.

И, несмотря на то, что медиа всегда стремятся упростить ситуацию, сводя её к простой дихотомии, это ещё не значит, что все, кто получает информацию, принимают вместе с информацией и это простое деление на чёрное и белое. Многие, если не все, понимают порочность медиа-структур и стараются не принимать, предлагаемую ими, чёрно-белую картину мира.

Ожидая революции?

Нам говорят, что левые вообще и большинство анархистов в частности:

«критикуют разделение и представительские структуры, тем самым оправдывая выжидание и принимая роль критиков. Прикрываясь речами о неразделимости анархистов и «социального движения», они заканчивают критикой любого действия как «забегания вперёд» или как «пропаганды оружием». По их мнению, революционеры должны открыть глаза людей на реальное положение угнетённых, при этом не прибегая к действию. Следовательно, бунт возможен только при заметном социальном движении. Таким образом, каждый, кто прибегает к действию, должен обязательно стремиться к единению с пролетариатом. Единственным способом защиты становиться «радикальная критика» и «революционная ясность». Жизнь жалка, а значит, анархисту не нужно делать ничего кроме создания жалких теорий.»¹⁶

Здесь мы видим главную слабость инсуррекционизма — отсутствие серьёзных дискуссий с остальными анархистскими течениями. Нам предлагают поверить, что остальные революционеры, включая всех остальных анархистов, предпочитают ждать и вести проповеди о зле капитализма вместо того, чтобы действовать. Для некоторого малого количества групп это правда, но в действительности многие революционеры, даже не являющиеся анархистами, часто прибегают к прямому действию, если видят, что в данной ситуации оно тактически выгодно. На самом деле сами инсуррекционисты признают, что надо выжидать подходящий для действий момент. Они прекрасно понимают, что завтра далеко не день штурма Белого Дома.

Критика организации

Ещё одна слабость инсуррекционистской идеологии заключается в отношении к организации. Инсуррекционисты противопоставляют себя «формальным организациям» и выступают за образование «неформальных организаций». Обычно непонятно, что вкладывается в эти термины и на самом деле «формальной организацией» часто называют все негативные тенденции, которые могут возникнуть в организации любого типа.

Инсуррекционисты определяют формальные организации как «постоянные организации, которые стремятся к объединению всех форм борьбы, и организации, принявшие позицию, находящуюся посередине между радикальной борьбой и репрессивными институтами. Постоянные организации имеют тенденцию к возвышению над борющимися массами. В них также существует тенденция к появлению иерархий и подавлению инициативы масс … Из-за иерархического типа отношений принятие решений происходит не там и не тогда, когда они действительно необходимы, а внутри самой организации… постоянные организации часто принимают решения основываясь не на необходимости достижения какой-то цели или какого-либо действия, а на нуждах самой организации, и особенно необходимости её сохранения. Все организации существуют для самих себя»

Хотя это и хорошая критика ленинистских или социал-демократических форм организации, она совершенно не применима к существующим формам анархистских, и в частности анархо-коммунистических, организаций. К примеру, анархо-коммунисты не «стремятся к объединению всех форм борьбы». Мы скорее думаем, что анархистская организация должна быть вовлечена в борьбу рабочего класса, которая должна управляться самим этим классом, а не организацией, анархистской или какой-либо другой.

Решение проблемы организации

В наших организациях не только запрещена формальная иерархия, но и существуют механизмы, направленные против возможного появления неформальных иерархий. К примеру, человек может получить ощутимую власть, если он единственный, кто может выполнить ту или иную задачу и кто выполняет в движении эту роль многие годы. Для того, чтобы такого не происходило устав WSM (workers solidarity federation)¹⁷, к примеру, запрещает членам занимать какую-либо должность более трёх лет подряд. После истечения срока они должны покинуть её.

