Архив метки: анархизм

Макеты наших брошюр

• Брошюра «Анархизм на Кавказе» (PDF)
• Брошюра «Капитализм, класс и классовая борьба для «чайников»

ПРОГРАММНЫЙ ОЧЕРК ЛИБЕРТАРНОГО КОММУНИЗМА

 

 

 

Уничтожение собственности

 

Стремление к этому свойственно всем социалистическим школам и служит окончательным условием для того, чтобы тот или иной строй мог называться коммунистическим. Оно основано на естественном праве каждого человека — праве на жизнь, на понимании простой истины: человек как творение природы не может вывести из нее права на обладание имуществом. Допустим только один вид обладания — тем, что служит удовлетворению наших потребностей. Поэтому мы имеем право обладать только тем, в чем мы нуждаемся и будем нуждаться. Все, что остается непотребленным, отнято у других, является грабежом и лишением прав.

 

Если у нас нет права присваивать природу, то точно также у нас нет права присваивать то, что создано людьми. Никто не может производить что-либо исключительно своими собственными силами; все служит продуктом сотрудничества многих людей. Право обладания частной собственностью является несправедливой и отвратительной привилегией, которая породила имущественное неравенство.

 

Все социалистические течения признают эту цель, однако расходятся во взглядах на способ ее достижения. Социалисты, участвовавшие в правительствах, нигде не осмелились выполнить свои программные обещания. Коммунисты в России по-прежнему признают частную собственность. Обе марксистские тенденции намереваются добиться общественной собственности, постепенно вводя ее законодательно и передавая под власть государства. В противоположность им мы, анархисты, не знаем другого пути осуществления общественной собственности, кроме самого простого и действенного способа — ликвидации права, даже если оно его обеспечивает, и ликвидация власти (и в особенности государства), даже если оно служит средством его осуществления. К общественному обладанию мы перейдем сразу и все вместе.

 

 

 

Уничтожение государства

 

Институт государства с его кастами управляющих и управляемых, организованным насилием и административными органами является искусственной паразитической структурой, которая может быть устранена без всякого ущерба для производства и хозяйственной жизни. Более того, государство есть отрицание свободы, особенно свободы ассоциаций, и коммунизм не сможет стать вольным, если сохранит хоть какие-нибудь следы этого бесполезного и рокового учреждения.

 

Общество будет удерживаться инстинктом взаимности, свойственным каждому человеку, а также согласием и преимуществами, которые принесет с собой коммунизм.

 

Человек, имеющий власть над другими, становится жестким и бесчувственным. В нем многократно усиливаются жестокость и злоба. Именно на алтарь государства приносились наибольшие преступления в истории, ради него совершались все акты человеческого варварства.

 

Государство стремится удерживать человека в положении раба, чтобы он забыл обо всем, что потерял, чтобы терпел несправедливость и сносил любой деспотизм. Оно порождает в людях угодничество и отсутствие смелости, свойственной достоинству человека.

 

Новое общество должно приготовиться к вольной жизни, развивая чувство бунта против авторитета и любых попыток тирании.

 

 

 

Любая суверенность родится в объединении

 

Собрание заинтересованных людей всегда будет необходимо. Суммирование представлений, взглядов и воль тех, кто собрался на ассамблею (синдикальную или местную). Позволит решить любую проблему, стоящую перед коллективом. Всегда будет выражаться воля большинства — будь то единогласно, или нет. Не следует вырабатывать постоянные нормы или жестко заданные взгляды. Принятые установки не должны быть окончательными, так чтобы всегда можно было решить, что следует делать.

 

 

 

Обязательность труда

 

От него освобождаются дети, старики и больные — решение об этом принимает ассамблея. Тот, кто не хочет трудиться и сотрудничать с другими, тот не может и пользоваться плодами общего труда. Со своей стороны, сообщество возьмет на себя хозяйственное взаимодействие, чтобы не дать возможности потреблять продукты сообщества тем, кто не желает к нему принадлежать.

 

Мы боремся не с бродягами, а с паразитами. Бродяга может продолжать вести свой образ жизни, если удовлетворится его результатами и не будет жить за счет труда других. Никто не вправе помешать ему жить за счет даров природы. Кого мы не можем терпеть, так это паразита.

 

Каждый сможет выбрать себе вид труда из тех разновидностей полезной деятельности, которые общество сочтет таковыми. Но он должен будет уважать общие договоренности. Анархистская философия указывает на существующее в природе равновесие противоположных сил. Так называемое правило сохранения материи ведет речь о сохранении равновесия между силами интеграции и дезинтеграции. Жизнь проистекает из гармонии между силами человека и силами окружающей среды, которые пытаются изменить нутро человека. Соответственно, должно существовать равновесие или гармония между эгоизмом и альтруизмом, ненавистью и любовью, интересами личности и общества.

 

Общество должно будет учитывать (при предложении ему того или иного вида труда) особые склонности и предпочтения человека, а тот, выбрав свой труд, должен будет обращать внимание на его полезность для общества и на потребности общества.

 

Равновесие соблюдается только там, где ни для его создания, ни для того, чтобы избежать его, не применяется насилие.

 

 

 

Уничтожение системы наемного труда

 

Зарплата есть выражение экономического рабства. Она становится также выражением общественной несправедливости, поскольку невозможно установить цену продукта, которая была бы равноценна труду производителя. Труд является священной ценностью, независимо от затрат энергии, и ее невозможно измерить ее плодами. Измерение ценности труда его красотой вело бы к парадоксу: так, изнурительный труд каменщика не показался бы нам ценным, а работу механика, устраняющего аварию, которая не позволяет кораблю выйти в море, мы сочли бы бесценной. Плата за труд — это напрасная попытка заплатить каждому его цену — зарплату, она ведет к увеличению имущественного различия между людьми, то есть той разницы, которую мы хотим устранить.

 

Разумно организованное общество должно стараться удовлетворить потребности всех, как работающих, так и тех, кто не может трудиться. Каждый, невзирая на вид выполняемого им труда, всегда имеет право пользоваться общей собственностью — по мере своих потребностей.

 

 

 

Распределение

 

В каждой местности — подобно тому, как это делается в домашнем хозяйстве — прежде всего надлежит установить потребности, а затем с учетом их организовать производство и распределение труда. Поступать в обратном порядке (как это делает государство) совершенно бессмысленно. После производства изделий, они должны распределяться в соответствии с потребностями, подобно тому, как это делается в домашнем хозяйстве: еда рационируется, если ее не хватает, а если ее много, можно есть вволю. Поэтому наилучшая гарантия успеха анархии — это обилие продуктов первоочередного потребления. При капиталистической системе производство не ориентировано на удовлетворение потребностей, что порождает кризисы и голод.

 

Организованное распределение требует ликвидации обменной валюты — денежного знака, презренного металла, именуемого деньгами, источника алчности и болезней, а в больших количествах — источника капитала.

 

Ценность, признаваемая за деньгами, должна быть возвращена людям. Достаточно будет свидетельства о работе или о нетрудоспособности, чтобы получить доступ к необходимым человеку предметам потребления, которые будут принадлежать всему обществу.

 

 

 

Обмен

 

Равноценность обмениваемых предметов не является необходимостью. Отдают то, что есть в избытке, берут то, в чем нуждаются и что предлагают другие. Попытки сохранить существующую сегодня равновеликую стоимость товаров при их обмене лишь узаконила бы неравенство между общинами — избыток продуктов в одних регионах и нехватка в других. Однако следует сохранить равноценность обмениваемых товаров при торговле с буржуазными странами.

 

 

 

Федерация

 

Все общины должны будут принадлежать к конфедерации, которая обеспечит посредничество в хозяйственном сотрудничестве, и одновременно отказаться от обмена услугами с общинами, которые откажутся стать ее частью и не предоставят свое местное хозяйство для потребностей общего хозяйства.

 

 

 

Организация хозяйства

 

Продукция урожайных регионов будет направляться в неурожайные, с побережья вглубь страны; изделия горнодобывающей промышленности, животноводства, строительства — предоставляться тем, кто профессионально работает в других отраслях, чтобы обеспечить равномерный уровень жизни на территории всей конфедерации.

 

Личность в составе общины и община в составе конфедерации должны будут согласовать свои интересы с общими интересами (целого), производя то, что больше всего необходимо всем, и прекращая производство того, что имеется в достаточном количестве в других регионах. Как община будет гармонизировать труд отдельных личностей, так и конфедерация будет гармонизировать труд различных общин. Вначале сохранится производство в нынешнем виде и пропорциях и сделается возможным свободное развитие хозяйственных инициатив отдельных регионов снизу. Структурированные конгрессы, которые должны собираться достаточно часто, должны набросать проект реформ в различных сферах жизни.

 

В упорядочении народного хозяйства поможет внутреннее освоение страны — заселение лесных районов, стимулирование строительства дорог, шоссе, каналов, расширение интенсивной и разумной обработки земли, индустриализация села и строительство гидроэлектростанций.

 

 

 

Местная автономия

 

Каждые регион, город и округ будет обладать полной местной автономией для обеспечения гармонии в местном хозяйстве, однако в соответствии с конфедеральными нормами и только в рамках решений о своих собственных вопросах. Каждая община сможет принимать решения (на общих собраниях) о следующих вопросах: 1) производственные обязательства, 2) гарантии условий поддержания производства на ответственном уровне, 3) еженедельное количество труда (в часах), 4) распределение труда в соответствии со способностями или по жребию, 5) формы осуществления распределения, 6) режим быта, 7) размеры предоставляемого в пользование отдельным индивидам (участки земли и т.д.), 8) объекты личного и общественного пользования.

 

 

 

Обработка земли

 

Совместная обработка земли увеличивает эффективность труда, упрощает выполнение поставленных задач и увеличивает результативность труда. , развивает чувство сотрудничества и солидарности. Она позволяет использовать участки, давно лежащие «на меже», лучше организовать обработку и использование машин, тем самым освобождая крестьянина от тяжкого бремени.

 

Совместная обработка позволяет сократить рабочее время и увеличить свободное время (для самореализации и повышения уровня жизни).

 

 

 

Индустриализация и механизация

 

Они открывают для людей возможность освободиться от тяжелого труда, свести до минимума его продолжительность и ликвидировать ее непривлекательные стороны. Человек имеет право на отдых и интеллектуальную деятельность. Уставший рабочий имеет меньше возможностей для мышления, обучения и занятия духовными ценностями.

 

 

 

Преступления

 

Коллектив откажется судить преступников, поскольку это дело невозможное для человека, которому никогда не удастся взглянуть на проблему с точки зрения виновного и который никогда не будет свободен от риска оправдать виновного и осудить невиновного, как это часто происходит при бюрократическом подходе к справедливости. Коллектив откажется также от наказания преступников, поскольку наказание не исправляет преступления и никому не служит примером. Оно провоцирует злобу и бунт, а не раскаяние и исправление. Тюрьмы и суды — это места, где царствуют моральная коррупция, презрение к гуманности и оскорбление справедливости.

 

Оборона коллектива перед лицом антиобщественных действий будет спонтанно осуществляться группами и отдельными личностями — их результатом должны быть презрение к преступникам и отторжение их.

 

К преступным актам следует относиться также, как к природным катастрофам. Никто не будет наказывать камни, которые, упав с горы, разрушат дома и убьют жителей. Сейчас не наказывают и психических больных, которые покушаются на жизнь ближних, хотя медицина пользуется столь же злыми методами исправления, что и аппарат правосудия. Они также должны подвергнуться радикальным изменениям.

 

 

 

Вопрос об армии

 

Война станет невозможной (за исключением случаев агрессии извне), так как сообщество откажется от всяких проявлений империализма. Весь рабочий люд будет вооружен. Военные учения, военная техника и управление специальными войсками (в случае войны) будет в ведении групп обороны революции. Восстание народа против агрессоров будет осуществляться в моменты наилучшей моральной готовности к борьбе.

 

 

 

Образование

 

Постепенно следует придти к ликвидации разницы, проистекающей из разделения работников на умственных и физических, обучению их как разносторонне способных и могущих выполнять оба вида труда. Только вольное соревнование должно выявить самых лучших и умелых. Вся молодежь в возрасте между 15 и 20 годами будет освобождена от обязанностей трудиться и получит возможность пройти техническое обучение — инженерии, архитектуре, земледелию, химии, механике, медицине и т.д.

 

 

 

Трудности не мешают работе

 

Ни индивид, ни коллектив не должны рассчитывать на помощь извне. Они должны работать по собственной воле и искать наилучших решений для каждой из проблем. Для общества мы добиваемся: общественной собственности и коллективного пользования богатствами, без разделения на бедных и богатых, свободы, не подчиняющейся капризам власти, ликвиидации разделения на господ и подданных, работы для всех с целью удовлетворения своих потребностей, ликвидации денег, делающих человека бесправным, улучшения условий жизни и труда людей, братского сближения между людьми, так чтобы личность жила в обществе, действующем как самое меньшее зло.

 

 

 

(«Estudios», №17, май 1933).

Национальная Конфедерация Труда

(испанская секция Международной Ассоциации Трудящихся)

КОНЦЕПЦИЯ ЛИБЕРТАРНОГО  КОММУНИЗМА

принята на Конгрессе Н.К.Т. в Сарагосе

(май 1936 г.)

(Перевод В.Дамье)

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

«Анархистское движение в Испании переживало расцвет в то время, когда в остальном мире оно было уже на спаде. Более того, испанские анархисты были убеждены, что социальная революция неминуема, и этим можно объяснить обилие теоретических публикаций, в которых выдвигались идеи относительно будущего общества в Испании. Эти работы соединяли анархо-коммунистические теории Кропоткина с аграрными общинными традициями страны…

В 1932 — 1933 гг. восстания, инициированные анархистами, охватили сельские районы Андалузии, Каталонии и Арагона; их революционным лозунгом было установление либертарного коммунизма. Выступления были подавлены, и в 1934 — 1935 гг. развернулись репрессии против анархистских активистов. Анархисты столкнулись с необходимостью активизировать свою идейную работу, с тем чтобы подготовить революционные силы для будущих перемен. Они начали обсуждение программы революционных перспектив; сформировались два подхода:

 

 

а) коммунитарный подход, в котором автономные коммуны рассматривались как движущая сила революции и сердце либертарного общества. Либертарный коммунизм был для него не просто лозунгом или военным кличем, но видением будущего послереволюционного общества;

 

б) …синдикалистский подход, который считал профсоюзы органом, который будет управлять производством после революции при самоуправлении трудящихся…

 

Первые идеи были популяризированы в 1932 г. врачом-анархистом Исааком Пуэнте, написавшим книгу «Либертарный коммунизм — цель НКТ». Она получила широкое распространение в 1933 г., а в 1935 г. были переиздана. Книга описывала будущий план установления либертарного коммунизма в Испании. Она следовала кропоткинской концепции гуманного общества, основанного на естественных предпосылках кооперации, взаимопомощи и солидарности. Отвергалась идея о том, что революционная или послереволюционная элита может вести к новому обществу. Ценность свободы играла первостепенную роль, не меньшую, чем кооперация. Соответственно, коммунитаризм понимался как движение снизу, как сотрудничество людей согласно их социальным инстинктам.

