«Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем»
Экклезиаст
«Мир стал настолько взаимозависимым в своей экономической жизни, что меры, предпринимаемые одной нацией, влияют на процветание других. Отдельные части мировой экономики должны работать вместе или гнить порознь» — эти слова произнес банкир с Уолл-стрит и бывший заместитель госсекретаря США Норман Девис накануне Великого краха 1929 г.
О том что было дальше, лучше всего написал исследователь европейской политической и экономической системы Карл Поланьи. Эпоха господства финансистов, сколотивших с помощью спекуляций акциями и валютой чудовищные состояния, закончилась. «Золотая нить больших финансов», опоясовавшая земной шар, лопнула. Если прежде реальный сектор полностью зависел от спекулянтов мирового казино, то теперь сама ткань единой мир-экономики разорвалась. Повсюду начался откат к национальным валютам, протекционизму, защите внутренних рынков посредством пошлин и прямых запретов. Но тем дело не ограничилось…
Американский экономист Дж. Гэлбрейт в своем исследование «Великий крах» писал, что к Великой Депрессии привели безудержные финансовые спекуляции, высокая степень экономической дезинформации (руководители банков и фирм всячески приукрашивали реальное положение дел в своих компаниях), нездоровые и полукриминальные отношения в бизнесе и в банковской структуре. Иными словами, если стоимость ценных бумаг компании в 50 раз превышает реальную цену. за которую она была бы продана на рынке, если стоимость ценных бумаг завышена искусственно, посредством распространения дезинформации о реальном положении дел в указанной компании, и если, наконец, прибыли компании в какой-то момент начинают стремительно падать, то становится ясно, что у владельцев акций данной компании нет ни малейших шансов получить свои желанные прибыли, и в их руках — простые бумажки. Вслед за этим начинается новая волна разорений…
Почитаете отчеты о нынешнем кризисе: обнаружите те же самые причины.
Вот что писал в феврале 2006 г. профессор из Нью-Йорка Нуриэль Рубини, точно предсказавший кризис и событие, которое станет его первопричиной — схлопывание шеститриллионодолларового спекулятивного финансового пузыря, вздувшегося на рынке недвижимости:
…Шаг 1 – это самое сильное падение цен на жилье в истории Америки. Цены упадут на 20-30% от своего пика летом 2006 года, и тем самым уничтожат от 4 до 6 триллионов долларов «домового капитала» (то есть оценочной стоимости домов и квартир). Рыночная стоимость жилья у десяти миллионов домохозяйств станет ниже, чем их обязательства по кредитам. У людей появится огромный соблазн бросить свои дома и отослать ключи в банк по почте. Десятки застройщиков станут банкротами.
…Шаг 2 — …доступность всех видов кредитов значительно упадет.
…Шаг 6 – банкротство крупного регионального или национального банка.
…Шаг 8 – волна корпоративных банкротств.
Рубини суммировал этот сценарий следующим образом: «Замкнутый круг, в котором глубокая рецессия увеличивает и углубляет финансовые потери, а те, в свою очередь, делают рецессию еще более суровой».
А вот уже в 2008 г. российско-американский экономист Леонид Вальдман рассказывает о том, какую роль сыграло предоставление недостоверной информации:
«Это кризис кредита. Кредит – в переводе означает доверие. Доверие – это то, что на рынке исчезло. Это было замечательно видно, когда в августе прошлого года рынок, на котором обращаются облигации, обеспечением которых являются закладные бумаги, в какой-то момент не то, чтобы упал, а просто остановился! Он остановился и не работает! Он не работает с августа и до сих пор! Такое вот редкое явление. Почему? Раньше инвестиционные банки собирали некоторое достаточно большое количество таких закладных бумаг в общий пул, который становился обеспечением вновь выпускаемых облигаций. Рейтинговые агентства (Standart and Poors, Moody’s, Fitch), якобы анализировали качество этого обеспечения и давали ему высшую категорию надежности – рейтинг трипл-Эй (ААА — triple A).Затем страховые компании, специализирующиеся на рынке ценных бумаг (AMBAC, MBIA, др.) проводили страхование этих новых выпусков облигаций, предлагая за дополнительную плату гарантию возврата капитала инвесторов. Когда начался кризис, выяснилось, что рейтинговые агентства назвали облигациями высшей категории надежности такие, за которыми стоят домовладельцы без работы, источников дохода и имущества. Выяснилось и то, что реально страховые компании не в состоянии своим капиталом удовлетворить требования владельцев выписанных ими страховых полисов, т.е. предоставленные ими гарантии ничего не гарантируют. В тех случаях, когда редкие сделки с этими бумагами проходили, встречались продажи по 14 процентов от номинала, т.е. 14 центов от доллара. Тот еще triple A! Неудивительно, что этот рынок остановился».
