Сейчас все говорят о наступившем экономическом кризисе, который обернется ростом безработицы. Кроме того, возможно и повышение цен, а подобное сочетание может разбудить народный гнев. Не тот гнев, который сегодня имел место в отпущеных полицией рамках и выражался горсткой политических активистов, а тот гнев, который поднимает на борьбу массы. Не стоит забывать, что рост цен привел к сокращению реальной заработной платы и, как следствие. росту забастовочного движения в период 2007-2008 гг.; только в 2008 прошло, по данным ИКД, 36 стачек. Стоит так же помнить, что восстают не голодные и истощенные, а сытые, которых забыли покормить.
Однако, волна рабочих выступлений сошла на нет, была сбита. Факторы, из-за которых это произошло, по- прежнему действуют и могут оказать серьезное влияние на будущие классовые сражения. В забастовочном движении в современной России, в наиболее ярких и масштабных забастовках, таких, как выступление рабочих Форда, Автоваза, работников железных дорог, видим общие черты.
С одной стороны проснувшаяся энергия класса, стремление людей отстоять свои права, стремление. которое время от времени преобретает массовый характер. Бастующие трудящиеся Форда регулярно собираются на общие собрания для принятия решений. Железнодорожники самостоятельно договариваются между собой на уровне отдельных ДЕПО и путем прямого давления снимают с работы неустойчивые элементы, обеспечивая тем самым эффективность стачки. Рабочие Автоваза в количестве 2х тысяч, как члены профсоюзов так и непрофсоюзные, останавливают работу в результате митинга и успешной агитации радикальных элементов.
С другой стороны — препятствие. Рисковать собой, своей свободой или жизнью ради простой прибавки к жалованию рабочие не готовы. Идти на массовые перекрытия трас, захват заводов или иные, еще более радикальные меры ради прибавки к жалованию, без которой, теоретически можно и прожить, рабочие, в массе своей, пока не готовы. Кроме того, бастующие привыкли полагаться на руководство, так их воспитали семья, школа, армия и сама жизнь в условиях современного предприятия и государства. Поэтому большинство считает возможным полагаться на профсоюзное начальство — пусть, мол, оно само ведет переговоры и решает, что да как. Мы бастуем, а дополнительной головной боли нам не надо.
Профсоюзное начальство так же следует подобным шаблонам. Как правило, это наиболее активные люди либо из числа бывших рабочих, выбившиеся в оплачиваемые профсоюзные функционеры (менеджеры), либо рабочие, расчитывающие на определенные привилегии, политический пиар и политическую карьеру, с тем, чтобы вырваться в будущем из той рутины, на которую их обрекает жизнь рабочего человека. Настроены они весьма умеренно, легалистски, поскольку расчитывают на карьеру в рамках системы. Сознательными врагами капитализма эти люди не являются, как и большинство рабочих. И не случайно именно эти карьеристы и реформисты выдвинулись из рабочей массы, в целом так же настроенной карьеристски и реформистски.
Но, разрыв между пролетарской массой, как бы не была она реформистски настроена, и руководителями, возник уже на этом этапе. Руководители самостоятельно решают вопросы управления людьми, процессами и, не в последнюю очередь, финансами профсоюзов, а в ряде случаев еще и получают зарплату за все это. Конечно, они не заинтересованы ни в дополнительном развитии рабочей самоорганизации и контроля (это приведет к урезанию их власти), ни в выходе движения за рамки легальности (иначе их, как официальных засвеченных руководителей, просто арестуют за незаконные действия). Поскольку руководители-реформисты получают доступ к принятию важных решений, а масса не всегда эти решения контролирует, а часто и не контролирует вовсе, постольку руководители начинают блокировать любые попытки радикализации движения. На Форде руководство профсоюза постаралось не допустить выхода движения за законные рамки и в целом работало на смягчение требований, на ж.д. руководство потребовало прекратить стачку на следующий день после ее начала (что и было исполнено рабочими) , на Автовазе руководство профсоюза Единство пообещало рабочим «начать переговоры с администрацией» (!) и так же заявило, что репрессий не будет, в обмен те прекратили стачку и естественно ничего не добились (а репрессии все-таки были).
Между тем, легальные действия обычно не приносят и не могут принести успех в современной России (а, может быть и в современном мире). Руководители профсоюзов от забастовок выигрывают, приобретая определенный общественный авторитет, а рядовые рабочие от таких забастовок теряют. Стачка на Форде принесла прибавку жалования в 16-20%, но при этом под разными предлогами с рабочих было снято 7% зарплаты, в итоге даже не была скомпенсирована инфляция; бунтовавшую вторую смену лишили возможности работать сверхурочно и люди, разочаровавшись во всем, стали массами покидать завод. О желдорах и рабочих Автоваза и говорить не приходится… Быть может, и имелся шанс выйти за рамки легальности еще на этом этапе, во время пиков борьбы, когда она достигала наивысшего накала. Но руководители профсоюзов сделали все, чтобы этого не допустить.