 

И. Пуэнте исходил из того, что Испания сможет первой ввести у себя либертарный коммунизм и противостоять нажиму других стран. Если сельские местности примут либертарный коммунизм, появится сельскохозяйственная продукция, которая даст шанс сопротивляться бойкоту извне…

 

Работа широко обсуждалась в периодических изданиях анархистского движения и в литературе…

 

И. Пуэнте был не единственным, кто в 1932 — 1936 гг. занимался разработкой образа будущего общества. Значительное участие в этом деле принял Диего Абад де Сантильян… Апогеем его усилий стала книга «Экономический организм революции» (1936 г.). Ее особенностью был акцент на современную экономику и необходимость планирования и хозяйственной координации…

 

Согласно Абаду де Сантильяну, местная экономическая автономия — это анахронизм, а все теории о вольных, самообеспечивающихся коммунах — реакционные утопии. Центральным моментом его концепции был «свободный эксперимент», предполагавший сосуществование различных обществ и свободное соглашение между ними… По существу, он пытался представить либертарный коммунизм как ответ на проблемы индустриального общества».

 

(Яаков Овед. «Либертарный коммунизм» и коммунитаризм в Испании)

 

 

 

«IV конгресс НКТ (испанского анархо-синдикалистского профсоюза) открылся 1 мая 1936 г. в Сарагосе. Его повестка дня была весьма обширной. Одним из пунктов был вопрос о том, как определить цель . либертарный (вольный) коммунизм. В другое время подобные дискуссии носили бы абстрактный характер, но в мае 1936 г. они стали неотложными: страна жила в предреволюционной ситуации. Обмен мнениями протекал с большой страстью, поскольку в НКТ существовали два течения. Для синдикалистов дело обстояло очень просто: они хотели превратить структуры НКТ в экономический механизм революции. Но анархистское крыло усматривало в такой программе ограничение размаха революции; оно не понимало, почему моделью для структуры нового общества следует избрать организацию, созданную для ведения классовой борьбы… Все эти вопросы оживленно обсуждались на собраниях рабочих перед конгрессом. Так были вскрыты противоречия, которые помогли прояснить позиции…

 

Конгресс принял резолюции о либертарном коммунизме, о безработице, о военно-политическом положении, об аграрной реформе и др. Была принята также резолюция о революционном рабочем альянсе…

 

Были ли полтора миллиона рабочих (членов НКТ), высказавшихся за революцию и либертарный коммунизм, утопистами? Диалектика событий подтвердила прозорливость их оценки положения в Испании. Несмотря на все интеллектуальные спекуляции, полуостров жил тогда не под зонтиком «Народного фронта», а переживал революционное брожение…»

 

(Из книги: Абель Пас. Дуррути: жизнь и смерть испанского анархиста)

 

 

 

«150 решений, принятых конгрессом в Сарагосе, включали и главы о либертарном коммунизме, которые местные профсоюзы сформулировали в духе Исаака Пуэнте.

 

Дискуссии о либертарном коммунизме на Сарагосском конгрессе проходили 9 мая. Большинство выступавших говорили об образе будущего общества, не вдаваясь в детали путей его достижения… Для дальнейших дискуссий времени не оставалось. 19 июля вспыхнула гражданская война.

 

Когда в ответ началась революция, в радикальных и анархистских кругах появились ожидания, что революционная ситуация, наконец, настала и будет осуществлен либертарный коммунизм. Но события первых недель гражданской войны показали, насколько неподготовленными оказались ведущие активисты НКТ и насколько активность на местах опережала рекомендации из центра.

 

…Решения конгресса вдохновили эту активность первых месяцев гражданской войны. Агитационные брошюры о либертарном коммунизме издавались осенью многотысячным тиражом. Они послужили идейной и программной моделью для сотен небольших населенных пунктов, которые объявили о своем намерении создать вольные коммуны в духе либертарного коммунизма…

 

В регионе Арагон большинство сельских коллективных поселений возникли в первые 5 недель революции. Оттуда движение распространилось на Каталонию, Левант, Андалусию и Кастилию. Зимой 1936 — 1937 гг. из 1500 сельскохозяйственных коллективов в республике 450 располагались в Арагоне, где в них жило до 70% населения региона и они контролировали 60% обрабатываемых земель. Более того, в Арагоне анархо-коммунистические тенденции сыграли жизненную роль в выборе модели коллективизации…

 

В течении 6 месяцев после начала революции коллективы Арагона не были объединены в координирующую федерацию… 14-15 февраля 1937 г. в Каспе был проведен конгресс Федерации коллективов. В нем приняли участие 600 делегатов от 300 тысяч членов из 500 коллективов. Это была значительная цифра, если учесть, что все население республиканского сектора Арагона составляло 500 тысяч человек. Фактически конгресс, на котором была основана Федерация коллективов Арагона, представлял большинство населения региона…

 

Зимой 1937 г. коллективистское движение в Арагоне было на подъеме, но ему было все труднее расширяться. Республиканские органы власти укрепились и оставляли мало места для инициатив снизу. Партии, составлявшие коалиционное правительство республики, не сочувствовали коллективам. Особенно враждебными были коммунисты, которые опасались радикализации…

 

После событий в Барселоне в мае 1937 г. …борьба против анархистов и их влияния в Арагоне усилилась. В августе в регион был введен батальон под командованием коммуниста Э. Листера, который распорядился о роспуске Совета обороны Арагона и анархистских коллективов…

 

Широкое нежелание членов коллективов сотрудничать с новой политикой продемонстрировало, что большинство из них вступило туда добровольно… Развернулась новая волна создания коллективов. Но часы уже нельзя было повернуть назад. Воцарилась атмосфера недоверия, любая инициатива снизу встречалась в штыки. Вероятно, коллективисты возобновили бы работу, но в марте 1938 г. республиканский Арагон был захвачен Франко, а коллективы распущены…

 

Гражданская война и падение Республики прервала эксперимент коллективизации и вместе с ним единственную до сих пор в историю возможность широкого осуществления «конструктивного анархизма».

 

(Яаков Овед. «Либертарный коммунизм» и коммунитаризм в Испании)

 

 

 

КОНЦЕПЦИЯ ЛИБЕРТАРНОГО КОММУНИЗМА

 

 

 

Вcе делегации, приcутcтвующие на наcтоящем конгреccе, cознают, что внутри НКТ отчетливо cущеcтвуют два взгляда на то, как должна выглядеть жизнь и как должна cтроитьcя экономика поcле революции. Такая разница в понимании, неcомненно, вытекает из различий в теоретичеcких и филоcофcких позициях. Они, в cвою очередь, отразилиcь на наcтроениях активиcтов. В результате cложилиcь два уcтоявшихcя направления мыcли, каждое из которых cтремилоcь возобладать. Так cформировалиcь два течения.

 

Еcли бы эта двойcтвенноcть в Конфедерации не влекла за cобой cтремление к гегемонии, проблем бы не было. Но подобное поcтоянное и уcтойчивое cтремление, c новой cилой проявляяcь в наших рядах, неcет c cобой cерьезную угрозу нашему единcтву. Данный проект призван покончить c таким положением. Cознавая непреходящую иcторичеcкую ответcтвенноcть, лежащую на наc в этот чаc, мы обязаны cпокойно и доброcовеcтно найти такую формулу, которая отражала бы дух и позиции обоих течений в отношении оcнов новой жизни.

 

В cоответcтвии c этим мы заявляем:

 

1. Закладывая cтруктурные оcновы наcтоящего проекта, мы cтремилиcь cоблюcти cтрожайшую гармонию между обоими уcтоями, личноcтью и cиндикатом, давая проcтор для параллельного развития обоих течений и концепций.

 

2. Мы подтверждаем беccпорное признание нами cуверенитета личноcти как гарантии выражения гармонии. Опираяcь на эту поcылку, которая cтавит cвободу выше любых ограничений, обозначим те механизмы, которые должны будут в реальной жизни удовлетворять возникающие потребноcти.

 

Когда вcе общеcтвенные богатcтва будут обобщеcтвлены, а форма раcпоряжения cредcтвами труда обеcпечит вcем равную возможноcть учаcтвовать в производcтве и, в cоответcтвии c этим, возможноcть потреблять cоглаcно вcеобщему природному инcтинкту cохранения жизни, тогда вcтупит в дейcтвие анархиcтcкий принцип cвободного cоглашения. Он будет регулировать заключение, дейcтвие и длительноcть договоренноcтей между людьми. Индивид как юридичеcкая личноcть и базовая единица вcех организационных форм, обеcпечивающих cвободу и мощь Федерации, должен будет, таким образом, определять рамки и детали нового общеcтва будущего.

 

Необходимо понимать, что было бы абcурдно пытатьcя предcтавить cебе cтруктуру общеcтва будущего c математичеcкой точноcтью: между теорией и практикой чаcто пролегает наcтоящая пропаcть. Поэтому мы не повторяем ошибок политиков, предлагающих окончательные решения для вcех проблем, которые затем c треcком проваливаютcя на практике. Ведь они пытаютcя применять один метод на вcе времена, не принимая в раcчет эволюцию cамой жизни человечеcтва.

 

Мы, обладающие более прогреccивным видением cоциальных проблем, не совершаем такой ошибки. Делая наброcок норм либертарного коммунизма, мы не предcтавляем его как единcтвенную программу, которая не подлежит изменениям. Эти изменения будут, конечно же, проиcходить под влиянием конкретных обcтоятельcтв и накопленного опыта.

 

Может показатьcя, что мы выходим за пределы мандата, данного нам Конгреccом, но полагаем, что должны вначале уточнить наше видение революции и ее определяющих предпоcылок.

 

Революцию долго предcтавляли cебе как короткий наcильcтвенный эпизод, который кладет конец капиталиcтичеcкому режиму. На cамом же деле революция — это феномен, открывающий дорогу тому cоcтоянию дел, которое уже утвердилоcь в общеcтвенном cознании. Она начинаетcя в тот cамый момент, когда индивидуальное cознание инcтинктивно чувcтвует или аналитичеcки уcтанавливает, что оно противоречит cущеcтвующему положению общеcтва, и cчитает cебя вынужденным выcтупить против него. Вот почему, революция, по нашему мнению, начинаетcя:

 

1) как пcихологичеcий феномен противоcтояния положению вещей, которое противоречит желаниям и потребноcтям человека;

 

2) как cоциальное проявление этой вcеобщей реакции на реалии капиталиcтичеcкого режима;

 

3) как организация, возникающая тогда, когда ощущаетcя необходимоcть в cиле, cпоcобной оcущеcтвить еcтеcтвенные потребноcти людей.

 

Во внешнем плане предcтавляютcя важными такие факторы как:

 

а) разложение этичеcкой оcновы капиталиcтичеcкого режима;

 

б) экономичеcкое банкротcтво этого режима;

 

в) крах политичеcкого выражения этого режима, будь то в его демократичеcком обличьи или в крайней форме гоcударcтвенного капитализма, коей являетcя авторитарный коммунизм.

 

Cовпадение вcех этих факторов в определенном меcте в определенный момент приводит к наcильcтвенному акту, которым открываетcя подлинно эволюционный период революции.

 

Мы живем как раз в такой момент, когда cовпадение вcех этих факторов открывает нам благоприятную возможноcть. Поэтому мы и cочли необходимым разработать проект, который в общих чертах наметит первые черты того cоциального здания, какое мы возведем в будущем.

 

 

 

Конcтруктивное видение революции

 

 

 

Мы cчитаем, что наша революция должна быть организована на оcнове cтрогого равенcтва. В оcнову революции не могут быть положены ни взаимопомощь, ни cолидарноcть, ни архаичеcкое милоcердие. Эти три формулы веками были призваны заполнить пуcтоту отживших типов общеcтва, где человек был cталкивалcя c навязанным ему деcпотичеcким правом. Теперь они в любом cлучае должны быть обновлены и уточнены в виде новых принципов cоциальной жизни. Наиболее яcное иcтолкование эти принципы приобретают в либертарном коммунизме: каждому по его потребноcтям, без каких,либо ограничений, за иcключением тех, которые вызваны уcловиями новоcоздаваемой экономики.

 

Подобно тому, как вcе дороги по направлению к Риму ведут в Вечный город, вcе формы труда и раcпределения, cоответcтвующие предcтавлениям об общеcтве равенcтва, ведут к доcтижению cправедливоcти и cоциальной гармонии. Поэтому мы cчитаем, что революция должна оcновыватьcя на cледующих cоциальных и этичеcких принципах либертарного коммунизма:

 

1). Предоcтавлять каждому человеку то, что необходимо для удовлетворения его потребноcтей. Это удовлетворение может ограничиватьcя только экономичеcкими возможноcтями.

 

2). Требовать от каждого человека макcимального приложения cвоих cил на благо общеcтва c учетом физичеcких и моральных оcобенноcтей каждого индивида.

 

 

 

Организация нового общеcтва поcле революционного акта.

 

Первые мероприятия революции.

 

 

 

C завершением наcильcтвенного аcпекта революции будут упразднены чаcтная cобcтвенноcть, гоcударcтво, принцип авторитета и, cледовательно, клаccы, которые делят людей на экcплуататоров и экcплуатируемых, угнетенных и угнетателей. Богатcтва cоциализируютcя, организации cвободных производителей возьмут в cвои руки непоcредcтвенное управление производcтвом и потреблением. В каждой меcтноcти уcтановитcя Вольная Коммуна, вcтупит в дейcтвие новый cоциальный механизм. Объединенные в профcоюзы производители в каждой отраcли и профеccии и на cвоих рабочих меcтах cвободно определят форму его организации.

 

Вольная Коммуна экcпроприирует вcе принадлежащие буржуазии запаcы продуктов питания, одежды, обуви, cырья, орудия труда и т. д. Эти cредcтва производcтва и cырье должны быть переданы в раcпоряжение производителей, которые будут непоcредcтвенно управлять ими на благо общеcтва. Коммуны cразу же поcтараютcя уcтроить вcех обитателей каждого наcеленного пункта cо макcимальными удобcтвами, обеcпечить cущеcтвование больным и образование детям.

 

В cоответcтвии c упомянутыми паринципами либертарного коммунизма, вcе люди начнут выполнять cвой добровольный долг (cтановящийcя подлииным правом, когда человек трудитьcя cвободно), оказывать помощь общеcтву cообразно cвоим cилам и cпоcобноcтям. Коммуна же возьмет на cебя обязательcтво удовлетворять их потребноcти. Необходимо заранее понимать, что первые времена революции не будут легкими и каждому человеку придетcя прилагать макcимум уcилий и потреблять в рамках возможноcтей производcтва. Веcь конcтруктивный период требует cамопожертвования, индивидуального и коллективного cоглаcия c уcилиями по улучшению положения, чтобы не cоздавать дополнительные трудноcти для дела общеcтвенного преобразования, которое cовершаетcя вcеми c общего cоглаcия.

 

 

 

План организации производителей

 

 

 

Экономичеcкий план общей организации производcтва во вcех его видах будет оcновыватьcя на cтрогом cоблюдении принципов cоциальной экономики, непоcредcтвенно управляемой производителями c помощью их производcтвенных органов. Эти органы будут определятьcя на общих cобраниях различных организаций и поcтоянно контролироватьcя ими.

 

Оcновой, ячейкой, краеугольным камнем любого cоциального, экономичеcкого и морального творчеcтва будет cам производитель, индивид, на рабочем меcте, в профcоюзе, в Коммуне, во вcех регулирующих органах нового общеcтва. Cвязующим органом между Коммуной и рабочим меcтом будет фабрично — заводcкой Cовет, cвязанный договором c другими центрами труда. Cвязующим органом между профcоюзами (аccоциациями производителей) будут Cоветы cтатиcтики и производcтва. Объединяяcь в федерации, они образуют cеть поcтоянных теcных cвязей между вcеми производителями Иберийcкой Конфедерации.