Но самое поразительное (и самое неприятное) — то, что крах виртуальных денег и компаний имеет совершенно четкие материальные последствия. «Если к моменту окончания Великой войны (Первой мировой — прим. Магид) идеалы XIX века (идеалы свободной торговли) были господствующими и их влияние преобладало и в следующее десятилетие, то к 1940 году остатки прежнего миропорядка полностью исчезли, и теперь, за исключением немногих анклавов, нации жили в совершенно новой международной обстановке» — отмечает Карл Поланьи.
Отличительными чертами наступившей эпохи стал крах международной политической организации (Лиги наций), появление автаркических (замкнутых на себя, самодостаточных) империй, Новый курс Рузвельта в США, нацизм в Германии и пятилетки в Советском союзе. Все это, по мнению итальянского исследователя Джованни Арриги, явления одного порядка.
Для того, чтобы справится с наступившим хаосом, государства и связанные с ними олигархические элиты, вынуждены были заняться жестким регулированием на внутренних рынках. Государственный аппарат и крупные частные промышленники совместно устанавливали цену на различные товары, регулировали объем и качество производства и потребления. О том, чтобы создать совместные планирующие органы для управления мировой экономикой и политикой, не могло быть и речи — слишком острыми оказались хозяйственные и геополитические противоречия между элитами наций.
И сегодня экономисты (тот же Рубини) и ведущие политики (президент Обама) говорят о необходимости массированного государственного вмешательства в экономику. Все твердят о начале «Нового нового курса». Государство инвестирует сотни миллиардов долларов в различные отрасли хозяйства, станет поддерживать их, возможно национализирует некоторые крупные корпорации. Речь пока не идет о государственном контроле над ценами, но и такие меры тоже могут быть предприняты для того, чтобы стабилизировать ситуацию; они естественны в рамках логики государственного капитализма.
Хозяйственная автаркия имеет ряд неприятных последствий. Дело в том, что в подобных условиях противоречия между государствами резко обостряются, ибо они постепенно лишают друг друга рынков сбыта. Протекционизм способствует столкновению с другими странами. К тому же, государства все меньше связаны друг с другом. В подобных условиях ни одно из них не может быть уверено в том, что в случае нехватки ресурсов оно сможет приобрести их у соседей. «Сегодня мы жизнеспособны — говорил Гитлер, но что случится завтра, если наши земли истощатся и не смогут кормить население?». То же самое верно применительно к любым ресурсам.
Возможности для хозяйственного развития в условиях автаркии резко сужаются, отсюда необходимость расширения «жизненного пространства» — территорий, на которые распространяется власть автаркической империи. А это неизбежно ведет к мировой войне. И далеко не случайно все, или почти все программы государственного капитализма 30х гг. были в значительной или даже в преобладающей степени нацелены на развитие оборонной промышленности.
Великий кризис — это разрыв единого мирового хозяйства и возвращение к политике протекционизма. А протекционизм — путь к войне.
Сегодня, правда, есть одно существенное отличие от ситуации 80 летней давности — транснациональные компании, заинтересованные в глобальном контроле над мировыми ресурсами, могут быть не заинтересованы в национальном протекционизме, а мощь их очень велика. Однако, во-первых государственные машины все еще обладают большими финасовыми средствами, а сверх того, эффективными механизмами принуждения. А во-вторых мы не знаем, какие формы примет будущая система политико-экономических блоков, но даже если какой-либо блок объединит множество военных и хозяйственных элит, он будет твердо стремиться к расширению своего жизненного пространства.
…Проживая в богатых и относительно мирных мегаполисах Европы, мы забыли о том, что творилось на этом и на других континентах в прошлом и позапрошлом веках. Мировая война, в отличие от войн локальных, превратилась в пустую абстракцию, в шелест страниц старых книг и учебников истории. Между тем, начиная с наполеоновских войн (череда которых, возможно и была первой империалистической войной капитализма) жизнь целых поколений систематически уродовалась и уничтожалась. Первая и Вторая империалистические войны подняли уровень насилия и жестокости на невиданную высоту. Стоит ли говорить о том, что обе они могут показаться игрушечными в сравнении с Третьей?
Наверное, стоит закончить эту статью высказыванием нобелевского лауреата по экономике Пола Кругмана, который отмечает низкую эффективность действий властей во времена Великой Депрессии и сравнивает ситуацию с начинающимся мировым кризисом:
«Что на самом деле спасло экономику и политику «нового курса» так это грандиозный проект общественных работ известный как Вторая Мировая война, который в итоге создал адекватные потребностям экономики финансовые стимулы.»