Столкнувшись с противоречием, описанным выше, рабочая масса отказалась от стачечной борьбы. Профсоюзные руководители распиарились и им стачки принесли некоторые выгоды (хотя для кого-то и обернулись неприятностями). Рядовые рабочие не получили ничего или почти ничего. Продолжать борьбу старыми методами, не приносящими пользы, рабочие не видят смысла, на иные методы они пока не готовы. Сообщения о том, что во время стачек в Испании трудящиеся строят баррикады из горящих покрышек и закидывают полицию зажигательными бомбами, а в Аргентине возмущенные рабочие выкинули из окна профкомыча, отказавшегося поддержать их требования, вызывают робкое сочувствие, но и только.
Почему легальные, в рамках закона, стачки и профсоюзы бесполезны для рабочих? Российский бизнес не заинтересован ни в какой долгосрочной стратегии модернизации: ему важно как можно быстрее снять с предприятия сливки, почти не вклыдываясь в ремонт и развитие, потому что завтра любого бизнесмена могут отстранить от дела силовым путем рейдеры или госчиновники. Так что снять сливки можно только за счет сверхуэксплуатации рабочих. Иностранный бизнес заинтересован в сверхнизкой заработной плате, и только так готов вести дела в России, иначе ему выгоднее перенести предприятие в Китай или на Украину, где заработная плата еще ниже. К этому следует прибавить мощный субъективный фактор. Марлен Инсаров пишет: «Русская буржуазия не способна идти на уступки своим наемным рабам не только объективно, но и субъективно. В самом деле, каковы два главных источника происхождения современной русской буржуазии? Это сталинский государственный аппарат и мафия. Ни тот, ни другой институт не были школой социального компромисса, а между тем правящий класс России по сей день представляет собой единую в трех лицах троицу чиновника, бандита и бизнесмена. О какой такой профсоюзной стачке может идти речь в городке, где «все схвачено» данной троицей? Правящий класс России даже внутри себя привык решать дела посредством прямого насилия, с какой стати он будет вести себя по отношению к своим рабам по-другому? Идти по пути наивного профсоюзничества означает в данных условиях просто подставлять рабочих активистов под террор правящего класса, под террор, к которому они будут абсолютно не готовы ни физически, ни психологически.» Прибавим и то, что, как отмечает тот же Инсаров «значительную и весьма важную часть современного российского пролетариата составляют рабочие-мигранты. Какую такую борьбу в рамках профсоюзов они могут вести, когда профсоюзы ограничивают свою деятельность рамками законов, а для законов рабочих-мигрантов не существует вообще? При нынешних порядках и при нынешних законах в России, при антизабастовочном законодательстве, при тесной срощенности буржуазии, мафии и спецслужб профсоюзная реформистская борьба в России просто невозможна. Нынешний спад забастовочного движения в России после его подъема лета 2007-весны 2008гг. объясняется как раз тем обстоятельством, что рабочие почувствовали это по реакции властей на забастовку на «Форде» и на стачку железнодорожников, а к другим формам и методам борьбы рабочие пока в большинстве своем не готовы.»
Однако кризис, когда масса людей теряет средства к существованию, лишается возможности прокормить себя и своих детей, — это уже явление совершенно иного порядка. В таких условиях пролетарская масса может взломать рамки профсоюзов и легальности, как это было во время великих революций в России и на Западе. Она сможет созвать суверенные собрания на своих предприятиях и создать полностью подконтрольные им рабочие советы. Быть может (это не предсказуемо) отчаянье придаст народному движению силы, позволит ему смести нынешних вождей и стать движением для себя.
…Социально-революционные, анархистские организации не могут взирать в качестве наблюдателей на то, что происходило и происходит с российским пролетариатом. Мы должны, обязаны пытаться ускорить процесс развития пролетарского сознания и действия (это относится не только к движению на фабриках и заводах, но и к движению жильцов против точечной застройки). Быть может движению суждено пройти путь в сотню этапов, прежде чем из него вырастет сила, способная менять мир — наша задача спрямить его путь словом и делом. Если в результате нашей агитации рабочие и жильцы быстрее усвоят, что легальная профсоюзная борьба бесполезна и даже губительна для массы, если в результате распространения нашей пропаганды они поймут, что оставить движение в руках руководства, значит погубить себя, ибо руководство легко купить или запугать, то мы тем самым ускорим процесс социального развития. Мы может быть сделаем свое дело уже в том случае, если избавим социальные движения хотя бы от какой-нибудь одной вредной иллюзии.