Эти механизмы, противодействующие образованию неформальных иерархий, являются общими для большинства анархо-коммунистических организаций. Мы ещё сильнее защищаем организацию от неформальных иерархий, согласовывая правила. У инсуррекционистов нет серьёзной критики неформальных иерархий, но как знают все участники анархистских движений в англоязычных странах, отсутствие достаточно больших организаций означает, что проблема иерархий в движении чаще всего является проблемой неформальных иерархий.

Если же мы отбросим мысль о том, что в организации может что-то пойти не так, понятие инсуррекционистов о формальной организации сведётся к организации, которая работает по многим направлениям борьбы. Но даже тут определение инсуррекционистов остаётся довольно туманным. Они видят, что даже неформальные организации могут действовать на несколько фронтов борьбы и переходить от одного к другому.

С точки зрения анархо-коммунистов основной задачей организации является оказание помощи в создании взаимодействия и единства групп людей, ведущих активизм в разных направлениях. Это отнюдь не значит, что все эти люди должны быть объединены под одной программой и подчинятся одной группе лидеров. Наоборот анархо-коммунистическая организация должна служить лишь каналом связи и инструментом для дебатов между этими группами людей, и таким образом увеличивать шанс на общую победу.

Альтернатива инсуррекционистов – неформальная организация

Метод организации, который предпочитают инсуррекционисты, работает по следующему принципу: «Минимальное количество организации, необходимое для достижения результата всегда максимизирует эффективность наших действий». Это означает что маленькие группы товарищей, которые хорошо друг друга знают и имеют достаточно много времени, для того чтобы обсуждать совместно цели и предпринимать действия. Это — так называемые аффинити-группы.

Нам говорят, что: «быть близкими с товарищами означает достаточно хорошо их знать и постоянно углублять это знание. Вместе со знанием растёт и близость, и в определённый момент становится возможным совместное действие.»

Конечно же инсуррекционисты знают, что небольшие группы часто слишком малы, чтобы достигнуть своей цели в одиночку. В этом случае инсуррекционисты говорят, что группы могут вступать на короткие промежутки времени во взаимодействие для достижения какой-либо цели.

Существовали даже попытки осуществить такой проект на международном уровне: «Антиавторитарный Инсуррекционистский Интернационал стремится быть неформальной организацией… он, таким образом, построен на постоянно углубляющемся знании друг друга всех его участников…таким образом все кто присоединяются к нему должны прислать все документы которые по их мнению необходимы для того чтобы придать деятельность группы огласке… группе по продвижению «¹⁸

Автономные ячейки

Очевидно, что либертарная революция требует организации большого количества людей. Инсуррекционисты признают это, они предпринимали построить теоретические модели массовых организаций, подходящих под их идеологические принципы. Автономные Ячейки, как их назвали, изначально опирались на Автономное Движение работников Туринской железной дороги и самоуправляемые лиги против ракетной базы в Комисо.

Альфредо Бонанно в «Борьбе Анархистов» описал этот опыт борьбы: «Теоретическая модель такого типа была использована в попытке предотвратить строительство американской ракетной базы в Комисо в начале 80-ых. Анархисты, участвовавшие в конфликте в течение двух лет, создали «самоуправляющиеся лиги».¹⁹

Он подытожил их опыт следующим образом: «Эти группы не должны состоять только из анархистов. Любой, кто готов бороться для достижения определённых целей, даже сильно ограниченных, может участвовать в борьбе до тех пор, пока принимают ряд важных условий. Во-первых, это тактика «перманентного конфликта», предполагающая, что группы участвующие в нём постоянно атакуют ту реальность, в которой сами находятся, не ожидая приказов откуда-либо. Второй характеристикой «автономности» является отказ от подчинения или даже сотрудничества с политическими партиями или профсоюзными организациями. Ну и наконец, решение конкретных проблем по мере их появления и отказ от каких-либо платформ или общих требований, которые неизбежно превратят эти группы в администрацию мини-партии или альтернативной профсоюзной организации.»²⁰

