МАРЛЕН ИНСАРОВ 2006 г.
Если мы проанализируем историю борьбы трудящихся в России за последние 17 лет, то увидим, что эта борьба не развивается постепенным, эволюционным путем, шаг за шагом, но носит взрывчатый, скачкообразный характер. За долгими периодами раздавленности и пассивности пролетариата (то есть класса обездоленных, лишенных власти над средствами производства и общественной жизнью в целом, людей) следуют резкие всплески пролетарского сопротивления. Эти бурные вспышки пролетарского сопротивления были обусловлены в конечном счете кризисом существующей в данный момент модели российского капитализма, кризисом, толкающим пролетариев на борьбу. Но в оба периода подъема пролетарской борьбы – в 1989-1991 и 1998-1999гг. – у пролетариев в их подавляющем большинстве отсутствовало понимание того, чем и как нужно и можно заменить капиталистические порядки. У них отсутствовало революционно-социалистическое сознание. Поэтому выход из капиталистического кризиса осуществляла консолидировавшаяся на новой основе буржуазия. Она осуществляла переход к новым формам своего господства и новым способам эксплуатации пролетариата, что обеспечивало ей еще несколько лет сравнительно спокойной жизни.
Но русская буржуазия в условиях упадка мирового капитализма всегда оказывалась неспособной преодолеть тупиковый характер российского капитализма, поэтому новый кризис был неизбежен. Подобная история повторялась уже дважды. А происходящее с начала 2005г. расшатывание путинской модели государственно-монополистического капитализма показывает, что не за горами уже третий на памяти живущего сейчас поколения кризис российского капитализма, кризис, исход которого далеко не предрешен и который может завершиться либо пролетарской революцией, либо повторением старой истории – т.е. приходом к власти новой буржуазной группировки. Что должно делать движение трудящихся, чтобы не наступать на старые грабли и, выдвинув собственную освободительную альтернативу, вырвать общество из болота маразма и разложения?
ПОДЪЕМЫ И СПАДЫ
Первый — и наиболее мощный — подъем пролетарской борьбы приходится на 1989 – 1991гг. – на эпоху шахтерских стачек. Они стали пролетарской классовой реакцией на экономический кризис существовавшего в СССР государственного капитализма. Однако бастовавшие шахтеры – а равным образом и другие пролетарии – хорошо знали, против чего нужно бороться, но плохо представляли себе, за что нужно бороться, чтобы освободиться от угнетения. В большинстве своем они разделяли иллюзии, что переход от государственного к частному капитализму даст им свободу и благосостояние. Поэтому шахтерское движение шло по ниспадающей линии. Самой классово самостоятельной и мощной была стихийная шахтерская забастовка 1989г. Однако, созданные в ходе нее шахтерские профсоюзы очень быстро оказались под контролем буржуазных групп, стоявших за переход к частному капитализму. Шахтерские стачки 1990-1991гг., организованные этими профсоюзами, по классовой самостоятельности намного уступали замечательной стихийной всеобщей стачке 1989г.
Переход к рыночно-монополистическому капитализму 1990-х годов нанес смертельный удар по прорыночным иллюзиям пролетарских масс и почти смертельный удар по организованному рабочему движению 1989-1991гг. В условиях краха производства пролетарский протест был парализован. Почти все силы пролетариев уходили на борьбу за индивидуальное выживание. Рабочие организации 1989-1991гг. либо развалились, либо попали под контроль разных буржуазных группировок, немалая часть лидеров шахтерских забастовок пошла в услужение буржуазии.
Новый всплеск пролетарской борьбы приходится на 1998-1999гг. Он совпадает с кризисом капитализма олигархической растащиловки. Этот кризис наступил тогда, когда все было приватизировано и буржуазия волей-неволей должна была перейти от обогащения за счет труда прошлых поколений к планомерной эксплуатации современного поколения и ограблению поколений будущих (последнее осуществляется посредством экспорта энергосырья).
