Франция издавна считалась страной революций. Сейчас, в 135-ю годовщину Парижской Коммуны, ее трудящиеся в очередной раз доказали, что идут в “авангарде” сопротивления против ожесточенного всемирного натиска государства и капитала…
“Контракт первого найма” – капля,
переполнившая чашу терпения
В принципе, во Франции происходит то же, что и в других странах мира: огульная приватизация всего и вся, включая общественные службы, рост безработицы, внедрение новых трудовых отношений, основанных на нестабильной занятости, полном бесправии работников и пониженной оплате труда. Последние годы стали для рабочих и студентов временем почти непрерывных и упорных боев – против приватизации транспорта и почт, против реформы системы университетских дипломов и образования (сокращения расходов на вузы и школы, введения привилегий для богатых), против “директивы Болкенстайна” (разрешения фирмам нанимать рабочих из третьих стран и платить им пониженную зарплату) и т.д. Более того: власть и капитал постепенно загоняют бедняков (иммигрантов и их детей, а также бедных французов) в настоящие социальные гетто в пригородах крупных городов. Их обитатели живут в условиях настоящего полицейского режима, почти что постоянного чрезвычайного положения. Жители пригородов уже восставали осенью 2005 г., и тогда правительству с огромным трудом удалось сохранить свой хваленый “порядок”.
Каплей, что на сей раз переполнила терпение, стал пресловутый “Закон о равенстве шансов”, с помощью которого правительство надеется справиться с безработицей. Особый гнев вызвал предусмотренный законом “Контракт первого найма” (CPE). Согласно предложенной системе, предприниматель, берущий на работу впервые устраивающегося на место молодого сотрудника в возрасте до 26 лет, имеет право уволить его в течение двух лет в любой момент и без всякого объяснения причин. Правительство заявляет, что такие правила побудят предпринимателей создавать больше рабочих мест. Они намерены платить хозяевам за каждый заключенный CPE.
А что это значит для нас, наемных работников, для тех, кто живет на зарплату? “Как можно осмелиться возражать начальнику в таких условиях? Как бастовать? Как рискнуть отказаться от сверхурочной или неоплачиваемой работы?… Как оправдать опоздание или производственную ошибку? Нас могут уволить за… мелочь и из-за плохого настроения начальника”, – объясняют французские рабочие анархисты из Монпелье.
Помимо CPE, закон вводит и иные милые новшества. Скажем, разрешается использовать детский труд с 14 лет (на ночных работах – с 15). Такого Франция не знала с 1892 года! Наконец, внедряется древняя система круговой поруки. Чтобы заставить родителей бунтующей молодежи (особенно из пригородов) взять своих детей в “ежовые рукавицы”, установлена практика, по которой семьи бунтарей лишаются всяких льгот, включая пособий на жилье, учебу, питание и т.д. Классовая диктатура капитала сбрасывает демократическую маску. Ее девиз: “Горе бедным!”.
Студенческий бунт? Нет, классовая борьба!
Выступления против CPE начались в январе 2006 г. Первыми взбунтовались студенты, к которым примкнули затем старшеклассники. Но борьба на сей раз далеко вышла по своему размаху и значению за пределы простого студенческого бунта. Ее инициаторами стали те, кто в недалеком будущем должен был ощутить воздействие контракта на себе – учащиеся из семей наемных работников. Через несколько лет им предстоит пополнить ряды рабочих или безработных, и они хорошо поняли, что их ждет. И восстали.
В начале февраля в бретанском городе Ренне вспыхнула забастовка студентов. Она стала примером для всей страны и в течение нескольких недель распространилась на большинство вузов Франции. У истоков движения не стояли политические партии или студенческие профбоссы. Оно развернулось “снизу” – так, как всегда призывали анархисты.
Рассказывают рабочие анархисты из Монпелье:
Движение “выросло из ряда ассамблей (собраний), которые постепенно стали массовыми и в ходе которых выработались структуры и идеи, прежде чем люди на самом деле перешли к действиям. Это позволило придать глубину и связность… Ассамблеи позволяли людям понять друг друга, вместе выдвигать идеи, до каких отдельные индивиды никогда не додумались бы. Это место встречи всех участников движения. Там возникают группы единомышленников, которые предпринимают акции, каких никогда бы не получилось, если бы все не собрались вместе. Там развивается сознание возможности организоваться без лидеров. Там, наконец, зарождается сознательная сила, способная анализировать проблему… Такие ассамблеи стали собираться в крупнейших залах и аудиториях французских университетов”.