Несмотря на «самоуправление» в названии, эти лиги во многом выглядели как авангардные организации, используемые для управления социальной борьбой ленинистскими организациями. Почему? Объединения, о которых говорилось выше, стремятся к организации масс и используют для этого именно те пути, которые провозглашают неформальные группы анархистов. Если бы эти лиги были действительно самоуправляемы, то их участники сами бы решали, какие методы борьбы использовать и вокруг каких вопросов эту борьбу вести. Но лиги с самого начала не только исключили все конкурирующие организации, но даже связи с политическими партиями или профсоюзными организациями. Любая самоуправляемая группа людей должна сама решать, с кем сотрудничать, а не следовать диктату идеологического меньшинства.

Другой инсуррекционист, О.В., определил лиги, как «элемент, связывающий неформальные анархистские организации с ведущими социальную борьбу группами людей» и говорил о них: «Эти атаки организованы ячейками совместно с анархистскими структурами, которые обеспечивают практическую и теоретическую поддержку, находя средства, необходимые для действия, указывая на структуры и конкретных людей, ответственных за репрессии, и предоставляя минимум, необходимый для защиты от попыток идеологизации или политизации движения властью или просто репрессий».

Если на то пошло, мы видим наихудший вариант — анархистской структуре отводится роль принятия решений за лигу. Поэтому ни о каком самоуправлении не может идти речи, и эти лиги превращаются в организации, манипулируемые самопровозглашёнными профессиональными революционерами, которые, как предполагается, знают, как справиться с той или иной проблемой лучше других членов организации. Такое положение дел находится в столь сильном контрасте с тем, что инсуррекционисты говорят в других местах, что мы остановимся на секунду и зададимся вопросом, как это получается.

Вопрос о соглашении

Суть в том, что совместное действие требует определенного уровня единогласия. Крайне тяжело понять суть повстанческого подхода к этому вопросу, и это причина того, почему такие странные разногласия становятся возможны в самоуправляемых союзах, сторонниками которых являются приверженцы повстанчества.Проблема в том, что достижение соглашения требует принятия решений и, в процессе их принятия, появляется возможность решения, принятого большинством, что рассматривается неформальными кадрами как ошибка.

Статья из «Do or Die» пытается раскрыть эту явную проблему так: «Автономия позволяет принимать решения, когда это необходимо, а не заранее определять или задерживать их решением комитета илисобрания. Это, тем не менее, не означает, что мы не должны думать стратегически о будущем и создавать соглашения или планы. Наоборот, планы и соглашения полезны и важны. Большое значение придается гибкости, позволяющей людям отказываться от своих планов, когда они становятся бесполезными. Планы должны быть хорошо приспосабливаемыми к текущим событиям».

В этом определении больше вопросов, чем ответов — как можно планировать что-либо без предварительного обсуждения? Если группа людей «думает стратегически о будущем» является ли она «комитетом или собранием», даже если и не называет себя так. И кто утверждает, что планы не «должны быть хорошо приспосабливаемыми к текущим событиям»?

С точки зрения анархо-коммунистической перспективы, думать стратегически о будущем означает планирование будущего. Планы подразумевают принятие решений заранее, их определение до определенной степени.Также планы должны быть предложены и приняты формально. Разумеется, это предполагает собрания и, вероятно, собрания комитета.Зачем отвергать все это?

Переговоры

Как и многие идейные анархо-синдикалисты, приверженцы повстанчества выступают против переговоров. «Компромисс лишь делает государство и капитал сильнее», — говорят они. Но это правило работает только при условии, что у вас маленькая группа, не имеющая влияния на протестное движение. За исключением революции, будет странно одержать полную победу в борьбе, потому что, если наши идеи будут услышаны, мы будем вновь и вновь сталкиваться с ограниченной, достигнутой в результате переговоров, победой, или потерпим поражение от нее самой, потому что мы стремимся бороться за большее, чем можно выиграть.Верно ли, что нашей целью должно быть выиграть все, что возможно, не опускаясь до славного поражения?