Пролетарские выступления 1998-1999гг. (рельсовая война, пикет на Горбатом мосту, Выборг и Ясногорск) не выдвинули сознательной революционно-социалистической альтернативы буржуазным порядкам. Если в 1989-1991г пролетарии, замордованные деспотизмом государственного капитализма, в большинстве своем разделяли иллюзии о частном капитализме, то в 1998-1999гг, измученные вакханалией частно-олигархического капитализма, они склонны были поддаваться иллюзиям о государственно регулируемом капитализме. В обоих случаях речь шла о выборе в пределах капиталистического строя, а не о прорыве к другому обществу.
Такое пролетарское политическое сознание 1990 – 1999гг. являлось всего лишь зеркальным отражением капиталистических порядков. Оно хотело выбирать из двух типов капитализма тот, который считало лучшим.
Освободительная революция пролетариата возможна только в период общественного кризиса. Однако не всегда возможность переходит в действительность. Для ее реализации требуется наличие у значительной части пролетариев сознания того, что нужно бороться не за смену одних форм эксплуатации на другие, а за уничтожение эксплуатации вообще. Если этого нет, то буржуазия сама осуществляет выход из кризиса, изменив формы и методы своего господства. Именно это произошло в 1999 – 2000гг.
ПУТИНСКАЯ СТАБИЛИЗАЦИЯ И БУДУЩАЯ ДЕСТАБИЛИЗАЦИЯ
Беспорядочный грабеж сменился при Путине грабительским порядком. Вакханалию всеобщей растащиловки сменила упорядоченная безжалостная эксплуатация пролетариата. Чересчур возомнившие о себе пресловутые «олигархии», являвшиеся на самом деле лишь приказчиками чиновничьего аппарата, были поставлены на место. Наступила путинская стабилизация. Окончательно установилась система государственно-монополистического капитализма – синтез государственного капитализма эпохи СССР и монополистического капитализма 1990-х годов. Государство сосредоточило в своих руках источники стратегического сырья и валюты, опираясь на могущественный Газпром.
Однако путинская стабилизация имела непрочный и неустойчивый характер. Вся российская экономика держится в первую очередь на экспорте нефти и газа, к чему, правда, следует добавить также экспорт оружия. Поэтому российская экономика представляет собой неустойчивое единство множества противоречий. Относительно благополучные регионы нефтедобычи и Москва, где концентрируются финансовые потоки, представляют собой острова, окруженные морем нищеты, деградации, возврата к натуральному хозяйству. Обновления и модернизации средств производства на большинстве даже прибыльных предприятий не происходит, и промышленность приходит в упадок. По подсчетам современного буржуазного экономиста М. Делягина, износ инженерных и коммуникационных сетей составляет в России 60-70%, в т.ч. износ котельных – 54,5%, водопроводов – 65,3%, канализации – 62,5%, теплотрасс – 62,8%, электросетей – 58,1%, водопроводно-насосных станций – 65,1%, канализационных насосных станций – 57,1%, очистных сооружений водопровода – 53,9% и канализации – 56,2%, трансформаторных подстанций – 57%. Физический износ улично-дорожной сети превысил 52%, мостов – 45%, путепроводов – 56%, 12 – 15% жилищного фонда нуждается в капитальном ремонте. В 2004г. из-за износа коммуникаций в жилищно-коммунальном хозяйстве терялось до 70% тепла, 30% воды, 18% электроэнергии (см. М.Г. Делягин. Россия после Путина. Неизбежна ли в России «оранжево-зеленая» революция? М., 2005, с.178).
Из разоренной российской провинции (а также из стран СНГ, где положение еще хуже) миллионы обездоленных пролетариев направляются на заработки в центры российской капиталистической экономики. Там их ждут тяжелый и низкооплачиваемый труд и полурабская зависимость от хозяев и ментов. Очень большая часть этих пролетариев концентрируется в производстве, ориентированном на обеспечение потребления паразитического буржуазного класса (речь идет в первую очередь о буржестройках).