Вначале борьба была трудной. Главными преградами служили пассивность, страх и противодействие правых и профашистски настроенных студентов, вопивших, что они против стачки, ибо “хотят учиться”. Товарищи из Монпелье поясняют:
“Можно призывать к забастовке, но лишь немногие примкнут к ней… Многие не могут участвовать в организуемых мероприятиях, потому что должны где-то работать, проходить практику, сдавать экзамены или по полдня проводить в университетах. Поэтому прибегли к практике, уже практиковавшейся прежде во Франции: блокаде.
Если людей не касается происходящее, надо, чтобы оно их коснулось. Были построены баррикады и блокированы все входы. Стачка стала вынужденной… Свободное время сделало все остальное. Ассамблеи начали становиться все более массовыми. Немалое число людей, будучи вырваны из привычной рутины, начали интересоваться тем, что происходит, и, в свою очередь, подниматься на борьбу. Всем пришлось занять какую-то позицию… В Монпелье был вывешен плакат: “Один семестр занятий – или жалкая жизнь. Вам выбирать”…
Другая характерная черта, до тех пор исключительная в истории Франции, – это слабое участие в университетских ассамблеях студенческих профсоюзов. Несомненно, это позволяло им избежать манипуляции со стороны этих профессиональных политиканов”. Там, где студенческие профбоссы все же внедрялись, они стремились всеми силами сдерживать движение. Так, в Тулузе они пытались добиться открытия вузов, в Монпелье – ограничить борьбу исключительно выступлениями против CPE.
Через 5 недель после начала в Ренне учащиеся захватили или блокировали 67 из 84 университетов Франции, а также многие лицеи страны. Студенты приглашали на свои ассамблеи также старшеклассников, рабочих, временно занятых, безработных, формировали совместные комитеты делегатов с их участием. Занятые вузы превращались в центры свободной социальной жизни: действовали подчиненные ассамблеям комиссии по информации, акциям, свободному времени, проводились показы фильмов на различные темы (от положения в стране до общественных движений за рубежом), организовывались дискуссии и встречи с активистами рабочего и крестьянского движений…
“Некоторые ассамблеи, – продолжают рабочие анархисты из Монпелье, – пришли к мысли, что не мешало бы совершить прогулки в город, чтобы изменить положение вещей. Поэтому во многих городах стало нормой проводить отдельные захваты нервных центров и символических точек, таких как железнодорожные станции, мэрии, торговые центры помещения союзов предпринимателей, торгово-промышленные палаты, блокировать движение транспорта и осуществлять акции, направленные на добывание фондов и средств для обеспечения самоуправления движения. Не следует забывать, что многие ночуют и едят днем в университетах.
Логично, что подобные акции приводят к столкновениям между манифестантами и силами системы, со всей ясностью демонстрируя, что мы живем в состоянии классовой войны, пусть некоторым и не нравится это признавать. Более того, в Париже имеются группы, чья прямая цель – нападать на полицию”. В ходе столкновений имелись десятки раненых, сотни арестованных, тысячи задержанных. Захват полицией оккупированной студентами Сорбонны в начале марта привел к дальнейшей радикализации движения. А полицейский террор и волны слезоточивого газа, заволакивавшие французские города, вызывали ненависть не только у участников движения, но и у массы граждан. В апреле уже до 80% населения выступало против “контракта первого найма”. Франция поднималась против неолиберального капитализма.
Рабочие анархисты в движении против CPE:
“споры идут ежедневно”
Рабочие анархисты из нашей братской французской организации CNT-AIT приняли самое активное посильное участие в движении и в общих собраниях. “В Канне мы участвуем в работе Комитета мобилизации университета и в Комитете прекаризованных рабочих (т.е. работающих в ухудшенных, негарантированных условиях, – прим. перевод.) и безработных, – сообщал представитель парижской CNT Пьер в МАТ. – В Руане мы с другими автономными людьми организовали генеральную ассамблею, которая работает так же, как аргентинские ассамблеи 2001 года. В Тулузе мы не вошли в стачком, поскольку тот находится в руках левых партий, но участвуем в организации уличной агитации и выступаем на ассамблеях, предлагая наши лозунги и тактику; …мы инициировали “карнавал” солидарности с нелегальными иммигрантами, отдельно от реформистских профсоюзов, и на его пике участие приняло ок.1200 человек. В Париже наша новая группа пытается наладить связи с автономными группами безработных и прекаризованных рабочих. Некоторые из нас принимали также участие в событиях перед университетом Сорбонны, когда там разгорелись бои”.