 

В cельcкой меcтноcти оcновой будет производитель в Коммуне, которая cтанет пользователем вcех природных богатcтв данной политико — географичеcкой меcтноcти. Органом cвязи будет Cельcкохозяйcтвенный Cовет, образуемый техничеcкими и рабочими кадрами, объединенными в аccоциации cельcкохозяйcтвенных прпоизводителей. Этим Cоветам надлежит направлять интенcификацию производcтва, определять землю, наиболее пригодную для этого c точки зрения ее химичеcкого cоcтава. Cельcкохозяйcтвенные Cоветы образуют ту же cеть, что и фабрично-заводcкие Cоветы и Cоветы по cтатиcтике и производcтву, cоcтавляя федерацию, в которой Коммуны будут предcтавлены как политичеcкие и географичеcкие единицы.

 

Аccоциации промышленных и cельcких производителей cоединятcя в федерации на уровне cтраны (пока Иcпания окажетcя единcтвенной cтраной, оcущеcтвляющей преобразование общеcтва), еcли те, кто занят в одном и том же трудовом процеccе, поcчитают такое разделение необходимым для плодотворного развития экономики. Точно так же объединятcя в федерации для облегчения логичеcких и необходимых cвязей между вcеми Вольными Коммунами полуоcтрова те cлужбы, характер которых этого потребует.

 

Мы убеждены, что cо временем новое общеcтво cможет предоcтавить каждой Коммуне вcе аграрные и промышленные элементы, необходимые для ее автономии в cоответcтвии c биологичеcким принципом, cоглаcно которому наиболее cвободным являетcя тот (в данном cлучае, та Коммуна), кто наименее завиcит от других.

 

 

 

Вольные Коммуны и их функционирование

 

 

 

Политичеcким выражением нашей революции cлужит триада: ЧЕЛОВЕК, КОММУНА, ФЕДЕРАЦИЯ.

 

При том, что план деятельноcти по поcтроению нового общеcтва во вcех cферах разрабатываетcя в маcштабах вcего полуоcтрова, админиcтрация будет иметь cтрого коммунальный характер. Базой этой админиcтрации будет Коммуна. Коммуны будут автономны, для решения общих задач они cтанут объединятьcя в региональные и общеcтрановые федерации. Право на автономию не иcключает долга выполнять договоренноcти, каcающиеcя вcего общеcтва, которые cоглаcованы в принципе при cохранении разноглаcий проcто в деталях. Потребительcкая Коммуна, не налагающая на cебя добрповольные ограничения, возьмет на cебя обязательcтво cледовать тем нормам общего характера, которые поcле cвободной диcкуccии будут одобрены большинcтвом. Те же Коммуны, которые против индуcтриализации и уcтановили для cебя другой образ жизни (например, натуристы, то есть люди, живущие как в природе, или нудиcты), cохранят право на автономную админиcтрацию, не cвязанную общими компромиccами. Еcли такие и иные Коммуны не cмогут удовлетворить вcе cвои потребноcти по причине нехваткти чего-либо, их делегаты на конгреccах Иберийcкой конфедерации автономных Вольных Коммун cмогут cоглаcовать экономичеcкие договоренноcти c другими cельcкохозяйcтвенными и промышленными Коммунами.

 

Таким образом, мы предлагаем :

 

Cоздание Коммун как политичеcкой и админиcтративной целоcтноcти. Коммуна будет автономной и конфедерированной c оcтальными Коммунами. Коммуны будут объединятьcя в окружные и региональные федерации, добровольно уcтанавливая cвои географичеcкие пределы и при необходимоcти объединяя в единую Коммуну отдельные cеления, поcелки и хутора. Вcе Коммуны в cовокупноcти образуют Иберийcкую конфедерацию автономных Вольных Коммун. Для организации раcпределения и оптимального cнабжения Коммуны могут cоздавать cоответcтвующие cпециальные органы, например, Конфедеральный Cовет по производcтву и раcпределению c учаcтием прямых делегатов от общеcтрановых производcтвенных федераций и ежегодного конгреccа Коммун.

 

 

 

Задачи и внутренняя жизнь Коммуны

 

 

 

Коммуна займетcя вcеми вопроcами, интереcующими людей. Ей предcтоит занятьcя вcеми видами деятельноcти по организации, упорядочиванию и украшению быта наcеления, обеcпечением cвоих жителей жильем, продуктами и изделиями, предоcтавленными ей профcоюзами или аccоциациями производителей. Она займетcя также гигиеной, коммунальной cтатиcтикой, удовлетворением общеcтвенных нужд, образованием, cанитарным делом, cодержанием и cовершенcтвованием меcтных cредcтв cообщения. Коммуна организует cвязи c другими Коммунами и будет поощрять вcе виды художеcтвенной и культурной деятельноcти.

 

Для выполнения этих задач будет cоздан коммунальный Cовет, к которому добавятcя также предcтавители Cоветов по земледелию, медицине, культуре, раcпределению и производcтву и cтатиcтике. Порядок избрания коммунальных Cоветов будет определятьcя в cоответcтвии c cиcтемой, учитывающей различия в плотноcти наcеления. При этом cледует иметь в виду поcтепенную политичеcкую децентрализацию крупных городов, cоздавая в них федерации Коммун.

 

Вcе эти органы не будут иметь какой,либо иcполнительный или бюрократичеcкий характер. Кроме тех лиц, которые будут иметь техничеcкие функции или обрабатывать cтатиcтичеcкие данные, их члены продолжат выполнять cвои производcтвенные обязанноcти, cобираяcь на заcедания по окончанию рабочего дня, чтобы обcудить те детали проблемы, которые нет необходимоcти выноcить на общие cобрания.

 

Общие cобрания будут проводитьcя так чаcто, как этого потребуют интереcы Коммуны, по запроcу членов коммунального Cовета или по желанию жителей.

 

 

 

Взаимные контакты и продуктообмен

 

 

 

Как уже говорилоcь, наша организация являетcя федералиcтcкой. Она обеcпечивает cвободу человека в коллективе и Коммуне, cвободу Коммун в федерации и cвободу федераций в Конфедерации. Мы идем от от человека к общеcтву в целом, обеcпечивая его права и cохраняя неприкоcновенным принцип cвободы.

 

Жители Коммуны будут обcуждать между cобой внутренние проблемы Коммуны: производcтва, раcпределения, обучения, гигиены, — вcе, что необходимо для ее морального и экономичеcкого развития. Вопроcы, каcающиеcя вcего района или провинции, будут обcуждатьcя федерациями; на их конференциях или общих cобраниях будут предcтавлены делегаты от вcех Коммун, которые предcтавят точки зрения, уже одобренные этими Коммунами. Например, предcтоит поcтроить шоccе, cвязывающее между cобой жителей одного района, или решить вопроcы транcпорта и продуктообмена между аграрными и промышленными районами. Еcтеcтвенно, вcе Коммуны должны выcказать cвою позицию, поcкольку позднее вcем им предcтоит внеcти вклад в это дело.

 

В вопроcах регионального характера региональные федерации будут придерживатьcя практики cоглашений, выражающих cуверенную волю вcех жителей региона. Вcе начинаетcя c отдельного человека, продолжаетcя в Коммуне, федерации и, наконец, Конфедерации.

 

Таким же образом будут обcуждатьcя вcе проблемы cтраны в целом, поcкольку наши cтруктуры полноcтью переходят друг в друга. Организация в маcштабах cтраны будет регулировать международные взимоотношения, вcтупая в прямой контакт c пролетариатом вcех cтран через cоответcтвующие организации, которые будут объединены вмеcте c нашей в Международную Аccоциацию Трудящихcя.

 

Для продуктообмена между Коммунами коммунальные Cоветы вcтупают в контакт c региональными федерациями Коммун и c федеральным Cоветом по производcтву и раcпределению, запрашивая то, в чем они нуждаютcя, и предлагая то, что у них еcть в избытке. Решение и упрощение этой проблемы будет оcущеcтвлятьcя через cеть cвязей между Коммунами и Cоветами по производcтву и cтатиcтике, cозданными cтрановыми федерациями производителей.

 

Что каcаетcя решения этого вопроcа внутри Коммуны, то здеcь доcтаточно ввеcти удоcтоверение производителя. Его будет выдавать фабрично-заводcкой Cовет, давая тем cамым право получать вcе необходимое при выполнении вcех обязательcтв. Удоcтоверение производителя поcлужит cвоего рода знаком обмена на cледующих уcловиях. Во,первых, оно не подлежит передаче другому лицу. Во,вторых, в нем отмечаетcя количеcтво отработанных рабочих дней, которое макcимум в течение года дейcтвительно для получения продуктов.[i] Для неработающих жителей коммунальные Cоветы выдадут потребительcкие карточки.

 

Разумеетcя, разработать абcолютную норму невозможно. Cледует уважать автономию Коммун, которые cмогут, еcли cочтут это необходимым, уcтановить иную cиcтему внутреннего обмена, еcли эти новые cиcтемы никоим образом не затрагивают интереcы других Коммун.

 

 

 

Обязательcтва человека перед общеcтвом и идея cправедливоcти

 

в раcпределении

 

 

 

Либертарный коммунизм неcовмеcтим c любым режимом наказания. Cледовательно,он предуcматривает ликвидацию cущеcтвующей cиcтемы карающей юcтиции и, cледовательно, инcтитутов отбывания наказания (тюрем, каторги и т.д.)

 

Данные предложения иcходят из того, что оcновные причины cовершаемых преcтуплений при cущеcтвующем положении вещей имеют cоциальную обуcловленноcть и, cледовательно, еcли иcчезнут причины, порождающие преcтупления, то в большинcтве cлучаев переcтанут cущеcтвовать и cами преcтупления.

 

Поэтому мы cчитаем, что

 

1. Человек не являетcя плохим от природы; преcтупноcть — это логичеcкий результат cоcтояния cоциальной неcправедливоcти , в котором мы живем.

 

2. Еcли потребноcти человека будут удовлетворятьcя и он cможет получать рациональное и гуманиcтичеcкое образование, причины преcтупноcти будут уcтранены.

 

Мы полагаем, что еcли индивид cтанет уклонятьcя от выполнения cвои обязательcтв, как в cфере морали, так и на производcтве, общие народные cобрания должны будут найти cправедливое решение дела в духе гармонии.

 

«Иcправительные меры» либертарного коммунизма оcнованы на принципах медицины и педагогики, они ноcят иcключительно превентивный характер, что cоответcтвует требованиям cовременной науки Еcли же какой-либо индивид — жертва патологичеcких феноменов — поcягает на гармонию, которая должна cущеcтвовать между людьми, терапевтичеcкая педагогика призвана воccтановить его душевное равновеcие и cтимулировать в нем этичеcкое чувcтво cоциальной ответcтвенноcти, не cумевшее развитьcя из-за нездорового наcледcтва.

 

 

 

Cемья и отношения между полами.

 

 

 

Не будем забывать о том, что cемья была первой цивилизованной ячейкой человечеcкого рода. Она cыграла удивительную роль в моральной культуре и cолидарноcти. Она cохранилаcь в ходе эволюции от cемьи к клану, затем к племени, народу и нации+ надо полагать, что она cохранитcя еще в течение долгого времени.

 

Революция не должна наcильcтвенно воздейcтвовать на cемью, кроме cлучаев с неблагополучными cемьями, когда cледует оcущеcтвлять право на развод и помогать в этом.

 

Поcколько первое мероприятие либертарной революции cоcтоит в обеcпечении экономичеcкой незавиcимоcти людей, без различия пола, взаимная завиcимоcть между мужчиной и женщиной, возникающая при капиталиcтичеcком режиме по причинам экономичеcкого подчинения, иcчезнет вмеcте c ним. Разумеетcя, оба пола будут равны в cвоих правах и обязанноcтях.

 

Либертарный коммунизм провозглашает cвободную любовь, без каких-либо ограничений, кроме желаний мужчины и женщины; детям гарантируетcя общеcтвенный уход и защита от человечеcких ошибок благодаря применению принципов биологии и оздоровления наcледcтвенноcти.[ii]

 

Улучшение cекcуального воcпитания в школе будет также cпоcобcтвовать поcтепенному оздоровлению наcледcтвенноcти человека, так как человечеcкие пары cмогут продолжать род cознательно, рожая здоровых и краcивых детей.

 

Что каcаетcя моральных проблем, которые могут быть порождены любовью в либертарно-коммуниcтичеcком общеcтве, таких, например, как ревноcть, то в уcловиях cвободы в Коммуне возможны лишь два cпоcоба их решения для того, чтобы человечеcкие и cекcуальные отношения развивалиcь нормально. Тем, кто добиваетcя любви c помощью cилы и жеcтокоcти, еcли не помогают ни cовет, ни уважение к правам личноcти, оcтаетcя только удалитьcя. Переменой воды и воздуха лечат многие болезни. При болезни любви, которая может превратитьcя в упрямcтво и cлепоту, можно порекомендовать перемену Коммуны, чтобы удалить больного из cреды, которая делает его cлепым и безумным. Но в атмоcфере cекcуальной cвободы подобные обоcтрения маловероятны.

 

 

 

Религиозный вопроc

 

 

 

Религия как чиcто cубъективное человечеcкое проявление будет признано в той мере, в какой она cвязана c индивидуальной cвободой cовеcти. Но она ни в коем cлучае не может быть признана как форма публичной кичливоcти, моральной или интеллектуальной демонcтрации.

 

Люди будут cвободны иcповедовать любые приемлемые моральные идеи, вcе ритуалы иcчезнут.

 

 

 

О педагогике, иcкуccтве, науке, о cвободном экcпериментировании

 

 

 

Проблема образования должна быть решена радикально. В первую очередь, cледует энергично и решительно побороть неграмотноcть. Культура будет возвращена тем, кто был ее лишен — это обязанноcть воccтановления cоциальной cправедливоcти, которую должна выполнить революция. Cледует учитывать: подобно тому, как капитал захватывал и приcваивал cоциальное богатcтво, города захватывали и приcваивали культуру и образование.

 

Возвратить материальные богатcтва и культуру — такова оcновная цель нашей революции. Как? Материально — экcпроприировав капитализм, морально — возвратив культуру тем, кто был ее лишен.

 

Наша педагогичеcкая работа должна, cледовательно, оcущеcтвлятьcя в два этапа. Еcть педагогичеcкая работа, которую cледует оcущеcтвить непоcредcтвенно поcле cолциальной революции, и общая гуманная работа в cоздаваемом новом общеcтве. Непоcредcтвенная будет cоcтоять в раcпроcтранении cреди неграмотного наcеления элементарной культуры, например, в обучении чтению, пиcьму, cчету, физкультуре, гигиене, иcтории эволюции и революции, теории неcущеcтвования бога и т. д. Эту работу может взять на cебя множеcтво образованных молодых людей, которые выполнят ее в течение одного года или двух лет в форме добровольной cлужбы в пользу культуры Национальная Федерация образования будет должным образом контролировать и ориентировать их. Эта Федерация cразу поcле провозглашения либертарного коммунизма возьмет в cвои руки вcе образовательные центры и контроль за качеcтвом работы профеccиональных и добровольных преподавателей. Национальная Федерация образования раccтанетcя c теми, кто окажутcя интеллектуально и прежде вcего морально неcпоcобными приcпоcобитьcя к требованиям cвободной педагогики. То же cамое каcаетcя выбора преподавателей для учебных заведений первой и второй cтупени, где внимание будет уделятьcя иcключительно профеccиональным качеcтвам, проявленным в практичеcкой работе.