И по природным условиям, и по численности населения Россия не похожа на Кувейт. Доходов от экспорта нефти не хватает и не может хватать не только для трудового населения, но и для самого буржуазного класса (в этом последний входят не только владельцы заводов, газет, пароходов, но и чиновничий аппарат власти и управления – от мента до президента). Паразитическое потребление буржуазии при узком производственном базисе может быть обеспечено лишь за счет чудовищной эксплуатации и нищеты пролетариата. При Путине произошел новый виток экспроприации пролетариев, лишения их всех и всяких прав и гарантий. Началось все с отмены КЗОТа, а вслед за этим настала очередь пенсионной реформы, реформы ЖКХ и прочих мер, лишающих пролетариев последних остатков системы социального обеспечения.
Ответом на новое наступление капитала стали пенсионерские бунты начала 2005г. Эти бунты тем больше напугали господствующий класс, что совпали во времени с «цветными революциями» на Украине, в Киргизии и Узбекистане. Утверждение о том, что эпоха революций закончилась, рухнуло, и в затхлом болоте русского капитализма повеяло бешенством ветров.
Русский капитализм устоял – и не мог не устоять, точно так же как устоял капитализм в Украине и Киргизии. Парадокс «оранжевых революций» заключался в том, что они происходили в эпоху упадка капитализма, когда буржуазная революция и даже буржуазная реформа, выводящая капитализм на новый уровень прогрессивного развития, были невозможны, но у выступивших против нищеты и бесправия пролетариев напрочь отсутствовало понимание необходимости борьбы за социалистическую революцию. Поэтому «оранжевые революции» не ставили целей, выходящих за рамки капитализма. В результате на Украине все кончилось тем, что «отец украинской демократии» Ющенко назначил премьером своего бывшего конкурента Януковича. Все вернулось на круги своя, а украинским пролетариям остался лишь горький, но необходимый опыт – можно ли надеяться на доброго буржуя в качестве спасителя от буржуя злого.
В России волна пенсионерских протестов спала. Созданные в ходе нее Координационные советы из организаций массовой борьбы превратились либо в поле интриг буржуазной оппозиции (Ленинград, Уфа, Ижевск), либо в приводной ремень троцкистской протопартии (Пермь). Однако великий страх русского правящего класса, пережитый им в начале 2005г., не был всего лишь не имевшим последствий эпизодом. Стало понятно, что путинская стабилизация подходит к концу, что новые пролетарские протесты против буржуазной эксплуатации неизбежны, и что буржуазии нужно оседлать эти протесты, чтобы сохранить свою власть. Разные антипутинские группы буржуазной оппозиции – от либералов до НБП и КПРФ — стали фактически действовать единым фронтом.
Однако не прекратилось и брожение в пролетарских низах. После пенсионеров на борьбу стали подниматься и промышленные рабочие. После спада забастовочной борьбы в начале 2000-х годов она вновь пошла на подъем.
В 2006г. 5-дневной забастовкой добились повышения зарплаты в 2.5 раза рабочие Калининградского янтарного завода (подобный успех объясняется в первую очередь тем, что предприятие является мировым монополистом по добыче янтаря (95%!) и капиталистам дешевле обойдется поднять зарплату рабочим, чем допускать длительные забастовки). Состоялись акции протеста нефтяников Тюменской области с требованием повышения зарплаты и отказа от системы штрафов. Весь 2006г. продолжались волнения на Воронежском экскаваторном заводе, апогеем которых стал захвата рабочими в заложники управляющего заводом Тарасова (июль 2006г.). В середине июля забастовали рабочие Уфимского приборостроительного завода, протестуя против увольнения рабочего активиста Андрея Колыбанова и требуя отставки директора завода. Победой кончились летние забастовки троллейбусников Махачкалы, водителей маршруток Сочи и Самары. Брожением охвачены предприятия Санкт-Петербурга и Ленинградской области (морской порт, завод Форда и т.д.). Перечень можно продолжить.