Одной из главных задач рабочих анархистов было отстаивание суверенитета общих собраний – ассамблей. Подчас собрания собирались студенческими профсоюзами, которые стремились манипулировать ими и вербовать себе новых членов, свидетельствуют члены CNT-AIT из Монпелье. “…Национальный союз студентов Франции UNEF разослал всем своим делегатам инструкцию, как манипулировать ассамблеей. Во многих местах можно было наблюдать координацию между профсоюзами с тем, чтобы не давать слова никому, кроме профсоюзников, а как только кто-нибудь начинал протестовать против такой работы – сразу же менять тему или повторять то, что говорилось уже сотни раз”. В движении шла постоянная, вязкая борьба между профсоюзами и теми на собраниях, кто отстаивал их автономию и право принимать решения по всем главным вопросам. “Первые представляли авторитарные позиции, вторые – либертарные. Но все большее исчезновение первых не означало автоматического исчезновения авторитаризма, который сидит у людей внутри. Споры идут ежедневно. Бюрократия, создание органов, принимающих решения, создание служб поддержания порядка с целью “следить за правильным ходом манифестаций” и т.д. сталкивали между собой либертариев и авторитариев…”.
Вторым важным пунктом расхождений был вопрос о лозунгах и требованиях движения. Нужно ли выступать только против “контракта первого найма” – или надо вести борьбу против всей капиталистической системы, за социальную революцию? Студенческие профсоюзы и активисты “левых” партий призывали выступать прежде всего против CPE. Они хотели бы вернуться к прежнему, “донеолиберальному”, “социальному государству”, которое гарантирует всеобщую, стабильную занятость с помощью системы узаконенных и защищенных нормами трудовых соглашений. Рабочие анархисты ставили вопрос иначе, и многие прислушивались к ним. В Тулузе был образован комитет “Ни CPE, ни бессрочный контракт!”. 8 марта активисты CNT-AIT и одной из автономных групп в Руане захватили местный университет и выдвинули тот же лозунг. В их листовке говорилось: “Любое положение в мире (наемного) труда, то есть в нашем мире, – это негарантированное положение. Те, кто ведут борьбу против негарантированности и CPE во имя защиты социальных завоеваний, таких как право на труд или гарантии занятости, как кажется, просто не понимают той убогости, на которую обрекает нас наемный труд. Но что касается нас, мы больше не хотим подниматься на защиту нашего убогого комфорта. Мы не желает бороться за сохранение бессрочного контракта или какой-либо иной контракт, который всегда означает эксплуатацию. Лицемерное обещание радостной работы не вызывает у нас улыбки: при виде того, какой модели общества служит сегодня труд, у нас скорее возникает желание дать по морде. Мир, который хочет принудить нас работать, даже с улыбкой, вызывает у нас только ненависть”. Долой наемный труд! – провозгласили студенты, школьники и временные рабочие Руана.
“Мы принадлежим к классу эксплуатируемых, и наша борьба вписывается в длинную традицию, нацеленную на наше освобождение, – писали в листовке рабочие анархисты Монпелье. – По этой логике, наше движение – это носитель проекта общества, служащего единственной альтернативой капиталистической утопии. Вернем себе власть над нашими жизнями и выметем вон негарантированность, организовавшись в суверенные и солидарные генеральные ассамблеи посредством федералистской организации. Только всеобщая стачка позволит осуществить самоуправление предприятий и коммун. Всеобщая стачка – это первый шаг, но цель – либертарный коммунизм!”. “Построим мир без хозяев!” – заявлял Комитет борьбы безработных, прекаризованных работников и студентов Тулузы…
Движение университетских ассамблей начало координировать свои действия в масштабах страны. Координационные собрания проводились еженедельно; каждый блокированный университет посылал по 7 делегатов, каждый бастующий – по 5. Каждый из них имел четкий наказ, обязательный для исполнения.
Уличные протесты:
боссы и массы
Лидеры основных профсоюзов Франции оказались в неудобном положении. “Коммунисты” из Всеобщей конфедерации труда (ВКТ), социалисты из Французской демократической конфедерации труда (ФДКТ) и “Форс увриер” (ФО), троцкисты из SUD и иже с ними прочие чиновники, за неплохое жалование “защищающие” рабочее дело, никак не могли объяснить рядовым членам, почему это студенты и школьники должны в одиночку бороться против законов, которые касаются всех наемных работников. Опасаясь, что рабочие выйдут из-под их контроля и спросят, зачем им нужны такие профсоюзы, профбоссы, скрепя сердце, решили примкнуть к движению. Точнее – возглавить его.
Нет, конечно, боже упаси, только никаких стачек! Лучше проводить уличные демонстрации – “дни протеста”. Авось, пошумят – и успокоятся.