Несомненно, нет. Один приверженец повстанчества любезно описал как «рабочие во время «дикой» забастовки несли баннер, на котором было написано «Мы ничего не просим», понимая, что требование уже поражение». Это на самом деле может иметь смысл только, когда протестующие рабочие уже являются революционерами. Если это социальная борьба за, скажем, снижение арендной платы или увеличение зарплаты, подобный баннер — оскорбление нужд борющихся людей.²¹

Вопрос не в том, проводить переговоры или нет, а в том, с кем их вести, на каком основании и при каком условии эти мероприятия будут проходить, но это не касается революции. Правда в том, что, если избегать этих вопросов, ими займутся авторитарии, счастливые вести переговоры на своих условиях в таком ключе, который сведет к минимуму их ответственность.

Репрессии и обсуждения

Не вдаваясь в подробности каждой дискуссии, можно сказать, что главная проблема в странах, где приверженцы повстанчества приводят свои слова в действие, это атаки, мало чего достигающие, кроме, с одной стороны, оправдания государственных репрессий и, с другой, изоляции всех анархистов, а не толькоучастников этих атак, от широкого социального движения.

Приверженцы повстанчества утверждают, что готовы обсуждать тактику, но существование государственных репрессий означает, что на деле любая критика подобных действий представляется как поддерживающая государство. Около 30 лет назад Бонанно попытался охарактеризовать всех, кто думал, что подобные атаки необдуманны и непродуктивны как принимающие сторону государства в своей книге «Вооруженная радость»: «Когда мы говорим, что время для вооруженной атаки на Государство еще не пришло, мы открываем двери психиатрической лечебницы для уже действующих товарищей; когда мы говорим, что не время для революции, мы затягиваем на них смирительную рубашку; когда мы говорим, что их действия провокация, мы надеваем белые халаты мучителей».²²

Реальность такова, что многие действия, используемые приверженцами повстанчества не выше критики — и, если рабочим не позволено критиковать подобные действия, не сведена ли их роль до пассивных зрителей в борьбе между государством и революционным меньшинством? Если, как, кажется, предполагает Бонанно, нельзя критиковать даже наиболее безумные действия, тогда настоящее обсуждение тактики вообще невозможно.

К анархо-коммунистической теории

Анархо-коммунисты по-другому проверяют разумность действий, когда дело касается боевых акций. То есть, если вы заявляете об акции от имени той или иной группы, то первое, что вам нужно сделать, это доказать, что группа согласна с тактикой, которую вы собираетесь применить. Это намного более важно для анархической практики, чем вопрос о том, какую тактику некоторые группы анархистов могут принять за подходящую.

Насколько мы знаем, анархо-коммунисты не имеют принципиальных возражений против восстаний, наше движение было создано из повстанческой традиции в рамках анархизма и мы черпаем вдохновение у многих участников этих восстаний. Сейчас мы продолжаем сопротивляться ограничениям, налагаемым государством на какой-либо протест, таким образом, продолжая борьбу. Кроме того, это для нас не просто решение, которое необходимо принять – в случаях, когда мы заявляем об участии из солидарности с группой (например, бастующих рабочих), то это должна быть группа, определяющая границы тактики, используемой в своей борьбе.

Повстанчество предлагает полезную критику, являющуюся скорее образцом, чем практикой. Но оно ошибочно пытается расширить критику всех форм анархических организаций. И в некоторых случаях решения, которые повстанчество принимает для того, чтобы преодолеть реальные проблемы организации, хуже, чем проблемы, на которые оно обращает внимание. Анархо-коммунисты, безусловно, могут что-то извлечь из повстанческих текстов, но решений проблем революционной организации в них не найдут.

Джо Блэк (перевод с английского языка: cat black, Toni Eriz, yana bez, ecolog2017).