Подобное оживление борьбы промышленного пролетариата объясняется несколькими причинами. Экономический подъем путинских лет имел весьма ограниченный характер , но он все же не был всего лишь выдумкой режима. Этот подъем затронул отрасли, обеспечивающие экспорт сырья (нефть и газ), военную промышленность, а также производство, обеспечивающее потребление буржуазии и мелкой буржуазии («буржестройки» и сфера обслуживания). Российская промышленность так и не поднялась до уровня 1990г. Однако по сравнению с 1990-ми годами, когда предприятия стояли и уже поэтому забастовки были невозможны, ситуация изменилась.
Изменение ситуации сказалось и в том, что на заводы пошла, хотя и тонким потоком, пролетарская молодежь. В 1990-е годы наиболее смелые, энергичные и потенциально способные к революционной борьбе молодые пролетарии шли не на заводы, а в торговлю или в бандитизм. В большинстве случаев они гибли там, но иногда могли выбиться наверх, в буржуи. Сейчас все места наверху заняты, а капиталистическая промышленность нуждается в пролетарском поте и крови. Молодые пролетарии, немалая часть которых работает в чужих городах, не имеют и тех скудных остатков социальной обеспеченности (квартира, дача и т.п.), которые есть у пролетариев старших поколений. Все условия жизни отбивают у пролетарской молодежи веру в защиту государства – государства, от которого она не видит ничего, кроме ментовских поборов и издевательств. Все условия жизни приучают современную пролетарскую молодежь надеяться только на собственную силу. Произойдет ли переход от индивидуальной борьбы за собственное выживание к коллективной борьбе за общее освобождение – зависит от многих обстоятельств. Одним из них являются и действия людей, считающих себя пролетарскими революционерами.
НИ ПАРТИИ, НИ ПРОФСОЮЗЫ
Борьба промышленного пролетариата современной России возникает почти на пустом месте. Живой памяти о великом революционном движении 19 – начала 20 века не осталось, как не осталось живой памяти и о пролетарских протестах 1950-1960-х годов. Организации трудящихся, созданные в перестроечную эпоху, либо давным-давно развалились, либо стали инструментами буржуазии. Все нужно начинать заново. И от того, как и на каких позициях будет создаваться сейчас рабочее движение России, зависит его судьба и судьба всего российского общества на ближайшую историческую эпоху.
Одним из факторов, который обусловит характер складывающегося рабочего движения, станет деятельность людей и групп, считающих себя пролетарскими революционерами. Мнение значительной части таких людей и групп о перспективах рабочей борьбы и своего места в ней весьма ярко выразил активист Марксистской группы «Рабочая демократия» Kollo d’Herbois: «Так называемый «экономизм» или «тред-юнионизм», как ни плох он с точки зрения «абсолютных», конечных целей общепролетарской политики, и как бы ни противоречил он светлым догматам высокой теории – тред-юнионизм этот есть объективно неизбежный этап в развитии классовой борьбы в сегодняшней России в ее конкретно-исторических условиях…
…В России…, в условиях, когда рабочие совершенно бесправны и бессильны перед произволом капиталистов, о таком «реформизме» приходится только мечтать – было бы хоть некое подобие организованной рабоче-профсоюзной борьбы!» (Kollo d’Herbois. Классовая борьба в ОАО «Морпорт Санкт-Петербурга»// «Рабочая демократия», №1(92), январь 2006г.). Как видим, Kollo d’Herbois придерживается теории этапов, согласно которой рабочие первоначально должны пройти стадию борьбы за экономические интересы и лишь затем приступать к борьбе за социальное освобождение. Кроме того, он считает, что экономическая борьба рабочих неизбежно организуется и возглавляется профсоюзами, их же политическая борьба – партией. Подобные представления приобрели у многих левых всю прочность предрассудка, однако они противоречат подлинной истории пролетарской борьбы и уводят борьбу пролетариев современной России на тупиковый путь.