Не то, чтобы массовые уличные манифестации – это плохо. Но если посмотреть, как их организовывали профлидеры – можно подумать и иначе! Прежде всего, они старались обеспечить передвижение по заранее принятому и согласованному с властями маршруту. По ходу дела идущих поливали отрепетированными речами из официальных мегафонов. В финальной точке демонстрантов ждал или концерт со скучными речами, сосисками и пивом (так что люди забывали, зачем собрались) или… усиленные наряды полиции с дубинками, щитами, слезоточивым газом и резиновыми пулями. А чтобы колонны не свернули с избранного профкомычами пути и к ним не примкнули разные “нежелательные” элементы, атакующие официальные учреждения, торгово-промышленные палаты, универмаги или агентства временной занятости, передвижение жестко контролировали здоровенные быки из профсоюзных “служб охраны порядка”, которые напрямую сотрудничали с полицией. Участники парижских манифестаций в марте свидетельствовали: во главе колонны идут “громилы из ВКТ, которые не скандируют никаких лозунгов, кроме “Вперед, вперед!”, и сопровождают это сильными тычками бунтарей, не попадающих в ногу”. “…Служба безопасности ВКТ весьма жестоко обращаются с молодыми людьми, которые, на их вкус, очевидно, шли в колонне недостаточно вежливо…”.
Благостные расчеты профлидеров сорвали действия молодежи пригородов, которая присоединилась к маршам протеста. Она принесла с собой накал бунта осени 2005 года. Молодые люди из бедных кварталов не желали идти в ритуальных колоннах. Более того: соединившись с радикальной частью студентов, они вступали в столкновения с полицией и проф-охранниками, нападали на супермаркеты, правительственные здания и бюро, строили баррикады…
16 марта произошли демонстрации в 200 городах и населенных пунктах Франции. Они стали самими мощными с 1968 года; в них приняло участие до 600 тысяч человек – студентов, старшеклассников, рабочих. Дело закончилось уличными боями. В Париже десятки манифестантов забросали камнями, бутылками и другими предметами полицейских в районе станции метро, где должно было заканчиваться шествие, подожгли газетный киоск. Полиция пустила слезоточивый газ, после чего столкновения переместились в район Сорбонны. В семь часов вечера сотни молодых людей, замотавшись платками или шарфами от газа, пошли на штурм Парижского университета. В захватившую Сорбонну полицию полетели камни, пустые бутылки и бутылки с зажигательной смесью. Под напором газа и водяных пушек, протестующие отступили в Латинский квартал и стали сооружать баррикады из горящих автомобилей, навесов кафе и стройматериалов. Через некоторое время демонстранты вернулись к университету, и бои возобновились. Они продолжались до полуночи. Всего по всей Франции полиция арестовала свыше 300 человек.
18 марта после очередного “дня действий” и новых манифестаций с участием 1,5 миллионов человек по всей стране, студенты и анархисты снова попытались штурмовать Сорбонну. Столкновения сопровождались битьем витрин и сооружением баррикад из горящих машин и мусорных баков. 160 человек были задержаны. Но в целом, профбоссам удалось в этот день провести демонстрации по своим сценариям. Там, где участники манифестаций пытались отклониться от начертанного “светлого пути”, им пришлось испытать на себе всю ярость системы: слезоточивый газ, избиения и даже угрозы применения оружием. “Классовая война бушевала…, – рассказывал участник событий в Монпелье. – Малыши плакали, их быстро эвакуировали… И улыбающиеся менты… Банда сукиных детей, садистов, негодяев… У меня нет больше слов… Вокруг меня разыгрывались сцены из фильма ужасов: кровь, рвота, почти повсюду раненые, у некоторых глаза вылезли из орбит… Возникало ощущение, что они в агонии…”.
Власти, СМИ и профсоюзные лидеры начали широкую кампанию против “анархо-погромщиков”. Они сделали все, чтобы расколоть движение протеста, изолировав молодежь пригородов и “экстремистов” от студентов и рабочих.
CNT-AIT призывала к единстве в борьбе. “Главным врагом движения, – объяснил Пьер из Парижа, – являются политики и реформистские профсоюзы, которые делают все от них зависящее, чтобы сломить и остановить движение молодежи. Они боятся спонтанного движения, которого не могут контролировать. Они боятся бунта, такого как бунт пригородов в ноябре 2005 г., но только в еще более широких масштабах и с участием рабочих… Профсоюзники и политики больше думают о следующих президентских выборах 2007 г. и о том, чтобы их выиграть, нежели о нынешней ситуации. Главный лозунг Социалистической партии: “Мы ждем 2007…””.
Профлидеры назначили проведение всеобщего дня протеста на 28 марта – специально в расчете на то, что за предстоящие 10 дней движение выдохнется. Они отказались объявить всеобщую стачку и приступили к консультациям с правительством, требуя отмены “контракта первого найма”.