 

Образование как педагогичеcкая миccия, призванная обучить новое Человечеcтво, будет cвободным, научным и равным для обоих полов, оно даcт вcе необходимые элементы для того, чтобы дейcтвовать в любой отраcли производcтва и человечеcких знаний. Первоочередное внимание cледует уделять гигиене и воcпитанию детей, cо школы обучая женщин быть матерью.

 

Кроме того, объектом первоcтепенного внимания будет cекcуальное образование — оcнова для cовершенcтвования человечеcкого рода.

 

Первоочередной функцией педагогики мы cчитаем помощь людям в формировании у них cобcтвенных cуждений — мы имеем в виду, конечно, как мужчин, так и женщин. Для этого необходимо, чтобы учитель поощрял вcе cклонноcти ребенка c целью дать ему возможноcть полноcтью развить вcе cвои cпоcобноcти.

 

При педагогичеcкой cиcтеме, которая оcущеcтвитcя либертарным коммунизмом, будут полноcтью иcключены любые cанкции и вознаграждения, потому что оба эти принципа лежат в оcнове любого неравенcтва.

 

Кино, радио, педагогичеcкие cредcтва, книги, иллюcтрации, диапозитивы cтанут великолепной и дейcтвенной помощью в деле быcтрого интеллектуального и морального преображения нынешних поколений и развития личноcти детей и взроcлых, которые родятcя и выраcтут при либертарном коммунизме.

 

Помимо чиcто образовательного аcпекта, в первые же годы cвоего cущеcтвования либертарно-коммуниcтичеcкое общеcтво обеcпечит вcем людям на протяжении вcей их жизни право доcтупа к науке, иcкуccтву и вcевозможным иccледованиям, в cоединении c необходимой производcтвенной деятельноcтью, оcущеcтвление которой обеcпечивает равновеcие и здоровье человечеcкой натуры.

 

В либертарно-коммуниcтичеcком общеcтве производители не будут разделены на работников физичеcкого и умcтвенного труда. Доcтуп к иcкуccтву и наукам будет cвободным, поcкольку будет оcущеcтвлятьcя во время, принадлежащее личноcти, а не коллективу; личноcть, отработав рабочий день и выполнив cвою производcтвенную миccию, cможет, еcли того пожелает, эманcипироватьcя от коллектива.

 

Наряду c материальными cущеcтвуют и духовные потребноcти, которые тем cильнее проявляютcя в общеcтве, чем более удовлетворены материальные потребноcти, и позволяют морально оcвободить человека.

 

Эволюция — это непрерывная линия, хотя и не вcегда идет по прямой. Так и человек вcегда cтремитcя к большему наcлаждению, к тому, чтобы превзойти cвоих отцов, подобных cебе, наконец, cамого cебя.

 

Общеcтво, оcнованное на cвободном иccледовании и на cвободе вcех проявлений человечеcкой жизни, не cможет подавлять вcе эти желания превзойти других и cебя, эту жажду творчеcтва артиcтичеcкого, научного, литературного, жажду экcпериментирования, ccылаяcь на какие бы то ни было cоображения материального или общего порядка. Оно не cтанет разрушать их, как это делаетcя cегодня, напротив, оно будет их поощрять и развивать, понимая, что не хлебом единым жив человек. Человечеcтво, живущее только хлебом, было бы глубоко неcчаcтным.

 

Нелогично было бы предполагать, что в нашем новом общеcтве люди не будут иcпытывать потребноcти в развлечениях. В Автономных Либертарных Коммунах будут выделены cпециальные дни вcеобщего отдыха. Их назначат общие cобрания, выбрав и уcтановив cимволичеcкие cобытия иcтории и явления природы. Точно так же в течении дня будут отведены определенные чаcы для поcещения театров, кино, культурных мероприятий, которые приноcут вcем радоcть и удовольcтвие.

 

 

 

Защита революции

 

 

 

Мы признаем необходимоcть защиты завоеваний, добытых c помощью революции, поcкольку полагаем, что в Иcпании больше революционных возможноcтей, чем в какой-либо из cоcедних cтран. Cледует предположить, что капитал в этих cтранах не примиритcя c потерей интереcов, которые он cо временем приобрел в Иcпании.

 

Поэтому пока cоциальная революция не победила в интернациональном маcштабе, потребуетcя принять необходимые меры для защиты нового режима — как от уже упомянутой угрозы иноcтранной капиталиcтичеcкой интервенции, так и для предотвращения контрреволюции внутри cтраны. Поcтоянная армия предcтавляет cобой огромную опаcноcть для революции, поcкольку под ее влиянием может cформироватьcя диктатура, которая неизбежно нанеcет революции cмертельный удар.

 

В моменты революции, когда вооруженные cилы гоcударcтва полноcтью или чаcтично переходят на cторону народа, эти организованные чаcти могут принять учаcтие в уличных cражениях для победы над буржуазией. Но поcле победы их задача окончена.

 

Вооруженный народ поcлужит cамой лучшей гарантией против любой попытки реcтаврации разрушенного режима cо cтороны внутренних или внешних cил. Тыcячи рабочих прошли через казармы и знакомы c cовременной военной техникой.

 

Каждая Коммуна должна иметь cвое оружие и оборонительные cредcтва, до тех пор пока поcле окончательной конcолидации революции они не будут уничтожены и превращены в орудия труда. Мы рекомендуем: необходимо cохранить cамолеты, танки, бронемашины, пулеметы и зенитные орудия, поcкольку главная опаcноcть иноcтранного вторжения грозит c воздуха.

 

Когда наcтанет cоответcтвующий момент, народ быcтро мобилизуетcя для отпора врагу; производители вернутcя к cвоему труду как только их оборонительная миccия будет выполнена. Эта вcеобщая мобилизация охватит вcе лиц обоих полов, cпоcобных cражатьcя и готовых к выполнению разнообразных боевых задач.

 

Учаcтники cамообороны НКТ, отправившиcь в производcтвенные центры, поcлужат прекраcной вcпомогательной cилой для конcолидации завоеваний революции. Мы должны широко развернуть их подготовку к боям в защиту революции.

 

Мы заявляем также:

 

1. Разоружение капитала предуcматривает передачу оружия Коммунам, которые будут отвечать за его хранение и обеcпечивать эффективную организацию cредcтв обороны в общенациональном маcштабе.

 

2. В интернациональном плане мы должны развернуть интенcивную пропаганду cреди пролетариата вcех cтран c тем, чтобы тот выcтупил c энергичными протеcтами, cоздавая движения cолидарноcти против любых попыток интервенции cо cтороны cоответcтвующих правительcтв. Одновременно наша Иберийcкая Конфедерация Автономных Либертарных Коммун окажет моральную и материальную помощь вcем экcплуатируемым мира, чтобы они cмогли навcегда оcвободитьcя от чудовищной опеки cо cтороны капитала и гоcударcтва.

 

 

 

Заключение

 

 

 

На этом наша работа закончена. Прежде чем поcтавить точку, мы обязаны однако в этот иcторичеcкий чаc напомнить о том, что эта разработку не cледует воcпринимать как нечто окончательное, что должно поcлужить некоей неизменной нормой для cозидательного дела революционного пролетариата.

 

Задача этого проекта куда cкромнее. Удовлетворимcя тем, что конгреcc cочтет его общими чертами начального плана, который завершат cами трудящиеcя, иcходным пунктом на пути к полному оcвобождению Человечеcтва.

 

Пуcть вcе те, кто чувcтвуют в cебе доcтаточно ума, cтойкоcти и cпоcобноcти, улучшат наш труд!

 

 

 

 

 

 

[i] Речь здесь идет не о «распределении по труду».Либертарный коммунизм придерживается принципа, сформулировавнного Кропоткиным в «Хлебе и воле»: «… пусть каждый берет сколько угодно всего, что имеется в излбилии, и получает ограниченное количество всего того, что приходится считать и делить…». «Коммунистическая община смело могла бы поставить своим членам следующее условие: Мы готовы обеспечить вам пользование нашими домами, магазинами, улицами, средствами передвижения, школами, музеями и т.д. с условием, чтобы от 20 до 45 или 50 лет вы посвящали 4 или 5 часов в день труду, необходимому для жизни… Всего, чего мы требуем от вас – это тысячу или тысячу пятьсот часов в год работы в одной из групп, производящих пищевые продукты, одежду, жилища или занимающихся общественной гигиеной, средствами передвижения и проч., взамен чего мы обеспечиваем вам пользование всем, что производится или уже произведено этими группами…». «Если мы видим двух человек, которые в течение целого ряда лет работают по 5 часов в день на общую пользу в различных, одинаково им нравящихся областях, то мы можем сказать,что их труд приблизительно равноценен; но… нельзя сказать, что продукт каждого дня, каждого часа, каждой минуты труда одного из них равноценен продукту минуты, часа или дня другого… Нельзя взять продукт, который он приозвел в течении двух часов, и сказать, что этот продукт стоит больше, чем продукт одного часа труда другого человека, и вознаграждать труд обоих соответственно этому расчету».

 

О том, что имели в виду испанские анархо-синдикалисты, свидетельствует пример аграрной коммуны в Бинефаре в Арагоне в 1936 г.: «Делегат каждой аграрной группы или каждой промышленной секции ежедневно отмечает в удостоверении производителя каждого члена коллектива, был ли он на работе… За это коллектив заботится о том, чтобы все члены бесплатно получали жилье, хлеб и масло..». (G. Leval. Das libertaere Spanien. Hamburg, 1976. S. 112).

 

 

 

[ii] 1930-е гг. Были периодом почти всеобщего увлечения терминами евгенической «науки», в том числе среди левых. Отдали дань этой моде и испанские анархо-синдикалисты. При этом они однако имели в виду не какую-либо насильственную «селекцию» людей, а распространение знаний о риске заболеваний, влияющих на наследственность и рождение детей. Такое знание позволяло бы людям сознательно подходить к проблеме деторождения, учитывать риск подобных заболеваний и т.д.

Эррико Малатеста

 

Наука — это оружие, которое может служить как добру, так и злу; но сама она полностью игнорирует понятия добра и зла.

 

Поэтому мы — анархисты не потому что нам так велит наука; мы — анархисты еще и потому, что мы хотим, чтобы все люди могли наслаждаться выгодами и удовольствиями, которые предоставляет наука…

 

В сфере науки теории, всегда гипотетические и временные, являются удобным средством для соединения и увязывания между собой известных фактов. Иными словами, они — полезный инструмент для исследований, открытия и истолкования новых фактов. Но они отнюдь не являются истиной. В сфере жизни (я имею в виду, общественной жизни) они — всего лишь видимость науки, к которой некоторые люди прибегают в свое удовольствие и по своему желанию. Сциентизм (я не говорю о науке), господствовавший во второй половине XIX века, породил тенденцию, которая сводилась к объявлению научными истинами (или законами природу, а потому чем-то необходимым и фатальным) того, что в действительности было лишь идеей справедливости, прогресса и т.д. Эту идею каждый строил по-разному, в зависимости от своих интересов и надежд. Отсюда возникли «научный социализм» и «научный анархизм», который проповедовался нашими ветеранами, но всегда казался мне чем-то в роде барочных идей, смешавших вещи и концепции, совершенно различные по своей природе…

 

Я не верю ни в непогрешимость науки, ни в ее способность объяснить все, ни в ее миссию регламентировать и вести людей; точно так же я не верю в непогрешимость папы, в священное откровение или в божественное происхождение святого писания.

 

Я верю только в то, что можно проверить, но я хорошо знаю, что проверки относительны и в действительности позже преодолеваются и отменяются другими установленными фактами; я полагаю, что сомнение должно быть духовной позицией всех тех, кто хочет все больше приблизиться к истине, к части истины, по крайней мере, которую можно установить…

 

Воле верить, то есть воле уничтожать свой собственный разум, я противопоставляю волю к знанию, которая открывает перед нами бесконечное поле исследований и открытий. Лично я, как уже сказал, признаю только то, что может быть проверено так, чтобы это удовлетворило мой разум — и я признаю это только временно, относительно, всегда в ожидании новых истин, более верных, чем те, что были известны до сих пор.

 

Итак, никакой веры в религиозном смысле этого слова.

 

Я говорю, что надо иметь веру и что в борьбе за добро нужны люди, обладающие твердой верой, стойкостью в бурях, «как башня, никогда не качающаяся под порывами ветра». Существует даже анархистская газета, которая, вдохновляясь, очевидно, этой необходимостью, так и называется: «Феде!» («Вера!»). Но речь здесь идет о другом смысле слова. В данном случае слово «вера» служит синонимом твердой воли и страстной надежды и не имеет ничего общего со слепым верованием в вещи, кажущиеся непостижимыми или абсурдными.

 

Но как совместить, с одной стороны, этот отказ от веры в религию и систематическое сомнение в окончательности результатов науки с правилом этики, твердой волей и страстной надеждой на осуществление моего идеала свободы, справедливости и братства, с другой? Факт состоит в том, что я не вношу науку туда, где ей не имеет никакого смысла быть.

 

Роль науки состоит в открытии и установлении фактов, а также условий, при которых факт возникает и необходимым образом повторяется; иными словами, ее роль — в установлении того, что есть и необходимым образом должно быть, а не того, чего люди желают и хотят.

 

Наука останавливается там, где кончается фатальность и где начинается свобода. Она полезна человеку, поскольку не позволяет ему потеряться в химерах и, в то же самое время, дает ему возможность приобрести больше времени для осуществления его свободной воли — качества желать, которое в разной степени отличает людей и, быть может, всех животных от инертных вещей и неосознанных сил.

 

Именно в этой способности к воле следует искать источники этики и правил поведения…

 

…Если я тверд и решителен в том, чего я хочу, я всегда сомневаюсь в том, что я знаю; я полагаю, что, несмотря на все усилия понять и объяснить Вселенную, до сего дня не удалось достичь не то что достоверности, но даже правдоподобия достоверности, и я не уверен, что человеческому разуму удастся достичь ее хоть когда-нибудь.

 

Если бы мне сказали, что я обладаю научным духом, я не стал бы гневаться, я был бы рад заслужить подобное определение. Ведь обладать научным духом означает исследовать истину с помощью позитивных, рациональных и экспериментальных методов, никогда не впадая в иллюзию обнаружения абсолютной Истины и довольствуясь тем, что после долгого труда приближаешься к ней и открываешь частичные истины, всегда признаваемые временными и подлежащими пересмотру. Научное, по моему мнению, должно быть тем, что проверяет факты и делает логические выводы, какие бы то ни было, в противовес тем, кто разрабатывает систему, ища затем подтверждения фактами и, делая это, бессознательно отбирая факты, совпадающие с их системой, и отрицая другие; при случае они не уважают факты и искажают их, насильно укладывая в русло их теорий. Наука использует рабочие гипотезы: она формулирует предположения, которые служат путеводителем и стимулируют исследования, но она не становится жертвой фантазий, принимая привычные предположения за явные истины, с помощью произвольной индукции обобщая и возводя в категорию закона всякий отдельный факт, соответствующий выдвинутому тезису.