Практически все ранние – и наиболее революционные – организации пролетариата в разных странах не были ни профсоюзами, ни партиями в позднейшем смысле, ибо они соединяли борьбу за экономические интересы рабочих с борьбой за социальную революцию. В России первыми организациями рабочих были возникшие в 1870-е годы Южнорусский и Северорусский союзы рабочих. Создавшие их в сотрудничестве революционерами – интеллигентами рабочие активисты были социалистами и революционерами и соединяли экономическую стачечную борьбу с работой по подготовке социальной революцией. Все русское рабочее движение конца 19 – начала 20 веков создавалось не профбюрократией, а революционерами. Его величие, его размах и решительность обусловливалось соединением двух потоков – революционного сознания, которое представляло собой проделанное революционерами обобщение опыта самих рабочих с пролетарской самодеятельностью и инициативой. С-р. максималист Г. Нестроев писал о раннем движении екатеринославских рабочих так: «Смелость, предприимчивость и бесстрашие, — такова характеристика этих рабочих, и пришлых, и местных, имеющих родоначальниками энергичных переселенцев… Когда я столкнулся с местным рабочим, я увидел, что он не тот, которого я знал до сих пор — не ремесленник, не независимый социалист, а полный боевой энергии и жажды борьбы, не „экономист», борющийся за прибавку пятачка на рубль, а революционер, признающий все методы борьбы — от стачки с насилием до вооруженных демонстраций и террора. В начале 1904 года здесь уже образовалась боевая рабочая дружина». На другом конце планеты организацией того же типа, что и Южнорусский и Северорусский рабочие союзы была лучшая организация пролетарского анархизма – аргентинская ФОРА (Федерация Трудящихся Аргентинского Региона). Она соединяла борьбу за непосредственные экономические интересы пролетариев (6-часовой рабочий день при сохранении зарплаты, прекращение увольнений и т.д.) с борьбой за революцию и безгосударственный коммунизм. ФОРА не являлась ни партией, ни профсоюзом, но была интегральной революционной организацией. Значительная, если не большая часть социально-активных рабочих Аргентины в этот ранний период движения считали себя революционерами и анархо-коммунистами.
Рабочие, состоявшие в ФОРА – как и все рабочие – революционеры разных стран и эпох, не были животными, двигаемыми биологическими импульсами и не были марионетками, приводимыми в движение автоматическими законами истории. Они были людьми, желавшими жить полноценной жизнью, в которой материальные и духовные стремления не будут противоречить друг другу, и на борьбу против капитализма их толкало то, что этот последний стремился превратить их в животных или марионеток. Они боролись как против экономической нищеты и эксплуатации, так и против политической обездоленности, отсутствия власти над своей собственной жизнью. Они стремились определять свою судьбу сами, что было невозможно при сохранении капитализма. Их целью было всестороннее, всеохватывающее освобождение.
Марксизм, ставший идеологией реформистского рабочего движения, лишил борьбу пролетариата всеобщего освободительного измерения, в высшей степени присущего революционному рабочему движению домарксистского периода, свел борьбу и жизнь рабочих к борьбе за пятачок, оставив все остальные сферы на попечение партийного начальства. Одним из следствий этого явился крах марксистских партий Германии в 1933г. Вот что пишет об этом современный российский историк О.Р. Пленков:
«…Известный социал-демократ Вальтер Хегнер вспоминал, как прогуливаясь в конце 1933г. со своим товарищем по рабочему кварталу, который ранее был оплотом коммунистов, они с удивлением обнаружили, что все дома были увешаны знаменами со свастикой, а по разговорам жен рабочих на улице они поняли, что Гитлера и его политику здесь однозначно приветствуют и одобряют. Такая метаморфоза настроений рабочих показалась Хегнеру и его товарищу очень странной и совершенно нелогичной. Хегнер был поражен тем, как тонко нацисты смогли мобилизовать нацию; он объяснял это тем, что социал-демократы, будучи рационалистами и не обладая фантазией, сосредоточились в своей политике на сугубо приземленных вещах: на зарплате, на домашнем бюджете, на буднях и прозе жизни. Нацисты же, по его словам, смогли зажечь сердца высокими целями, смогли пробудить фантазию, оторвать людей от будничных забот, внушить им романтически возвышенный образ мысли, обращенный к целям, стоящим высоко над действительностью: «нам казалось, что это какое-то злое колдовство»» (О.Р. Пленков. III Рейх. Нацистское государство. СПб, 2004, с.76).