“…Профсоюзные вождишки, – комментировал один из участников выступлений, – призывают к дню действий только 28 марта! Какое доказательство их холопства! Никакой межпрофессиональной стачки, не говоря уже тем более о бессрочной или всеобщей стачке. Ничего! Профсоюзные лидеры вместе с властью ждут, что борющаяся молодежь устанет; они показывают еще раз, на какой стороне баррикады они находятся. … Масса манифестантов 18 марта… служила лишь массовкой для выдвижения на передний край сцены шутов – платных профсоюзных функционеров и самопровозглашенных глашатаев борющейся молодежи. Ясно, что для того, чтобы покончить с этим обществом, нужно покончить и с ними”.
Не дожидаясь “дня действий”, студенты призвали провести новые выступления и марши протеста. В Руане рабочие анархисты приняли участие в организации ряда “диких” демонстраций и символических захватов, в Кане активно выступили на генеральной ассамблее против прекаризации. По всей стране студенты проводили захваты бирж труда, агентств временной занятости, мэрий, общественных зданий, налоговых центров, трибуналов. Акции осуществлялись мобильными группами (по лицеям, университетам и т.д.). В Ренне протестующие пытались осуществить бесплатное пользование дорогами и общественным транспортом, расписывали стены различных агентств (недвижимости, временной занятости, страхования), вытаскивали мебель из бирж труда. Нарастал поток манифестаций, участники которых стремились блокировать движение поездов. Проводились акции солидарности с бастующими рабочими…
На 23 марта было назначено проведение большой студенческой профсоюзной демонстрации в Париже, причем студенты факультета Тольбиак проголосовали за то, чтобы после нее не расходиться, как призывали профбоссы.
Политиканы и профсоюзники пытались сбить накал намеченных выступлений. “Подъем на гигантскую манифестацию в Париже был ставкой дня, – рассказывал участник протестов из Лиона. – …Французская железнодорожная компания отказалась бесплатно доставить манифестантов в Париж; Социалистическая партия, делающая ставку на 2007 г. и озабоченная тем, чтобы прикарманить движение против CPE, оплатила 380 мест в поезде. Политиканы хорошо понимают друг друга, и, несмотря на отказ мужвузовского общего собрания отправиться в Париж, если не смогут отправиться все, студенческие политики, “Рабочая борьба” и “Революционная коммунистическая лига” (троцкисты) распределили билеты между собой”. Поэтому в Париж приехало меньше народа, чем ожидалось, а марши во многих городах были сорваны. Тем не менее, в демонстрациях приняли участие 450 тысяч человек.
В Париже манифестация жестко контролировалась профсоюзной “службой порядка” и закончилась в полицейской ловушке. Когда мышеловка захлопнулась, все потонуло в беспорядочных уличных боях с полицией и столкновениях между радикальной молодежью и профсоюзными охранниками. “Великолепно разыгранная попытка сломать то, что внушает страх ментам и левым “тушителям огня” – соединение между всеми нами: теми, кто вступает в непосредственные столкновения с полицией, теми, кто разрушает и экспроприирует, теми, кто организует захваты, и теми, кто демонстрирует… Никакое продвижение вперед невозможно, если следовать тому, что разрешено”, – так комментировал происшедшее в столице один из участников.
Важно было не допустить, чтобы студенческие и рабочие массы были натравлены на молодежь пригородов и радикальную часть движения. “Ноябрьский бунт не закончен и вернулся сегодня взрывным образом, – отмечал один из активистов “повстанец Факир” в статье “Не забудем 23 марта”. – Во многих городах Франции молодежь из народных кварталов вышла на улицы, присоединившись к бунтам этих последних недель, прежде всего, благодаря работе по расширению (движения), проведенной с лицеистами. Это соединение рядов французской молодежью важно, даже если оно осуществляется в обстановке непонимания, отвращения и лишения… Правительство стремится расколоть движение и не допустить союзов между ноябрьскими бунтарями и мятежниками начала этого года… Если движение хочет пойти гораздо дальше, чем в 1968 году и хочет остановить раз и навсегда бегство старого мира вперед, мы не должны бояться друг друга… Некоторые студенты и лицеисты сегодня впервые увидели, какова повседневная жизнь жителей пригородов. Это осознание может помочь нам соединиться и искать новые пути, чтобы построить новые города, новые жизни, новые кварталы. Бунты служат прикосновением надежды: реагировать на манифестацию или огонь – уже значит думать, что наш мир еще можно изменить. После горящей земли мы должны будем построить нашу землю будущего”.
Молодежь из пригородов почти повсюду вышла на улицы. В Ренне произошли острые столкновения между демонстрантами и полицией. В Руане на протяжении нескольких часов протестующие блокировали туннели, мосты и вокзал. “Однако вмешались жандармы и ОМОН, – рассказывал товарищ из Руана. – Они действовали очень жестоко, было много газа. Они применяли газ и в центре города, где находились люди, не участвующие в манифестации”.