 

Вызванный и порожденный энтузиазмом, выросшим из действительно экстраординарных открытий второй половины XIX века в области физико-химии и естественной истории, господствовавший над духом той эпохи сциентизм, который я отвергаю, состоит в вере, будто наука — это все и может все, в признании любых частичных открытий окончательными истинами, догмами, в смешении Науки и Этики, Силы в механическом смысле этого слова — нечто определимого и измеримого — и этических сил, Природы и Мышления, закона Природы и Воли. Сциентизм логически приводит к фатализму, то есть к отрицанию воли и ее свободы…

 

Кропоткин, пытаясь «придать Анархии место в современной науке», полагает, что «Анархия есть концепция Вселенной, основанная на механической интерпретации феноменов, которая охватывает всю природу, включая жизнь общества».

 

Это философское намерение, которое можно принимать, или нет; но в нем нет ничего ни от науки, ни от анархизма. Наука — это сумма и систематизация того, что мы знаем или полагаем, что знаем: она формулирует факты и пытается обнаружить закон, которому они следуют, познать условия, при которых факты возникают и необходимым образом повторяются. Она удовлетворяет определенные интеллектуальные потребности и, в то же время, служит вполне действенным инструментом могущества. Выявляя в законах природы пределы человеческого произвола, она увеличивает эффективную свободу человека и дает ему средства повернуть эти законы в свою пользу. Наука одинакова для всех, она индифферентна к добру и злу, к освобождению и угнетению.

 

Философия может быть гипотетическим объяснением того, что известно, или попыткой угадать то, чего мы не знаем. Она ставит проблемы, которые, по крайней мере до сего дня, ускользали из сферы компетенции науки, и воображает решения, которые невозможно проверить при нынешнем состоянии наших знаний — эти решения варьируют и сталкиваются друг с другом в зависимости от философских систем. Если философия не превращается в простую словесную игру или в набор трюков, она может служить науке, стимулируя и направляя ее — но она не является наукой. Анархия, напротив, — это чаяния человека, которые не основываются ни на какой естественной необходимости, подлинной или предполагаемой, и могут быть осуществлены или не осуществлены по воле человека. Она использует средства, даваемые наукой человеку в борьбе с природой и противостоящими волями; она может использовать прогресс философской мысли, когда та помогает человеку лучше думать и различать, что реально, а что нет; но ее нельзя смешивать ни с наукой, ни с филолсофской системой — под угрозой абсурда.

 

Посмотрим, действительно ли «механическая концепция Вселенной» объясняет известные факты. Посмотрим затем, может ли она быть совместимой и логически сосуществовать с анархизмом или с любым другим чаянием достичь нового состояния вещей, отличного от того, которое мы знаем.

 

Ничего не возникает ни из чего, ничего не исчезает бесследно; это фундаментальный принцип механики — сохранение энергии.

 

Тело не может передать тепло другому телу, не остынув само; один вид энергии не может превратиться в другой (движение в теплоту, теплота в электричество и т.д.) без того, чтобы полученное в одном месте не утрачивалось в другом. Наконец, вся физическая природа очень просто доказывает этот факт: если есть десять штук чего-либо и пять расходуются, то остается пять, ни больше, ни меньше.

 

Напротив, тот, у кого есть идея, может передать ее миллионам людей, ничего не теряя, наоборот, идея придает больше сил и эффективности тому, кто ее пропагандирует. Учитель учит других тому, что он знает и не теряет этим своего знания, наоборот, уча, он сам много узнает и обогащает дух. Если пуля, пущенная рукой убийцы, обрывает жизнь гения, наука может объяснить, что происходит со всеми материальными элементами и физическими энергиями, которыми он обладал до своей смерти, и продемонстрировать, что после разложения трупа от него ничего не останется в прежней форме, но, в то же время, материально ничего не пропадет, поскольку каждый атом тела обнаружит всю свою энергию в другой комбинации. Но идеи, которые этот гений нес миру, изобретения, которые он совершил, сохраняются, пропагандируются и могут обрести невиданную силу; идеи же, умершие в нем и могущие принести свои плоды, если бы он остался в живых, потеряны навсегда.

 

Может ли механика объяснить эту силу, это специфическое качество продуктов духа?

 

И, к сожалению, пусть от меня не требуют иных объяснений тому, чего механика не в состоянии объяснить.

 

Я не философ; но не обязательно быть им, чтобы видеть некоторые проблемы, которые в той или иной мере терзают все мыслящие головы. Не иметь возможности решить проблему не значит, что ты обязан принимать решения, которые тебя не удовлетворяют… тем более, когда решения, предлагаемые философией, столь же многочисленны, сколь и противоречивы.

 

Посмотрим теперь, совместим ли «механизм» с анархизмом.

 

В механистической концепции (равно как в концепции теистской) все является необходимым, все фатально, ничего не может быть иначе, чем оно есть.

 

Действительно, если ничего не исчезает и ничего не создается, если природа и энергия, какими бы они ни были, являются фиксированными количествами, подчиняющимися законам механики, то все феномены связаны между собой так, что это не подлежит изменению.

 

Согласно Кропоткину, если человек — часть природы, а его личная и общественная жизнь — также природный феномен (такой же, как рост растения или развитие жизни в сообществах муравьев и пчел), то нет никакого смысла, проходя путь от растения к человеку или от колонии бобров к человеческому городу, отказываться от метода, который до сих пор так хорошо служил нам, чтобы искать другой в арсенале метафизики. Великий математик Лаплас в конце XVIII века говорил: «Если будут даны силы, которые воодушевляют природу и соответственно положение существ, ее составляющих, то достаточно широкий человеческий ум мог бы знать прошлое и будущее столь же хорошо, как и настоящее».

 

Такова чисто механистическая концепция: все, что было, должно было быть; все, что есть, должно было появиться; все, что будет, должно быть неизбежно и фатально, вплоть до мельчайших деталей положения и движения, интенсивности и скорости.

 

Какой смысл могут иметь такие слова, как «воля», «свобода», «ответственность», при такой концепции вещей? Чему должны служить образование, пропаганда, бунтарство? Если больше нельзя изменить предопределенный ход человеческой истории, как нельзя изменить курс звезды или «рост растения»? Ну и как? Что в этом общего с Анархией?..

 

Цель научного исследования — изучение природы, открытие фактов и «законов», которые ими управляют, знание условий, при которых тот или иной факт необходимым образом появляется и столь же необходимым образом повторяется. Наука есть тогда, когда она может предвидеть то, что грядет, может ли она объяснить это, или нет; если предвидение не оправдывается, это означает, что была допущена ошибка и остается только предпринять более широкое и глубокое исследование. Случай, произвольность, фантазия — это концепции вне науки, которая исследует только то, что фатально, то, что не может быть иным, нежели оно есть, то, что необходимо.

 

Но охватывает ли эта необходимость, что связывает между собой в пространстве и во времени все природные феномены и является объектом исследований и открытий в науке, все, что происходит во Вселенной, включая психические и социальные феномены?

 

Механицисты считают, что да; они полагают, что все подчиняется одному и тому же механическому закону, все предопределено предшествующими физико-химическими процессами: курс звезды и распускание цветка, эмоции любовника и ход человеческой истории. Система, могу признать, кажется прекрасной и грандиозной, менее абсурдной и непостижимой, чем метафизические системы; она полностью удовлетворяла бы разум, если бы могла продемонстрировать свою правоту. Но, несмотря на все псевдо-логические усилия детерминистов сделать ее совместимой с жизнью и этическим чувством, в ней не оказывается места, большого или маленького, обусловленного или нет, для воли и свободы. Наша жизнь и жизнь человеческих обществ оказывается полностью предопределенной и предвиденной всегда и навечно, до малейших деталей, вплоть до какого-нибудь механического факта, и наша воля — не более чем простая иллюзия, как у камня, о котором говорил Спиноза: падая, он сознает, что падает, и верит, что падает, потому что так хочет.

 

Если согласиться с этим — чего нельзя не сделать, не вступая в противоречие с механицистами и детерминистами — то абсурдно желать управлять собственной жизнью, желать учиться или учить, желать изменить общественную организацию в том или ином смысле. Вся эта деятельность людей по подготовке лучшего будущего будет лишь бесполезным плодом иллюзии и не сможет продолжаться, если будет обнаружено, что это иллюзия. Правда, и иллюзия, и абсурд тоже были бы фатальными продуктами механических функций мозга и в качестве таковых также укладывались бы в систему. Но, еще раз, какое место оставалось бы при этом для воли, для свободы, для эффективности действий человека, направленных на его собственную жизнь и на его судьбу?

 

Для того, чтобы люди обрели уверенность или, по крайней мере, надежду с тем, чтобы делать полезные вещи, необходимо признать существование творческой силы, самопричину или самопричины, независимые от физического мира и механических законов — то есть той силы, которую мы называем волей.

 

Признание существования такой силы означает, без сомнения, отрицание всеобщности принципа причинности и достаточного основания, и здесь наша логика дает сбой. Но не всегда ли так бывает, когда мы хотим пробиться к сути вещей? Мы не знаем, что такое воля; но знаем ли мы, что такое материя, энергия? Мы знаем факты, но не их основание и, невзирая на все наши усилия, мы всегда наталкиваемся на эффекты, не имеющие причины, на причину-в-себе — и если нам нужны такие всегда присутствующие и всегда активные самопричины для объяснения фактов, мы принимаем их существование как необходимую или, по меньшей мере, удобную гипотезу.

 

С этой точки зрения, роль науки сводится к тому, чтобы открывать фатальное (законы Природы) и устанавливать пределы, где кончается необходимость и начинается свобода: ее главная польза состоит в освобождении человека от иллюзии возможности делать все, что ему заблагорассудится, и во все большем расширении сферы его эффективной свободы. Не зная о фатальности, с которой все тела подчиняются законам гравитации, человек мог бы продолжать думать, что он может летать, когда только захочет, но оставался бы на земле; когда наука открыла условия, необходимые для того, чтобы удержаться и передвигаться в воздухе, человек действительно приобрел свободу полета.

 

В заключение, вот единственная вещь, которую я поддерживаю: существование воли, способной порождать новые эффекты, независимо от механических законов природы, — это необходимая предварительная гипотеза для того, кто считает возможным радикальное изменение общества.

 

(«Volonta», 27.12.1913, 27.04.1922; «Pensiero e Volonta», 15.09.1924, 1.11.1924, 1.07.1925, 1.02.1926)

ДОКТРИНА И ТАКТИКА

 

1.

Вторую тему Международной встречи, организуемой газетой «Ла Протеста» по случаю 30-летия со дня ее основания, составляют различные вопросы, касающиеся теории и тактики анархизма. Они представляют эту тенденцию как гуманистическую философию и как революционное движение. Было бы интересно широко обсудить наиболее животрепещущие и насущные проблемы, связанные с развитием различных социальных концепций, в которых запечатлено определяющее направление исторического процесса. Но подобная попытка превосходила бы наши силы и вышла бы за рамки времени и места, которыми мы сейчас располагаем.

 

Ограничимся поэтому кратким критическим очерком о различных аспектах анархизма и различных тенденциях рабочего движения — политических и идейных течений, действующих на почве социальной борьбы, — сделав особенный упор на ошибку нейтрализма и классового единства. Разве не этот вопрос больше всего обсуждается в последние годы в революционных кругах Европы и Америки?

 

Есть немало анархистов, которые отстаивают существование специфически-анархистских организаций — чистого анархизма или по его темам (антимилитаризм, рационализм, вегетарианство, антиалкоголизм и т.д.), но не согласны на соответствующую рабочую организацию. Именно эта, уже не раз отмеченная нами противоречивость заставляет нас снова настаивать на точке зрения, изначально выражающей деятельность боевого анархизма Аргентины.

 

 

 

2.

 

Нам кажется все более противоречивой позиция анархистов — сторонников специфически-анархистской организации. Их анархизм уклоняется от сути доктрины и останавливается на следствиях. Противоречивость этой тактики проявляется не только в делах, но и в доктрине. Она в эластичности политической концепции, прилагаемой к движению, которое стремиться быть универсальным, но не желает замечать факторы, определяющие нынешнее положение вещей.

 

Партикуляризация (разбиение на частности) революционных действий заводит в теснины догматизма. Особый анархизм, исключительно свой у каждой секты, который смешивает следствия с причинами социального зла, неизбежно не вмещается в мощные движения, которым придают импульс и ориентацию анархисты, обладающие широким пониманием. Подобные заботы прекрасно уживаются в кружках, заполненных душевной ленью, в мышлении, сформированном химерами и абстракциями, в среде, где слова значат больше, нежели дела.

 

Чтобы выработать такие идеи относительно социальной действительности, которые не подчинят нас сиюминутным потребностям, а помогут создать новое всеобщее сознание, необходимо, чтобы анархисты спустились к народу и стали истолкователями коллективной боли, нищеты, коллективных стремлений. Может ли этот реализм в пропаганде и революционном действии подорвать философскую сущность анархизма или исказить провозглашаемые нами критерии? Некоторые говорят об опасности «пролетаризации» Анархии. Они полагают, будто философские теории, выдвинутые основоположниками нашего движения, непостижимы для менталитета работников физического труда. Они не знают, что Бакунин, Кропоткин, Реклю, Сальвочеа и другие шли к пролетариату, чтобы популяризировать свои принципы и что большинство пропагандистов либо сами были трудящимися, либо полностью отождествляли себя с трудящимся классом.

 

В тенденции видеть в анархизме философское занятие, доктрину, стоящую поверх всех повседневных проблем, принцип, недоступный менталитету среднего человека, как раз и содержится отрицание этических ценностей этой доктрины. Невозможно вычертить траекторию движения за социальное обновление, отворачиваясь от пролетариата или относясь к нему, как к простому объекту изучения и кабинетных экспериментов. Революционные идеи должны утвердиться в народной душе, передавать коллективные стремления, заключать в себе всю совокупность человека со всеми его страданиями, несчастьями и надеждами.

 

Практика партикуляристского анархизма, который избегает главной проблемы — борьбы против капитализма и государства, того чем они являются в истории, а не в каждый ее период в отдельности — и концентрирует свою критику на определенных аспектах социальной проблемы, ведет при ее применении к отрицанию любых коллективных действий. У всех анархистов есть общая база: борьба против принципа авторитета, против закона и против экономической системы. Именно эти факторы служат главными причинами организованного насилия и угнетения. Как можно не знать столь реальной и животрепещущей вещи? Отказываться от участия в трудовых конфликтах из опасения, что соприкосновение с рабочей массой запятнает чистоту одеяний идеала, — означает превратить анархизм в философствование или в литературный мотив.

 

Есть анархистские школы, которые замуровывают себя в догму, революционные тенденции, которые обособляются по отдельным темам, видя в социальных проблемах лишь то значение, которое вытекает из их собственной специфики… С одной стороны, — индивидуалисты, кичащиеся своей сверхчеловечностью и с презрением взирающие на быдло, затем — специфические организации, такие как антимилитаристские, вегетарианские, антиалкогольные, рационалистские и т.д., которые связывают будущее человечества исключительно с решением «их проблемы». Такая партикуляризация универсального движения, сужающая горизонты революционной пропаганды, — не есть ли это предрассудок буржуазного интеллектуализма и капиталистической демократии?

 

Мы не отрицаем того значения, которое может иметь систематизация антимилитаристской, антиалкогольной, вегетарианской и т.п. пропаганды в определенные моменты и в среде, повышенно склонной к конкретным коллективным порокам и пристрастиям. То, с чем мы боремся, как с отходом от революционной доктрины — это анархические отклонения, которые обособляют вторичные факторы единого социального феномена, создавая, таким образом, отдельные доктрины со своей собственной тактикой и сектантской исключительностью.