Немецкие рабочие поддержали фашистов именно потому, что были лучше, чем думали о них социал-демократы, именно потому, что не превратились в одномерных уродов, в которых их пытался превратить капитализм, именно потому, что сохраняли другое, всеобще-человеческое измерение, именно потому, что потребность в «высоких целях» значила для них не меньше, а в иные моменты и больше, чем потребность в «сугубо приземленных вещах». То, что «высокие цели» фашистов были ложью, доказательств не требует, но ответственность за то, что рабочие Германии пошли за этой ложью, лежит именно на тех, кто не захотел или не сумел предложить им подлинно высокие цели.
История может повториться. Если современные марксисты в значительной их части отказываются вести политическую агитацию и пропаганду, отказываются увязывать борьбу за экономические требования рабочих с перспективой общей борьбы против существующего строя, то от политической работы в пролетариате вовсе не отказываются фашисты -–русские, исламистские и т.д. В результате движения пролетарского протеста проходят под фашистскими лозунгами и направляются в буржуазное русло – примерами чего являются Кондапога и Будапешт. Помешать этому пролетарские революционеры могут лишь в том случае, если не будут считать рабочих жвачными животными, интересующимися лишь непосредственными целями, лишь если сумеют обратиться к огромному возмущению против всех условий современной жизни, которого полным-полно накопилось у пролетариев, лишь если сумеют показать пролетариям перспективу уничтожения эксплуататорских грабительских порядков, перспективу всеохватывающего освобождения…
История рабочего движения показывает нам, что схема, согласно которой пролетарская борьба неизбежно должна пройти сперва через этап чисто экономической борьбы, и лишь затем может переходить к борьбе революционной, а равным образом схема, что экономическая борьба рабочих неизбежно должна контролироваться профсоюзами, а их политическая борьба – партией – эта схема является несостоятельной.
Сама по себе ссылка на историю мало что решает. Нужно рассмотреть, что такое профсоюзы, до какой степени и в каких пределах возможна профсоюзная борьба в современной России и каким образом следует создавать классовое пролетарское движение.
ПРИЧИНЫ ПРОВАЛА ПРОФСОЮЗОВ
Профсоюзы по самой своей природе являются посредниками между пролетариатом и буржуазией, агентами по более выгодной продаже рабочей силы – а равным образом агентами буржуазии, помогающими ей удерживать в повиновении пролетариат, который профсоюзы принуждают смириться с положением всего лишь эксплуатируемой рабочей силы. Профсоюзы заменяют прямое противостояние класса против класса сделками и маневрами. Они отучают массы пролетариев от самодеятельности и инициативы, приучают к тому, что вопросы, касающиеся жизни пролетариев, решаются не общей волей пролетарских масс, не собраниями трудящихся, а верхушечными переговорами руководства профсоюзов (чиновников, живущих обычно на взносы рабочих) с хозяевами.