В Тулузе рабочие анархисты с успехом распространяли листовки на демонстрации, организованной профсоюзами. Они призывали не ограничиваться борьбой против “первого контракта” и провести 28 марта всеобщую стачку, вопреки воле и планам профбоссов. “…Одно лишь требование отмены “Первоначального контракта” остается оборонительной стратегией. Но лучшая оборона – это нападение…, – объяснял тулузский комитет безработных, прекаризованных и студентов. – (Следует) расширить требования на всю социальную и общественную сферу, против любой формы господства, будь оно экономическим или каким-либо иным… Мы не должны оставаться в осажденной крепости борьбы против “Первоначального контракта”, потому что, выигрывая время, власть изолирует нас, сея дезинформацию и создавая рефлекс страха и усталости; ее цель — сбить любую массовую динамику. Акции, которые нам следует проводить, должны, напротив, вдохнуть силу в эту динамику, подавить страхи и слабить власть… Нужно прежде всего, чтобы люди, ведущие борьбу, попытались установить прямой контакт с трудящимися (а не с их представителями…), чтобы непосредственно подготовить блокаду транспорта, предприятий и публичных мест, чтобы возникли требования, позволяющие стачке стать всеобщей и придать ей устойчивую структуру”, – призывали тулузские рабочие анархисты. В ходе манифестации молодые люди ворвались в помещение агентства временной занятости “Адекко”, вываляли в муке охранников и продажных журналистов с камерами, расписали стены трибунала. “Ни CPE, ни бессрочного контракта! Мы вообще больше не хотим хозяев!” – скандировали они.
В Лионе тысячи протестующих, не имевших возможности поехать на манифестацию в Париж, пытались блокировать вокзал, добиваясь выделения бесплатного поезда. Получив отказ, они перекрыли автотрассу, но были оттеснены ОМОНовцами. Затем вместе со старшеклассниками манифестанты прошли по всему городу, вступая в уличные схватки с полицией, которые продолжались целый день. “Стройка на перекрестке снабдила нас необходимым для того, чтобы блокировать полицию: решетками, тумбами и бетонными блоками. Все, что было слишком мало, чтобы послужить для баррикады, полетело в ОМОНовцев, – свидетельствовал участник событий. – Через несколько минут ОМОНовцы пустили в нас свой слезоточивый газ. Мы уходили…по набережным, сооружая на своем пути баррикады и заграждения”. В ходе бунтов и столкновений по всей стране было арестовано почти 450 человек.
К ужасу профбоссов ситуация угрожала выйти из-под контроля. Даже некоторые профорганизации стали призывать к всеобщей стачке. Вспыхнули забастовки некоторых преподавателей, санитаров в Ренне и т.д. А правительство категорически отказывалось отступить и отменить ненавистный народу закон.
Победа! Победа?
28 марта на улицы французских городов вышли 3 миллиона человек. Бастовала также часть работников общественных служб – почтовиков, транспортников, педагогов, медиков. Бунты и столкновения с полицией происходили в Париже и парижских пригородах, Ренне, Бресте, Тулузе, Лилле, Канне, Дижоне, Гренобле, Руане… “Здесь бунты продолжались 4 часа, 50 человек арестованы. В столкновениях с силами порядка участвовали 2 тысячи человек…, – сообщал наш корреспондент из Руана, активист CNT-AIT. – Вообще, анархисты вместе с автономами весьма заметны на улицах… 67 вузов все еще захвачены и блокированы, и старшеклассники все сильнее примыкают к движению. Министр не хочет отступать, но профсоюзы ощущают, что их собственная база разливается через край, и они не могут вести переговоры. Позиция остается прежняя: отзыв контракта первого найма без всяких уступок”. Рабочие анархисты Руана объявили о своей солидарности с “погромщиками”, нарушающими “безмятежность социального партнерства, эту рыночную комедию, которая нас давит”.
Снова сотни арестованных. Профсоюзные лидеры не желают продолжать забастовки, но угрожают властям.
“Если быть “погромщиком” – значит не поддерживать больше обнищание, прекаризацию, убожество эксплуатации во всех ее формах;
если быть “погромщиком” – значит сопротивляться против этого капиталистического и государственнического общества, его очевидного насилия, его хозяйских дубинок и дерьмовых контрактов;
если быть “погромщиком” – значит обладать решимостью бороться за возвращение себе нашего существования, нашей свободы, нашей рабочей силы…
Тогда все ясно!