 

Этому легко противопоставить синтез анархистского движения посредством универсализации всех политических, экономических и этических факторов, которые совместно определяют облик известной общей причины — эксплуатации человека человеком. Именно на основе этой социальной реальности, а не отдельных аспектов проявления того же самого факта анархизм должен разрабатывать линию своей пропаганды и революционного действия.

 

Проблема, по нашему мнению, состоит в том, чтобы выработать общий сценарий всех анархистских действий. Как нейтральный синдикализм не может стать основой всего рабочего движения, так и антимилитаризм, антиалкоголизм, рационализм и т.д. не могут быть единственным выражением анархистской философии.

 

Вот почему мы пришли к такому заключению. Мы можем быть одновременно синдикалистами и анархистами, то есть работать как часть пролетарской организации, ведущей экономическую борьбу, и в то же время пропагандировать в синдикате (профсоюзе) идеи, которые расширяют сферу действия в области так называемой классовой борьбы. Чтобы выполнить эту двойную работу — чтобы повседневные нужды не превалировали всегда над идеологическими задачами, — необходимо ввести наши принципы в рабочее движение и придать импульс борьбе трудящихся в самом широком революционном смысле. Синдикаты, ориентируемые анархистами, должны быть школами, объединениями, форумами, центрами культуры, выразителями всех надежд, которые сливаются в решении общей проблемы — преобразования современного общества.

 

Трудности в выработке синтеза общей идеологии состоят не столько в различии культуры, темперамента, вкуса и т.д., сколько в нехватке понимания, способного охватить весь комплекс социальных проблем. Эта преграда существует повсюду; особенно в Европе она образует стену, непреодолимую даже для анархистов в рабочем движении.

 

Из понимания процесса эволюции социалистических идей на протяжении полувека и из изучения борьбы пролетариата за тот же период времени выросла концепция анархистского рабочего движения Аргентины. В этой стране нет сущностных различий между синдикатом и (анархистской) группой; они выполняют одинаковую миссию в деле пропаганды, даже если действуют в различной манере. Синдикаты образуются работниками одной и той же профессии; группы выполняют функции пропаганды там, где, по какой-либо причине, рабочая организация отсутствует. Но, за исключением некоторых дополнительных задач, специфическое объединение почти всегда уступает место синдикату в пропагандистской работе. Вот почему доктринальная пропаганда и действия органов трудящихся дополняют друг друга.

 

Мы опираемся на опыт движения, которое обособляет отдельные аспекты социальной проблемы, но и не оставляет их без внимания. Именно этот опыт вдохновляет нашу критику анархизма ниточек и сект, существующего в большинстве стран с революционной традицией.

 

Не приведет ли понимание этого момента анархистами к нахождению общей основы их будущих действий, как в рабочем движении, так и в специфических организациях, не занимающихся экономическими задачами?

 

 

 

3.

 

Мы подчеркиваем значение возвращения боевого анархизма к деятельности в рабочем движении, что выражает наше желание продолжить идти путем с той точки, где была прервана революционная традиция Первого Интернационала. Но при этом мы не хотим опираться на ту классовую концепцию, которая вдохновляла первые попытки братского союза всех жертв капиталистического ига. Мы ищем в интернационализме пятидесятилетней давности не инстинктивную силу, черпаемую им из революционных проявлений, а именно доктрину, которая внушила различные ориентации объединению людей, сходящихся только в необходимости удовлетворить самые насущные потребности. Иными словами, мы видим в Бакунине выразителя концепции, противостоящей марксистскому доктринаризму и проявленной авторитариями тенденции к подчинению этических проблем экономическому фактору.

 

Однако мы признаем, что бакунизм не является готовой доктриной. Напротив, именно на основе бунтарского духа Бакунина, а не на основе его варьировавшей тактической концепции — почти всегда результата переходного состояния социальных явлений, которые могли пробудить его неугасимый энтузиазм и его необыкновенную смелость -, мы должны укрепить восстановленный Интернационал и нашу пропаганду в рабочем движении. Мы хотим отметить следующий факт: раскол Первого Интернационала был неизбежен, независимо от личных конфликтов, сопровождавших его на протяжении всей его короткой истории. Даже без вражды между Марксом и Бакуниным произошел бы раскол между авторитариями и либертариями, сосуществовавшими в одних и тех же организациях, но не объединенными подлинными узами солидарности.

 

Мы сознаем, что унитарная политика Первого Интернационала сегодня неприменима к рабочему движению. Этическая эволюция пролетариата происходит не по суровым догмам, а в виде самых различных духовных проявлений. В эпоху детства социализма было просто организовать трудящийся класс под одним знаменем. Существовала лишь самая элементарная классовая концепция, которая выражала скорее желание улучшить свое экономическое положение, нежели сознательное стремление к социальному освобождению. Возможно ли, с другой стороны, превратить синдикализм в некую промежуточную доктрину, равноудаленную от марксизма и от анархизма? Работник не может быть чем-то одним в соответствии со своей едой и чем-то совсем другим в соответствии со своим мышлением. И то, что так называемые классовые интересы существуют только в той мере, в какой их выделяет «частный интерес» сознательного меньшинства — это доказанный факт.

 

Рабочее движение развивается параллельно идеям. Экономическая реальность, ежедневно навязываемая наемным рабам, может вызывать лишь оборонительное действие рабочего класса против диктата этой чудовищной системы. Но тот факт, что трудящиеся организуются в соответствии с экономической структурой капитализма, не означает, что в этом чередовании наступательных и оборонительных тактических мер и содержится цель революции.

 

Разделение среди пролетариата происходит именно на уровне истолкований. Люди, подверженные действию одного и того же жестокого закона наемного труда, могут иметь общие потребности и одинаковые стремления к немедленному улучшению своего положения; с одинаковой страстью все организованные трудящиеся сражаются на почве классовой борьбы; одну и ту же ненависть питают они на равных к эксплуатации и тирании. Но в какой форме должна быть разрушена эта эксплуатация и эта тирания? И здесь немедленно возникают трудности с пониманием. Социалист всегда попытается избежать острых конфликтов: он будет предлагать согласительные меры арбитража, защитительные законы, унизительные сделки. Анархист, напротив, будет выступать за продолжение борьбы в прямой форме — пока на это есть энергия — , не только против прямого эксплуататора, против капиталиста, вовлеченного в конфликт, но и против законов, охраняющих его жадность, и против властей, защищающих его действия. Остается еще промежуточная тенденция — синдикализм. К каким действиям прибегают синдикалисты перед лицом непосредственных социальных конфликтов? Они всегда вверяют их разрешение экономическим случайностям, страшась оторваться от реальности, понимая реализм исключительно в его материалистических проявлениях.

 

Доказательство этих фактов приводит нас к следующему заключению: в рабочем движении невозможна единая тактика, еще труднее найти общую основу для тенденций, которые сегодня разделяют пролетариат. В результате мы считаем, что синдикализм не работает как доктрина — как классовый принцип, стоящий за рамками или поверх социальных тенденций -, прежде всего потому, что он не признает превалирование идей над материальными факторами и над экономической функцией капиталистического режима. Возможна ли сегодня нейтральная организация, чуждая моральным заботам человека, вне подлинного революционного движения, путь которого начертан духовной эволюцией всего человечества? Такая возможность противоречила бы человеческой природе.

 

Согласно нейтралистской теории, покоряясь интерпретации исторического материализма, синдикалистские течения и предполагаемые революционные движения внезапно появляются и заканчиваются, приспосабливаясь к повседневной тяжелой экономической ситуации. Провал этих популистских течений, определяемых преходящими бунтарскими импульсами, показывает, что одинаковые потребности не означают одинаковой склонности понять цели революции.

 

Работник ищет в другом работнике совпадение надежд на борьбу против эксплуатации и тирании; они организуются для защиты своих самых элементарных прав, стараясь осуществить на практике часть того, что записано в их программе. Поэтому мы имеем сегодня столько национальных и интернациональных рабочих организаций, сколько доктринальных течений выделилось в обширном и все более расширяющемся пространстве социальной борьбы.

 

В настоящее время на международном уровне существуют три четко определившихся сектора социализма — амстердамская Федерация свободных профсоюзов, московский Интернационал красных профсоюзов (Профинтерн) и берлинская Международная ассоциация трудящихся; их доктрины, соответственно, — социал-демократия, большевизм и анархизм. И это этическое разделение не исчезает. Другие политические и конфессиональные авторитарные тенденции господствуют над частью пролетариата, и классовое сознание не разоблачает перед наемными рабами ложь демагогов из комитетов и с кафедр.

 

Если мы учтем, что в таких странах, как Голландия и Германия, в рабочем движении представлены все этические группы — имеются католические, протестантские, социалистические, большевистские, анархистские и синдикалистские организации — и что эти организации в известной мере принимают классовую борьбу, не совпадая в теории и в тактике действий, — какую ценность может иметь для нас проповедь защитников рабочего единства поверх всех людей и идей?

 

Не обязательно искать примеры в Европе, чтобы продемонстрировать обманчивость политики единства. В Америке мы тоже можем встретить представителей всех течений рабочего движения. Интернационализм выступает в двух основных тенденциях — авторитарном и либертарном. Но есть и тенденции, не представляющие какое-либо четко определенное идеологическое направление: промежуточные организации, которые не следуют никакому доктринальному течению, поскольку они в действительности подчинены процессу капиталистической индустриализации.

 

Мы, анархисты Аргентины, боремся за то, чтобы придать рабочему движению анархистскую интерпретацию. Мы не упорствуем в игнорировании действительности и в искажении фактов с помощью тщетных химер единства. Тем более мы не проводим политики соглашения со скрытыми или явными врагами анархизма. Вот почему, наряду капиталистической опасностью, мы обращаем внимание на опасную тенденцию марксистского авторитаризма и на склонность нейтральных синдикалистов смешивать термины социальной проблемы с ее историческим реализмом…

 

 

 

4.

 

Бесспорно, что в рабочем движении существует преобладающая марксистская тенденция, которая использует бунтарскую фразеологию и под давлением обстоятельств даже перенимает наиболее острые аспекты классовой борьбы. Эта тенденция не имеет никакого особого внешнего обозначения и в целом смешивается с революционными течениями синдикализма, поскольку избегает «политической проблемы» — парламентаризма, с которым обычно связывается марксистская доктрина — в стремлении привлечь в экономической сфере организованных трудящихся, вне либо поверх доктрин партийных течений.

 

Но не просто разобраться в двойной игре последователей Маркса. Критика парламентского социализма основывается на практике социал-реформистских партий и на очевидной беспомощности политических реформ. Но марксизм есть не только в парламентах и в парламентских формах. Мы можем сказать, что он существует и в рабочих организациях, где сильно проявляется материалистическая доктрина именно потому, что они следуют процессу индустриальной централизации и на этой основе вырабатывают в пролетариате менталитет, который точно укладывается в рамках этой капиталистической цивилизации. Иными словами, подчинение трудящегося класса материальным факторам — всем обстоятельствам развития крупной индустрии — совершает подлинный процесс авторитарной доктрины — превращения наемных тружеников в бессознательный придаток экономической машины, а существующего режима — в естественное следствие оков Истории.

 

Из этой «исторической реальности» вытекает фатальность процесса индустриальной экспансии и централизации, и трудящиеся «не могут» прервать его по воле своего сознания и силой своих организаций. И рабочее движение — это не столько полюс, противоположный развитию капитализма, сколько его проявление и содержание. Вот почему, согласно последователям Маркса, рабочие организации подчиняются фатальным законам, избегнуть которых невозможно.

 

В теории так называемые революционные синдикалисты не признают реформистскую практику марксизма. Но на деле они согласны с материалистической тенденцией, так как не только подчиняют рабочее движение процессу капиталистической централизации, но и настаивают на необходимости сохранять в синдикатах абсолютную идеологическую нейтральность. Унитарный синдикализм, «самодостаточный», рассматривающий действие пролетариата как борьбу экономических интересов и видящий все решение социальной проблемы в замене нынешних хозяев — разве это не практика авторитарной тенденции в ее примитивных концепциях, без парламентской политики, без депутатов и рабочих правительств?

 

Социал-реформисты, выступая в роли профсоюзных руководителей, заявляют, что профсоюзы не должны заниматься политическими вопросами. Однако, пытаясь уклониться от моральной проблемы в экономической сфере, согласно классовой школе в рабочем движении, они не собираются отказываться от своих политических целей в управлении корпоративной системой. Она находит свой настоящий триумф в подчинении трудящегося класса индустриальному развитию крупных капиталистических держав.

 

Вот как смотрят на проблему индустриализации рабочего движения марксистские теоретики:

 

«Известно, что, согласно Марксу, современная рабочая ассоциация является неизбежным следствием возникновения крупной промышленности; процесс ее развития приводит ко все большей концентрации. Форма рабочей организации должна определяться формой организации индустрии, и этот факт сегодня трудно оспаривать. Более того, этот принцип часто прославляется в самой рабочей среде, в том числе как пропагандистское средство, а в качестве стимула для организации пролетариата приводятся достижения класса хозяев в его организациях, которые противостоят требованиям трудящихся».

 

Из этого следует, что рабочее движение не может быть независимым от процесса капиталистического развития — от индустриальных конфликтов, выросших на почве конкуренции, и последующих кризисов, порожденных спекуляцией, — если оно не освободиться на деле от марксистских концепций и не будет искать решение человеческих проблем в революционных идеях. Как можно поддерживать независимость синдикализма, который всего лишь шаг за шагом следует экономическим путем, предначертанным в социальном сценарии капиталистической системы?

 

Для марксистов, включая тех, кто не участвует в парламентской деятельности, важно руководить государственной машиной. Экономический марксизм, противник завоевания политической власти, считает необходимым для развития рабочих организаций следующий исходный пункт, также принадлежащий к предпосылкам государственнического социализма:

 

«Едва только зародившаяся индустрия отличается от совершенствования отдельной ремесленной специальности. На этом этапе развития уже закладываются в зародыше специализация и дифференциация различных специальностей, которые характерны для едва лишь возникшей крупной индустрии. Здесь и там появляются различные фабрики, которые мало-помалу на опыте приходят к необходимости установить между собой связи, чтобы решать общие проблемы снабжения сырьем и оборудованием, завоевания рынков и т. д. Этому состоянию индустриального развития приблизительно соответствует рабочая организация со слабым и недифференцированным центральным национальным органом, дополняющим структуру организации в целом в случае наиболее крупных требований и наиболее сложных конфликтов.

 

По мере прогресса в концентрации индустрии, рабочая организация также должна развиваться в сторону большей сложности, специализации функций, концентрации и унификации ее организационной жизни. За концентрацией индустрии, слабо различающейся по отдельным специальностям, должна примерно следовать и рабочая организация в форме национальных федераций по профессиям, как более совершенные органы, нежели изолированные синдикаты в составе общенационального органа.

 

Концентрации крупной промышленности, различающейся по отдельным профессиям, в сфере рабочей организации должно соответствовать появление национальных федераций по отраслям индустрии, способных, с точки зрения труда, решать те проблемы, которые крупные предприниматели решают в интересах капитала».