Долгосрочные успехи профсоюзов возможны лишь в обществе, переживающем длительный и равномерный подъем капиталистического производства. В условиях такого подъема буржуазии выгоднее идти на частичные уступки, чем терять возможные прибыли из-за забастовок. Такого длительного и равномерного экономического подъема в современной России нет и быть не может. Рост в отдельных секторах экономики соединяется с застоем или развалом в других секторах. И, главное, даже этот рост в отдельных секторах обречен иметь весьма узкие пределы – до радикального падения цен на нефть на мировом рынке. Не случайно устойчивая реформистская рабочая борьба и реальные реформистские профсоюзы существуют лишь среди тех групп пролетариев, кто в силу своего положения в системе капиталистического производства может заставить буржуазию идти на уступки, чтобы избежать грандиозных убытков в случае забастовок. Речь идет о таких группах трудящихся, как докеры и авиадиспетчеры. Во всех остальных отраслях к ФНПРовским профсоюзам рабочие испытывают либо абсолютное безразличие, либо холодную ненависть, а неФНПРовские профсоюзы, как правило, находятся в ни живом, ни мертвом состоянии.
В отношении рабочих к профсоюзам проявляется правильное чувство, что профсоюзы сейчас могут быть для рабочих источником вреда, но не могут – даже если бы и хотели – быть источником пользы. Вследствие узкой производственной базы российского капитализма чудовищная паразитическая роскошь русской буржуазии может быть обеспечена лишь за счет чудовищной сверхэксплуатации пролетариата. Идти рабочим на уступки русские буржуи не хотят, да и не могут. Современная русская буржуазия вышла либо из государственной мафии эпохи СССР, либо из частных мафий. Она привыкла к решению споров даже в своей собственной среде путем прямого насилия. Поэтому попытки воздействовать на нее посредством легальных, разрешенных забастовок и тем более хождений по судам по наивности своей напоминают обращение к щуке: знает ли она, что такое добродетель. Создание на контролируемых мафиозными буржуазными структурами зарегистрированных и подзаконных профсоюзов подставляет рабочих активистов под террор мафии, милиции и ФСБ. К этому террору верящие в законные формы борьбы активисты не готовы и потому перед ним беззащитны. Пример – попытка создания зарегистрированного неФНПРовского профсоюза и издания его легальной газеты на металлургическом предприятии в Шелехово под Иркутском, вслед за чем последовали репрессии ФСБ и милиции, сожжение офиса легальной и подзаконной профсоюзной организации СКТ в Омске, нападения на активистов других легальных и подзаконных профсоюзов.
Деятельность легалистских профсоюзов, ФНПР или чуть более активных альтернативных профсоюзов, ориентированных на подзаконные действия, бессмысленна с чисто практической точки зрения. Выполнить свою роль, защитить экономические права работников они не в состоянии. Вот что пишет лидер одного из таких профсоюзов (СКТ) Василий Старостин: «В 2002 году после принятия нового Трудового кодекса трудовые права работников и альтернативных профсоюзов опустили до такого уровня, что даже отстоять такое право надо иметь серьезный опыт… Сейчас уволить можно любого человека. После активизации альтернативных профсоюзов в успешном отстаивании имеющихся трудовых прав, директора пролоббировали усечение таких прав». Кроме того, добавляет он «все кто приходит к альтернативщикам, сразу попадает на заметку директору». А вот оценка профсоюзов, данная сотрудником ФСБ в беседе с сибирским журналистом: «Независимое профдвижение, коль скоро оно действует в легальных рамках, для нас интереса не представляет, скорее даже нам полезно, так как позволяет вовремя вскрыть напряженность, которая в ином раскладе может привести к силовым последствиям».
Насилию буржуазии может противостоять лишь сила пролетариата. Нелегальные, незарегистрированные и способные к самообороне революционные группы на предприятиях куда адекватнее в обстановке буржуазного террора, чем легальное профсоюзное движение.
Не следует забывать еще об одном очень важном обстоятельстве. Наиболее угнетенной и бесправной частью современного российского пролетариата являются рабочие – мигранты. В большинстве случаев они не имеют регистрации (получение которой – затяжная бюрократическая процедура), немалую их часть составляют рабочие ближнего и дальнего зарубежья, не имеющие российского гражданства. Они беззащитны как перед хозяином, так и перед ментом, не интегрированы в российскую политическую систему. Легальная, в рамках закона борьба для них – звук пустой.