ЛУЧШЕ “ПОГРОМЩИКИ”, ЧЕМ КОЛЛАБОРАЦИОНИСТЫ!!!!
ОСВОБОЖДЕНИЕ ЗАДЕРЖАННЫХ ТОВАРИЩЕЙ!
К ВСЕОБЩЕЙ БЕССРОЧНОЙ И ЭКСПРОПРИАЦИОННОЙ СТАЧКЕ
НАШИМ БУДЕТ ТО, ЧТО МЫ ВОЗЬМЕМ!!!!”
(Листовка CNT–AIT Руана, 28 марта)
В этих условиях протестующая молодежь прибегает к новой радикальной форме действий. “…Если долго ходить массовыми манифестациями по начертанным маршрутам, правительство на это плюет. А имеющие мотив и смелые молодые люди, остающиеся в конце манифестации, в массовом порядке обречены на задержание, – объяснял один из участников. – Действовать надо там, где это наносит ущерб, то есть блокировать экономическую машину. Молниеносные действия, различные и разнообразные блокады могут нанести хороший удар”.
29 марта в Ренне и Париже протестующие блокировали дороги и железнодорожные пути. На следующий день утром в столице страны учащиеся перекрыли кольцевую автомагистраль Парижа, вызвав огромные пробки на улицах. Они использовали тумбы и материалы с соседней стройки, а после прибытия полиции быстро рассеялись. Позднее 2 тысячи человек захватили часть Лионского вокзала в Париже и на протяжении блокировали с помощью баррикады движение поездов на юг, пока их не оттеснила полиция. Протестующие требовали отмены “контракта первого найма” и отставки его инициатора – премьер-министра страны де Вильпена. В Нанте студенты перекрыли главный городской мост, остановив движение автотранспорта в центре города. В Ренне студенты возвели баррикады на автомосту и на перекрестке, что вызвало сорокакилометровые “пробки”. Блокады были сняты жандармами с помощью слезоточивого газа, но без сопротивления со стороны учащихся. В Руане, сообщал наш корреспондент, “мы перекрыли железнодорожные пути в течение двух часов, и были также бунты на улице, и полиция вернулась с вертолетами. Повсюду сирены и аресты гражданских лиц на улицах”. В акции приняло участие 400 старшеклассников, и им на помощь собирались придти в последующие дни учащиеся соседних школ. Блокады произошли и в порту Брест. В Анжере студенты перекрыли дорогу национального значения, блокировав автомобильное движение на два часа. В Марселе учащиеся расположились на железнодорожных путях. Движение поездов было полностью парализовано. Требуя отмены закона о “равенстве шансов”, демонстранты развернули плакаты с призывом “Больше средств для приоритетных зон обучения”. На автомобильных трассах в Дюнкерке было блокировано движение машин из-за студенческих пикетов почти на всех перекрестках города, как в центре, так и на окраинах. В Лиможе студенты местного университета проникли в ректорат. С ними вела переговоры полиция. Старшеклассники небольшими колоннами подтягивались к месту общей встречи возле “Дворца правосудия”. Несколько сотен студентов образовали мобильные отряды в городе Лилль, блокируя основные перекрестки. Они перешли к захвату промышленных предприятий.
Десятки человек были задержаны, но это не могло остановить рост движения. “Государство хочет нас запугать, – сообщал наш товарищ в Руане 30 марта. – Но молодежь полна решимости продолжать борьбу. Сегодня после полудня Конституционный совет одобрил контракт первого найма. Но это лишь еще больше подогрело общий климат, и трудящиеся начинают потихоньку солидаризироваться (с нами)”.
В последующие дни блокады и перегораживания путей и дорог распространились по всей стране. 4 апреля был организован новый “день протестов”. На демонстрации вышли 3 миллиона человек. В Париже профбоссам и их “службе порядка” удалось предотвратить или подавить все попытки отделиться от официальной колонны и организовать альтернативное шествие. В Тулузе и Монпелье рабочие анархисты и их сторонники распространяли на манифестации листовку, едко высмеивавшую профсоюзы. В Канне анархисты вырвались во главу демонстрации, призывая к всеобщей стачке. На них были только трусы, и они скандировали: “Всеобщая стачка, чтобы все не оказались раздетыми!”. Во многих городах вновь вспыхнули бунты. Анжере марш протеста завершился вечером столкновениями между группами молодежи и силами порядка; 8 человек были ранены. Старшеклассники и студенты отказались разойтись и собрались около префектуры, где подверглись нападению полиции с использованием слезоточивого газа. Люди отступали за баррикады и возвращались вновь, забрасывая полицейских всем, что только попадется под руку. Несколько часов шли уличные бои. В Руане волнения не прекращались с 3 апреля, когда генеральная ассамблея проголосовала за проведение стачки и блокады, потребовав отмены не только CPE, но и всего закона о “равенстве шансов”. “Дикая” манифестация у мэрии сопровождалась арестами, на нападения полиции протестующие отвечали бомбами с краской. Попытка захвата вокзала вызвала новые столкновения с силами “порядка”, затем на час удалось блокировать движение автотранспорта у биржи труда. “Вертолеты летали над городом, а жандармерия, полиция и ОМОН, а также антикриминальная бригада взяли город в осаду, – сообщал наш корреспондент. – Люди ощущают себя как при диктатуре, магазины закрыты от страха перед бунтами, а правительство не идет на уступки… Общий климат напряженный. Профсоюзы еще не возобновляют забастовку, а в некоторых городах они выполняют работу полиции, сдавая молодежь ментам… Правительство стремится изолировать студентов от молодежи пригородов, криминализируя движение в целом… Блокады и стихийные акции умножаются по всей Франции в намерении заставить государство отступить с помощью экономического саботажа”.