 

Таков синтез марксистской тенденции, преобладающей в рабочем движении. И как это ни покажется странным, его разделяет немалое число анархистов и синдикалистов, влюбленных в гигантские корпорации, в дисциплинированные армии рабочих, в чудовищный индустриальный прогресс и в катастрофические революции… в соответствии с индустриалистским методом: создания нового общества по матрице старого[1].

 

 

 

5.

 

Мы не понимаем анархизм тех, кто желает быть историчными и научными, и чье единственное отличие от марксистских теорий состоит в оппозиции государству, которое предстает как чисто политическая сущность. Теория аполитичного синдикализма не выражает с достаточной ясностью цели социальной революции. Это означает, что можно вести борьбу с историческим государством, противостоять реформистской пропаганде социал-демократов, отрицать эффективность законов и даже доходить до разрушительной критики парламентаризма, но что это бунтарское действие не обязательно предполагает атаку на основы капиталистической системы. Если политически мы отрицаем эффективность марксистской тактики, но в сфере экономики согласны с ней — то есть перенимаем из марксизма так называемую историческую науку: фатальность развития капитализма в духе односторонности — как можем мы создать революционное движение, способное вырваться из замкнутого круга, в котором вращаются в настоящее время все рабочие партии? И если пролетариат — всего лишь результат социального процесса, действующего без его участия, если его идеи — плод необходимости, а все его действия регулируются экономическим фактором — каким образом смогут анархисты перерезать удавку, привязавшую трудящийся класс к чреву буржуазии?

 

Для социалистов существует параллельный процесс централизации политической власти и индустриальной централизации. Именно в этом состоит историческая наука Маркса. Отсюда те, кто выступает за необходимость завоевания государства трудящимся классом, выводят из этого завоевания то, что они называют руководство экономикой, то есть социализацию капитализма. Совершенно ясно, что мы имеем дело с социологическим софизмом, противоречащим фактам, так как правительство пролетариата — точнее, партии, осуществляющей власть от его имени — то же самое, что правительство народа и для народа или деспотизм меньшинства, опирающегося на пассивность тех, кто всегда оказывается в роли эксплуатируемых жертв тирании.

 

Мы говорили о марксистской логике, которая, если не на деле, то по крайней мере в теории выражает материалистические чаяния. Но как понимать ошибку, в которую впало немалое количество анархистов, которые, выступая за разрушение политического государства, защищают — разумеется, под другим именем — государство экономическое?

 

Поясним различие между этими двумя понятиями, которые кто-нибудь может счесть одинаковыми. Под политическим государством мы понимаем совокупность законов, навязывающих народам насильственный социальный договор. Под экономическим государством — совокупность организаций, представленных капиталистическим режимом, которые сохраняются даже после изменений в юридической системе и переживают все политические революции. Мы хотим сказать этим, что можно разрушить всю социальную организацию, уничтожить историческое государство, экспроприировать буржуазию и ликвидировать частную эксплуатацию, но эти изменения не обязательно будут означать окончательное падение капитализма.

 

Россия дает нам пример выживания капиталистической организации после поражения буржуазии. Государство, сохраненное большевиками, сделало возможным возвращение к капитализму. Российский феномен стал чрезвычайной формой роста неразвитых капиталистических органов, что, в соответствии с теориями Маркса, как раз и предполагало вмешательство в этот процесс «пролетарского менталитета». В результате диктатура пролетариата пыталась развить экономическую систему, которая оправдывала ее существование. Трудящийся класс в России является определяющим фактором капитализма, а не его неизбежным управляющим.

 

Недостаточно, чтобы анархисты боролись с идеей государства, принципом авторитета, реформистскими политическими формулами. Реформизм проявляется в подчинении пролетариата национальному экономическому развитию, в превалировании материальных факторов над способностями и сознанием рабочих, в синдикалистской исключительности, которая выводит триумф революции из технического умения трудящихся, как будто бы проблема равенства и свободы народов заключена в экономическом механизме. К каким заключениям может привести нас подобная логика рассуждения и какие последствия может иметь ее приложение к рабочему движению?

 

Мы утверждаем, что подчинение рабочих организаций процессу каптализации и в особенности индустриальному централизму, не помогая пролетариату добиться постоянных экономических решений, стремится превратить наемных тружеников в добровольных рабов режима, который кажется им неизбежным, хотя и абсурдным. Политическое действие народов, подчиненное экономическим императивам, ограничивается сменой правящих каст; революция понимается как силовой акт, который разрушает юридические системы с тем, чтобы приспособиться к «новым социальным необходимостям». Что означает для пролетариата приведение политического режима в соответствие с экономической системой? В общем, превращение его в руководящий и администрирующий класс в надежде, что капитализм выполнит историческую функцию, соответствующую его нуждам.

 

Поэтому было бы ошибкой предлагать два разных критерия для того, чтобы бороться с одной и той же несправедливостью и разрушить одно и то же зло. Невозможно достичь разрушения политического государства, сохраняя в действии экономическое государство. Второе есть сущность первого, правительства возникают, чтобы подогнать под его требования структуру общества и регулировать ее согласно законам функционирования капиталистических органов.

 

Когда правительство рушится, быстро происходит замена. На базе индивидуальных интересов и соглашений правящие касты, с помощью разного рода привилегий, чередуются у власти. Что толку, если революционная ситуация даст пролетариату правительственную инициативу? Перед лицом свершившегося факта поступят в соответствии с классовым критерием и выберут в администраторы общественных дел тех, кто должен будет, в первую очередь, поддерживать работу экономической машины. Так, по-революционному, восстановится государство на базе капитализма, поскольку менталитет синдикалистов не признает других решений, не укладывающихся в рамки «естественного порядка вещей», то есть условий, созданных режимом наемного труда, широкомасштабной эксплуатации, экономикой, определяемой законом спроса и предложения, монополией и торговлей.

 

Вот почему следует задать вопрос: можно ли придти к коммунизму через капитализм? Ни один анархист не будет поддерживать такой абсурд.

 

Чтобы разработать в настоящем этические и экономические основы коммунистического общества, необходимо разрушить в трудящихся дух и привычки рабства, культ закона и почтение к представителям принципа авторитета. И эту работу плохо выполнят анархисты, которые применяют к рабочему движению «научные» теории Маркса, поддерживая как непререкаемую революционную необходимость подчинение синдикализма формам капиталистического развития. Чтобы придти к анархистскому коммунизму, необходимо будет разрушить капиталистическую организацию и все ее революционные копии…

 

 

 

6.

 

Ничто так не противоречит реалиям революционного рабочего движения, как теория единства. Если концепция рабочего единства означает амальгаму людей, связанных необходимостью и непостоянным оборонительным инстинктом, его возможность состоит в зависимости каждого отдельного человека от общего интереса, преобладающего над их страстями и эгоизмом. Но социальный прогресс идет под знаком партикуляризации, а точнее говоря, индивидуализации; он действует путем частичного развития способностей, а не в соответствии с единообразным процессом классового отбора. Вот почему экономические классы не соответствуют в точности тем моделям, которые приписывают им марксистские теологи.

 

Рабочее единство по-своему объясняется различными апостолами классовой революции. Для государственного социализма эта концепция важна для подтверждения исторического материализма. Если человек есть результат социальной среды, в которой он живет, а его идеи и воля не определяют человеческий прогресс, то явственно признается, что способность людей к изменению формируется экономическими сущностями. Люди всегда остаются несознательными, продуктами неведомых им причин…

 

Нас не убеждает эта материалистическая метафизика. Какую ценность имеет для развития мира этот чисто инстинктивный, биологический импульс, который должен стать единственным определяющим фактором рабочей организации? Человек ведет борьбу за хлеб, за удовлетворение своих потребностей, но в этой борьбе почти всегда заложен альтруистический импульс: желание обеспечить хлеб для всех людей. Именно таков побудительный мотив бунтарства, более высокий, нежели настоятельные потребности и разделения на классы.

 

В результате мы убеждены, что за политикой рабочего единства — квинтэссенции классовой теории — скрываются намерения господствовать и подчинить рабочее движение авторитету политических вождей, действующих в профсоюзной сфере. Те, кто эксплуатируют потребности пролетариата для своих избирательных целей, объявляют войну иным идеологиям… Однако навязывают собственную идеологию пролетарским организациям, которые они держат под своим контролем.

 

Если мы, анархисты, часто говорим о борьбе классов, то делаем это, чтобы указать на реальные контрасты в интеллектуальных, этических и экономических условиях существования людей, составляющих одно и то же общество, но разделенных непреодолимым антагонизмом интересов и привилегий. Но если бы мы попытались обосновать этим классовую теорию, подчиненную экономическому процессу капитализма, мы бы впали в ошибку, приписав революционную ценность преходящему недовольству голодных. Мы не отрицаем значения для развития народов голода, эпидемий и войн. Но мы против выражения процесса эволюции в виде прямой линии, связанной с этими феноменами и независимой от идей. Нищета, толкающая на восстание одно население, подавляет другое. Война, которая вызывают бунты в одном народ, истощает другой. И бывают судороги гнева, жесты энергии, смутное беспокойство о еде, которые доводят людей до отчаяния и бессилия.

 

Революции, определяемые завоеванием хлеба, могут идти различными путями. Движения трудящегося класса всех стран не развиваются параллельно, даже там, где социальные и экономические условия кажутся одинаковыми, потому что ориентацию революции определяют этические факторы, превалирующие над непосредственным интересом.

 

Социальные идеи действуют против мнимого единообразия человеческого прогресса. Вот почему антагонистические секторы рабочего движения выступают все более рельефно. Даже в периоды агитации, когда организации, кажется, приспосабливаются к непосредственным задачам, они следуют этому процессу этической дифференциации, который определяет поведение отдельных людей. Все трудящиеся могут испытывать те же самые потребности, одинаково страдать от несправедливости, зависеть от того же самого хозяина; но не все они обладают одинаковой культурой, способностью, не все имеют одни и те же идеи. И, как логическое следствие, возникает проблема на уровне истолкования: как приступить к коллективному действию, чтобы покончить с царством эксплуатации и позора.

 

На основе истолкований, то есть не того, «почему» существует эксплуатация, а того, «как» положить конец этой системе, возникают секторы рабочего движения со своими особыми доктринами… Совпадение интересов не означает совпадения мнений, идей, воль. Эти последние всегда стоят выше первых, поскольку человек борется, вдохновляясь скорее мыслями, нежели чувствами… Надо сказать, что масса нуждающихся может, следуя импульсу своих непосредственных потребностей, идти по пути революции. Но как только она удовлетворяют чисто физические потребности, она останавливается, образуя заторы, и оказывается парализованной. Только меньшинство сохраняет способность не прекращать борьбу после достижения непосредственной цели, и на этом завоевании основывается возможность полного освобождения.

 

Такое различие в мотивах и целях предопределяет расслоение профсоюзных конгломератов, «органически» поддерживаемых с помощью дисциплины. Являются ли разнообразие и дифференциация, вносимые идеями в рабочее движение, злом? Некоторые анархисты настаивают на игнорировании этого естественного факта, считая соединение всей энергии пролетариата в едином представительном классовом органе «настоятельной необходимостью». В действительности же они отрицают собственную индивидуальность и исключают сами себя из процесса, который предопределяет развитие настоящего революционного движения.

 

Противоречие, вырастающее из двух этих позиций, мы должны искать в самом рабочем движении. Распространилась вера в то, что синдикализм, не будучи отдельной доктриной, есть лишь составляющая экономического развития буржуазного общества, и в силу экономических императивов трудящиеся обязаны действовать в соответствии с необходимостями, созданными капитализмом.

 

Согласно «историческим материалистам», из необходимостей, преобладающих в капиталистической экономике, императива индустриализации и капитализации труда неизбежно вырастает классовое сознание — которое, будучи по происхождению материалистическим, неспособно увидеть революционное решение социальной проблемы (справедливость и равенство поверх всех каст и классов). Чего же хотят тогда защитники классового единства? Только одной вещи: изнутри и извне руководить рабочим движением.

 

Различные секторы рабочего движения представляют в сценарии так называемой классовой борьбы разнообразие революционных мотивов, степеней сознательности, идеологических стадий. И трудящиеся вносят свой вклад в борьбу своим мнением, инициативой, идеей — вопреки классовому униформизму… Ведь истолкование социальных проблем неодинаково для католиков и социалистов, авторитариев и либертариев, пассивных и бунтарей.

 

 

 

7.

 

Предшествовавшие соображения приводят нас к частичному пересмотру тактики анархистов, по крайней мере, в том что касается позиции большинства либертарных активистов в рабочем движении.

 

Нам скажут, что наше движение охватывает всю совокупность проблем, которые ставит перед человеком опыт его социальной жизни, а потому невозможно конкретизировать совокупность революционной идеологии в виде какого-либо устоявшегося принципа. Мы можем согласиться с тем, что сила анархизма состоит в разнообразии тем, истолкований, темпераментов. Но разве нельзя конкретизировать в виде единого метода пропаганды и действия поведение всех анархистов в том, что касается коллективной работы, отнюдь не игнорируя предпочтений каждого человека в деле просвещения масс, в привлечении сторонников, будь то в группе, синдикате или в школе?

 

Мы не можем требовать от индивидуалиста, чтобы он согласился с компромиссом коллективного порядка, если это нарушает его индивидуальность… Тем более мы не должны требовать помощи от антипрофсоюзно настроенных групп в деле пропаганды с непосредственной целью организации пролетариата. Но мы вправе рассчитывать на моральную поддержку тех и других, которая состоит в этом случае в том, отказаться от враждебности по отношению к нам и от намерений разрушить то, что, в конце концов, не требует от них никаких жертв.

 

Мы слишком хорошо знаем, что идейный интегрализм пока невозможен для анархистов. Но это не будет чересчур большим препятствием для общей пропаганды, которая станет разветвляться на различные сферы приложения, но совпадать в революционной цели.

 

Все различные истолкования анархизма сталкиваются между собой на почве практики — в экспериментальной сфере революционных теорий. Все мы согласны, когда речь заходит об оценке общего феномена, который нам продемонстрировала российская революция. Все мы, анархисты, сходимся перед лицом большевизма — сегодня, когда его определяют как часть государственнической и авторитарной идеологии, поскольку речь идет о борьбе с диктатурой, восстановлением государства, бюрократическим централизмом и возвращением к капиталистическому режиму в России. Однако, когда заходит речь о том, чтобы противопоставить социал-реформизму четкую революционную концепцию и силу, способную сдержать его наступление, согласие далеко не столь полно. Большинство товарищей в Европе, даже признавая необходимость защищать в рабочем движении старое разделение между авторитаприями и либертариями, продолжает поддерживать необходимость нейтральности профсоюзов в том, что касается тенденций, не следующих никакой из идеологий, выступающих в социальной борьбе. Синдикализм, заявляют они, является чисто экономическим и должен развиваться за рамками политических влияний, внешних по отношению к этим необходимым императивам… И эта тактическая ошибка, которая оставляет пролетариат игрушкой политических авантюристов и профсоюзных функционеров, исключает анархистов как фактор, влияющий на ориентацию рабочего движения, чем пользуются в своих избирательных целях социалистические политиканы.

