Собственность средневековых крестьян и ремесленников никогда не была капиталом, то есть не приносила прибыль. Все, что они производили (кроме того, что отбирали у них эксплуататоры, и того, что шло на поддержание производства (семена, деньги на сырье и т.д.)), служило их потреблению прямо (то есть непосредственно потреблялось ими самими) или косвенно (то есть продавалось, чтобы все вырученные деньги потратить на предметы потребления, производимые другими). В средние века это было в порядке вещей. Но в капиталистическом мире для собственности, по крайней мере для собственности на средства производства, существует закон: «Расти или умри!» И если крестьянская община еще могла сопротивляться этому закону за счет сплоченности, то европейские крестьяне- единоличники, а равно и ремесленики, лишившиеся поддержки цехов, с развитием капитализма стали стремительно разоряться.
Однако, как ни странно, разорились они не все. Более того, в последнее время существует тенденция к превращению части наемных работников в самостоятельных работников, то есть ремеслеников. В Италии многих водителей буквально заставили выкупить свои грузовики у буржуев. В России водителям в собственность или аренду отдают автобусы, троллейбусы и маршрутки, тоже не особо спрашивая водительского согласия. Многие верстальщики работают на собственных компьютерах. И т.д., и т.п.
Если бы новые ремесленики рекрутировались из хронических безработных и иных люмпенов, то это можно было бы объяснить тем, что капитализм не может существовать, не разрушая постоянно доиндустриальный уклад, а значит, нуждается в том, чтобы было, что разрушать, и потому переодически «утилизирует вторсырье», заново создавая из маргиналов и просто декласированых элементов новых ремеслеников или крестьян, чтобы затем их снова разорить. Такая тенденция, кстати говоря, тоже имеет место. Однако «новыми самостоятельными» (так их принято называть на Западе, так будем называть и мы), становятся рабочие, вписанные в индустриальную систему. Неужели капитализм начал разрушать сам себя, воссоздавая докапиталистическое хозяйство?
Ларчик открывается просто. Дело в том, что собственность ремеслеников (как новых, так и старых) на средства производства давно уже превратилсь в фикцию.
В самом деле, разве станет собственником средств производства, скажем, рабочий механосборочного цеха, притащивший на работу свой гаечный ключ? Не станет, ибо все остальные инструменты, станки и заводские корпуса все равно останутся в собственности хозяина. Точно также у хозяина , всучившего своему работнику грузовик или автобус, останутся в собственности завравочные станции, ремонтные мастерские, а если надо, то и право заключатьдоговора на перевозку груза или разрешать водителю ездить по тому или иному маршруту. Правда, право – это скорей власть, но власть и собственность – на самом деле две стороны одной медали. Собственность есть власть над предметом, власть есть собственность на принятие решения. И в том и в другом случае мы имеем дел с монополией. Монополия на предмет, монополия на решения – какая разница.
Аналогично обстоит дело и с хозяевами компьютеров, и с иными «новыми самостоятельными». Так же как при акционировании все решает тот, у кого в руках контрольный пакет акций, так и для средств производства существует некий «контрольный пакет», обладание которым позволяет быть фактическим хозяином производства. Не будем здесь выяснять размеры этого «контрольного пакета» собственности. Коню понятно, что компьютер или автобус так же далеки от него, как акция в одну сотую процента от контрольного пакета акций, и что обладание такой малой собственностью для работника скорей обуза, ибо вынуждает его самого заботиться о сохранности своего оборудования и оплачивать амортизацию (проще говоря, износ) оного, что раньше делал капиталист.
Правда, такая «самостоятельность» может породить у рабочего иллюзию, будто он и вправду не наемный работник, а «маленький хозяйчик». Это тоже одна из причин, по которой хозяева превращают своих рабочих в «новых самостоятельных» или наделяют их акциями в бесконечно малую долю процента (такое тоже бывало, хоть и значительно реже). Но разве таких иллюзий не может быть у «обычного» пролетария? Разве «обычный» рабочий не использует в своей работе если не собственные инструменты или собственную спецовку (потому что заводская уже износилась, а новую выдадут только через месяц), то уж во всяком случае собственные знания, собственную квалификацию? Разве не убеждали власти рабочих «соцстран», что те вообще являются полными хозяевами своих заводов? Между прочим, многие в это верили. А кое-кто и до сих пор верит. К счастью, далеко не все.
А с другой стороны, неужели газетный верстальщик так глуп, что не поймет: будь у него хоть десять компьютеров, ему все равно бы пришлось продаваться тому, ктоимеет лицензию на газету и деньги на то, чтоб нанять работников? Разве шофер автобуса – такой идиот, что не поймет – от «приобретения» машины он ни на йоту не стал свободнее, скорее наоборот? Не стоит думать о рабочих, как о кретинах и лопухах, которые верят всему, чему их хотят заставить поверить.
Подведем итоги. Хотим мы того, или не хотим, но современные ремесленики, всключая новых самостоятельных, по своему классовому положению являются типичными пролетариями со всеми вытекающими отсюда последствиями. Возможно, у них есть какие-то свои особенности, но свои особенности есть у любого отряда пролетариата, будь то строители, сельхозрабочие, водители-дальнобойщики, гастарбайтеры или кто еще. Пролетариат – не однородная масса и никогда ей не был. Кстати говоря, неоднородность всегда была одним из факторов усиления революционности пролетариата. Это однако уже отдельная тема.
Вл.Платоненко