Забастовка 4 апреля в большинстве мест проводилась более вяло, чем 28 марта. Чувствовался явный страх профбюрократов. В Париже некоторые студенты начали организоваться, чтобы идти на предприятия навстречу наемным работникам. Участники ассамблеи старшеклассников, студентов, прекаризованных, безработных и рабочих, собравшейся в захваченной пристройке биржи труда на ул.Тюрбиго, призвали “к бессрочной всеобщей стачке и к блокированию средств производства и путей сообщения”. Они предложили “не следовать указаниям профсоюзов, если те провозгласят окончание движения и начало переговоров” и “продолжать создание коллективов в кварталах, по месту учебы, работы и налаживание координации их действий”. В Тулузе комитет безработных, прекаризованных и студентов распространял листовки перед предприятиями “Латекер” и вынудил местную организацию ВКТ объявить забастовку.
К 7 апреля протестующие блокировали центр сортировки почты и автоконвой “Аэробуса” в Тулузе, вокзальный рынок в Нанте, автодороги, окружные дороги, вокзалы в различных частях страны. Рабочие анархисты призвали к “всеобщей блокаде” предприятий, учебных заведений, префектур, центров производства и распределения, к стихийному внедрению бесплатного проезда на транспорте.
Перепуганные власти и профсоюзные вожди сели за стол переговоров и договорились. “Контракт первого найма” был отменен, в “закон о равенстве шансов” должны быть внесены поправки. 10 апреля премьер-министр объявил о достигнутом компромиссе, а профсоюзе объявили о победе. Они призвали прекратить выступления протеста и разблокировать учебные заведения. В последующие дни блокады вузов прекращались одна за другой, тем более, что надвигались студенческие каникулы… 11 апреля оставались блокированы лишь 30 университетов, продолжают забастовку вузы в Тулузе, Руане, Ренне…
Победа?
Конечно, CPE имел символический характер, и его отмена означает признание того факта, что массовое сопротивление может поставить власти на колени. Вопреки заявлениям французского премьера, правит именно улица – когда у нее есть на это силы. Трудящиеся заставили впавших в неолиберальный раж политиков и предпринимателей отступить, подав прекрасный пример всему миру.
И в то же время, французские события показали, что мертвящая удавка профбюрократии пока еще душит большинство французских трудящихся и студентов. Делегаты координационного комитета студенческого движения, собравшись в студгородке в Броне под Лионом (490 делегатов от студентов и 20 от наемных работников), сочли себя преданными. Они демонстративно освистали представителей студенческих и профессиональных союзов, обвинив их в сговоре с властями, и призвали к единству действий с рабочими, которые только и могут поставить правительство на колени. Распространяя листовки у входов в общественные центры и заводские столовые, студенческая координация надеется, что наемные работники призовут к всеобщей стачке и откажутся повиноваться приказам профсоюзов. Слышатся призывы возобновить движение блокад после весенних каникул…
Трудно сказать, удастся ли это. Власть и профбоссы получили столь желанную для себя передышку, а оппозиция – возможность манить население морковкой грядущих выборов. “Левые и профсоюзы душат всякое автономное движение, а СМИ ведут пропаганду в том духе, что CPE похоронен, чтобы остановить течение, которое хочет продолжать борьбу, – сообщает наш корреспондент в Руане 14 апреля. – Сегодня начинается период каникул, и это ослабит общий подъем, хотя люди надеются сделать что-то в университетах на 1 мая. Лично я пессимист в том смысле, что самый интересный момент уже позади, но оптимист, поскольку многие, особенно молодежь, ощутили, что самоорганизация возможна, и увидели предательство профсоюзов и партий”.
По информации Международной Ассоциации Трудящихся