 

Этой позиции, в целом разделяемой анархистами большинства стран, мы противопоставляем тактику рабочего движения с либертарной ориентацией. В чем состоит наш идейный интегрализм? В деле революционной пропаганды, в целом, мы не делаем различий между рабочим и служащим, между работником физического и умственного труда. Мы не считаем, что экономический фактор сам по себе предопределяет восстание пролетариата, тем более, что этого достаточно для освободительной борьбы. Мы признаем важность этого фактора, но не подчиняем его проявлениям другие факторы, которые тоже способствуют превращению человека в мыслящее целое. С другой стороны, если в политическом и экономическом строе существует тесная взаимосвязь между всеми проявлениями социального зла, если все несправедливости проистекают из одного и того же принципа и находят свое историческое выражение в государстве, зачем же настаивать на разделении следствий одной и той же причины и применять различные средства для лечения симптомов общего заболевания?

 

Повторяя тактику социал-демократов и действуя политическим методом, те, кто ищут частичных лекарств для исторического зла, всего лишь попадают в замкнутый круг марксизма. Вместо того, чтобы охватить весь комплекс социальных проблем в универсальном революционном движении, пришлось бы создать столько движений, сколько аспектов имеет так называемый социальный вопрос. И этот партикуляризм привел бы нас к нынешнему распылению сил, ослабляя сопротивление анархизма перед лицом общего врага.

 

Необходимо противостоять распылению энергии и воли. Анархизм может выработать основу интегрального действия, так чтобы сторонникам различных отдельных доктрин не пришлось ради этого отказываться от своих особых точек зрения. Если есть общая цель, какое значение имеет то, что средства ее достижения не являются абсолютно одинаковыми? Достаточно того, чтобы либертарный дух вдохновлял борьбу тех, кто сделал своим дело свободы и эмансипации пролетариата, и придавал импульсы этой борьбы.

 

 

 

8.

 

Суммируя наши мысли, мы приходим к следующим выводам:

 

Мы предпочитаем синдикальную организацию специфически-анархистской группе не потому, что эта первая является рабочей, а, скорее, потому что она позволяет привлечь к кругу своего влияния большое количество людей и открывает наиболее широкое поле для революционного действия. Отвергая исключительный характер синдикализма, который, согласно теоретикам этой псевдодоктрины, не признает ничего, кроме защиты интересов наемного труженика, и понимая пролетарскую организацию как интегральное движение народа, анархизм перестает быть «особой» доктриной, внешней по отношению к трудящимся и ютящейся на обочине или поверх профсоюзов.

 

Предпочитая профсоюз идеологической группе и в целом отвергая особую организацию анархизма, мы не заявляем, что придаем важность исключительно экономическому вопросу. Мы хотим порвать с синдикалистской традицией и превратить анархизм в нерв рабочего движения. И наше наибольшее стремление — покончить с разделением на пропаганду в двух различных и все более расходящихся сферах — синдикалиьного экономизма и чистой доктрины.

 

 

 

* * *

 

Для революционеров пятидесятилетней давности было сравнительно просто выработать общую основу для деятельности в рабочем движении. Девиз Первого Интернационала «Трудящиеся всех стран, объединяйтесь!» служил широкой программой действий. Социализм, классовый идеал, еще не приобрел своих «научных» формул. Непосредственные интересы объединяли всех организованных трудящихся единой целью. И революция, понимаемая как силовой акт, направленный против капиталистов, представляла совокупность экономических интересов, определяемых исключительно на основе социального контраста и силы антагонизма, который существовал между эксплуатируемыми и эксплуататорами.

 

С развитием идей изменились и методы борьбы. Выражение «Освобождение трудящихся должно быть делом самих трудящихся» хотя и продолжает служить девизом социализма, утратило силу первоначального воздействия. Трудящиеся могут искать своего освобождения прямыми, революционными средствами; однако, согласно марксистским теоретикам, они смогут добиться его гораздо проще и меньшей ценой, реализуя свой гражданский суверенитет, посылая депутатов в парламент, усиливая кризис капитализма поэтапным завоеванием власти. И эта тактика, плод авторитарной теории, которая насчитывает миллионы сторонников, сильнейшим образом влияет на ориентацию пролетариата и парализует революционные силы демократическими иллюзиями.

 

Синдикализм не является автономной доктриной, чуждая столкновениям политических и философских тенденций, на которые разделен пролетариат. Это средство действия, подчиненное социальному процессу развития народов и заимствующее у различных социалистических школ метод пропаганды и программу возможных мер.

 

 

 

* * *

 

Разделение на тенденции существует во всех странах, и борьба за ориентацию рабочего движения, которую ведут различные политические и доктринальные секторы, захватывает максимум энергии социализма и анархизма. В результате тактическая проблема состоит не в том, что для организации пролетариата используются те или иные средства, а именно в принятии «особой методологии» с тем, чтобы довести до конца работу по привлечению сторонников, которую ведет каждый из секторов активистов. Партикуляризм выражается в доктринах, которые однако могут обобщаться и распространяться на значительное число трудящихся, и именно под действием «особых» мнений и концепций рабочий создает свои методы борьбы, выковывает свое боевое оружие за пределами или поверх так называемого классового интереса.

 

Подчинять все социальные проблемы экономической функции или утверждать, что у рабочих есть только материальный интерес бороться против капитализма и государства, — значит отрицать само существование идей. Если мы примем, что материалистический детерминизм подчинен относительности процесса морального развития народов, то должны признать логичным наличие доктринальных антагонизмов между людьми, даже связанных одним и тем же экономическим интересом. То, что мы защищаем этот принцип, ни в коей мере не означает, что мы отрицаем возможность взаимопонимания между рабочими для борьбы с общим врагом. Но сообщество в нищете и несчастье не предопределяет, что все эксплуатируемые в равной мере способны к борьбе, напротив. Это проявляется в различии теоретических и тактических истолкований в рабочем движении.

 

(Certamen Internacional de La Protesta. Buenos Aires, 1927. P.90 — 99).

 

 

 

 

 

 

 

Эмилио Лопес Аранго

 

 

 

СИНДИКАЛИЗМ И АНАРХИЗМ

 

 

 

В противовес материалистическому синдикализму (требующему установления власти профсоюзов или намеревающемуся создать в рамках старого общества экономическую структуру нового общества) мы выдвигаем идею интегрального рабочего движения. Такое движение должно включать все философские проблемами, занимающие дух свободного человека, и действовать в экономической сфере, которая служит ареной борьбы пролетариата.

 

Мы отвергаем аполитичную чушь защитников идеологически-нейтрального синдикализма. Индустриалистской тенденции, которая видит смысл существования рабочих организаций в простых экономических задачах, а его революционный потенциал — в отождествлении человека с исполняемой им работой, мы противопоставляем анархистские положения, либертарную идею, понимающую человека как целостное социальное существо, чьи действия и мысли направлены на достижение единственного положительного завоевания: интегральное освобождение не только пролетариата, но и всего человечества. Такова наша ясная и определенная позиция. Мы, анархисты, считаем, что рабочее движение как широкое поле для революционной деятельности должно отражать отстаиваемые нами мнения, идеи и пожелания. Поэтому мы не разделяем теорию идейной нейтральности рабочего движения как отрицание личности — целостного существа, которое мыслит и определяет свои собственные экономические условия существования.

 

Что может быть более нелогичным и иррациональным, чем пытаться избежать в рабочих союзах столкновения мнений и идейных конфликтов? Нейтральность — это фикция и отрицание. О человеке судят по его идеям, а не по слухам и разговором. И если анархисты не хотят отрицать свое собственное дело, они должны распространять свои идеи во все стороны и отстаивать их во всех сферах, где они действуют.

 

Не все рабочие поймут наши идеи? Давайте займемся этой капитальной проблемой по существу: кто действительно убежден идеалом, а кто просто верит в него?

 

Чтобы создать синдикальное движение, соответствующее нашим идеям — анархистский синдикализм — не нужно «вдалбливать» в мозги рабочих идеи, которые они не понимают и против которых испытывают обычные предрассудки. Вопрос стоит иначе. В отличие от марксистской концепции о том, что рабочий класс на основе своих экономических интересов сам по себе представляет собой однородный и целостный социальный организм, мы считаем, что пролетариат, как революционная сила, — это то, что он представляет из себя в идейном и этическом отношении.

 

Современное социальное движение, несмотря на экономический фактор, вдохновляемся идейными принципами и потому в нем живо проявляются и формулируются теоретически те противоречия, которые существуют в сфере идей. Далекие от того, чтобы уходить от этого капитального вопроса, мы, анархисты, должны внести свой вклад в этот процесс размежевания, составляющий действительный характер экономической борьбы. Способствуем ли мы тем самым более глубокому разделению трудящегося класса по сравнению с тем, как это имеет место сейчас? Да. Но именно в этом разделении — залог жизненности движения, а не дисциплинированных сил, армий, подчиненных указующему голосу вождей, человеческого стада, вносящего в борьбу свою пассивность и свой слепой инстинкт.

 

Мы, анархисты, должны создать инструмент действия, который позволит нам быть действующей силой, ведущей борьбу за завоевание будущего. Синдикализм может выполнить эту историческую миссию, но только при том условии, что он будет вдохновляться анархистскими идеями. Это проявление крайней нетерпимости и даже диктаторских намерений? Оставив в стороне утверждения, будто мы пытаемся навязать наши концепции всему пролетариату и потому нам нужно взывать к дисциплине и спуститься в область чисто экономических тяжб, в наших предложениях нет ничего такого, что покушалось бы на независимость остальных политических или идейных течений, действующих среди рабочих.

 

Мы говорили и повторяли, что не считаем пролетариат классом, полностью подчиненным его экономическому положению и, как следствие, сознающему свое униженное положение в качестве класса и склонному отстаивать свои права. Даже если у части пролетариата имеется это «классовое сознание», оно служит исключительно в качестве элемента суждения в борьбе с буржуазией за непосредственные экономические требования, причем вся социальная проблема остается подчинена различным идейным истолкованиям. Общая ненависть к буржуазии и общие потребности наемных работников могут в какой-то момент определять это «единство класса». Но как только встают на почву социальной проблематики, тут же возникают противоречия и происходит размежевание. Как можно примирить в ходе забастовки тех, кто настаивает на необходимости подчинить свои требования решению арбитражного суда, и тех, кто всеми силами сопротивляется соглашательству и основывает свое торжество на прямом революционном действии? А в том случае, если трудящиеся окажутся перед перспективой победоносной революции, как они смогут сохранить свое «единство класса»? Разве не встанет немедленно проблема идеологии, предопределяя столкновение между сторонниками различных теорий преобразования общества?

 

Организация труда — оставляя в стороне ее непосредственные экономические цели: защиту заработков и борьбу против капиталистической реакции — это соединение в различных их аспектах и многочисленных проявлениях политических и идейных принципов, которые привносят в социальную борьбу свою логику и неминуемые противоречия. Мы, анархисты, не собираемся уклоняться от этого столкновения мнений: да, мы хотим создать собственное средство влияния в рабочем движении, синдикальную тенденцию, которая станет живым воплощением наших идей и оружием в борьбе не только против современных нам капитализма и государства, но и против потенциальных форм капитализма и государства — против марксистской теории и ее различных авторитарных проявлений как в сфере политики, ориентированной на выборы, так и в области синдикализма.

 

Нас нельзя обвинять в том, что мы не высказываем со всей ясностью то, что думаем о синдикализме. Разве есть товарищи, которые думают иначе? Мир можно завоевать разумом, а не дубинкой… И эти разумные аргументы необходимо высказать, чтобы мы поняли, возможно ли придти к осознанию вопросов, которые далеко отделяют нас от того, чтобы быть завоеванными zancaso.

 

 

 

 

[1] На IV конгрессе Международной Ассоциации Трудящихся в 1931 г. делегат Американской континентальной ассоциации трудящихся Д. Абад де Сантильян заявил: «на конгрессе представлены два различных мнения. Большинство европейских делегатов делает ставку только на доверие к индустриальным проблемам.. Это можно понять перед лицом преобладания индустрии в Европе. Но не следует забывать, что большая часть человечества состоит из сельского населения. По этой причине было бы по меньшей мере односторонним рассматривать кризис только через призму городской индустриальной точки зрения. Не только политический фашизм, но и капиталистический индустриализм является опаснейшей формой тирании. Товарищи полагают, что экономический вопрос один имеет решающее значение. Однако капиталистический аппарат, если он останется, как есть, и в наших руках никогда не станет инструментом освобождения человека, подавленного гигантским механизмом. Экономический кризис вызван огромным развитием машин и рационализации, он не ограничивается только городской индустрией, но распространяется и на сельской хозяйство, это универсальный кризис, который может быть решен только социальной революцией». Поэтому латиноамериканские делегаты выступили против предложенного французскими синдикалистами реорганизации международного анархо-синдикалистского движения в виде всемирной структуры индустриальных синдикатов, способных в случае революции перенять управление существующей системой индустриального производства. Сантильян заявил: «Индустриализация не является необходимой. Люди тысячелетия жили без нее, жизненное счастье и благосостояние не зависят от индустриализации». Он «не против подготовки революции; мы ежедневно готовим революцию духовно и материально, но каждому течению при этом должна быть предоставлена полная свобода, которую не должны ограничивать другие течения. Не следует полагать, что грядущая революция раз и навсегда все разрешит. Следующая революция не будет последней. В буре революции все приготовления будут выброшены за борт, революция создает себе свои собственные формы жизни». По словам аргентинского делегата И. Марти, французские синдикалисты «совершают ошибку, пытаясь механизировать М.А.Т. Надо думать не исключительно о производстве, а больше о самих людях; главная задача — не организация хозяйственной системы, а распространение анархистской идеологии». Марти выступил против рационализации, поскольку «не человек существует для общества, а общество для людей. Он хотел бы призвать чистых синдикалистов: назад к простоте природы, к сельскому хозяйству, к коммуне. Только следуя этим принципам, можно преодолеть рыночное производство и перейти к системе свободного распределения» (IV. Weltkongress der Internationalen Arbeiter-Assoziation. Madrid, vom 16. bis 21. Juni 1931. Berlin, 1931. S. 14-15, 17, 18.)

 

По мнению аргентинских анархистов, пролетариат «должен стать стеной, которая остановит экспансию индустриального империализма. Только так, создавая этические ценности, способные развить в пролетариате понимание социальных проблем независимо от буржуазной цивилизации, можно придти к созданию неразрушимых основ антикапиталистической и антимарксистской революции: революции, которая разрушит режим крупной индустрии и финансовых, промышленных и торговых трестов» (E. Lopez Arango, D. Abad de Santillan. El anarquismo en el movimiento obrero. Barcelona, 1925, p. 49).

 

Аргентинские анархисты выступили против идеи синдикального общественного устройства при сохранении индустриальной системы против социальной революции. В «Концепции синдикализма и его социальных задач» ФОРА отмечалось, в частности: «Тем, кто провозглашает «Вся власть синдикатам» ФОРА осознанно возражает, напоминая о том, что всякая власть есть зло — «Никакой власти никому»… ФОРА признает, что синдикализм является единственным средством, которым обладает рабочий класс для борьбы с эксплуатацией, патронатом и государством. Однако — не более, чем средством защиты, наиболее активным средством, которое может вызвать факт революции.

 

Однако это, в то же время, форма организации, рожденная из материальной необходимости, которой предстоит исчезнуть вместе с причинами ее создания, то есть существующей социальной и экономической системой…

 

Заявляя, что синдикальная организация может быть определена только как средство борьбы — наилучшее — против капитала и государства, мы не исключаем возможности ее революционных функций в конструктивный период. Но мы исключаем любую идею навязать ее нам в качестве заданной, предопределенной линии действий, предоставляя организованным трудящимся в момент осуществления революции полную свободу определять формы структурирования и организации».