Архив метки: анархо-коммунизм

Стэнли Марон

АЛЬТЕРНАТИВА КИБУЦЕВ

 

Многочисленные коммуны, созданные еврейскими трудящимися перед первой мировой войной на территории Палестины, которая тогда еще была частью Оттоманской империи, были тем ядром, из которого возникли первые кибуцы. Появление этих коммун отвечало потребностям молодых одиноких мужчин и женщин, которые оказались в социальной среде, почти совершенно оторванной от семейной основы. Действительно, такие коммуны заменяли им семью, оставшуюся где-нибудь за спиной, в Восточной Европе или в другом месте.

 

Условия жизни были трудными, работа — тяжелой, а болезни — частыми. В коммунах бывало часто не более 12 человек. Порою случалось так, что треть из них работала, треть болела, а остальные ухаживали за больными и занимались домашними делами. Те, кто работали, передавали заработанные средства в общий фонд, за счет которого жила вся коммуна.

 

В целом, эти маленькие коммуны воспринимались лишь как некое временное решение для удовлетворения элементарных потребностей своих членов, а не как постоянный образ жизни. В общей ситуации крайней бедности, безработицы и незнакомого окружения молодые пионеры обнаружили, что объединение в коммуны и соединение вместе их скудных ресурсов позволяет им наиболее просто решать их жизненные проблемы. Поскольку большинство членов этих первых коммун были очень молоды, стремление к тесным и равным отношениям казалось им естественным и справедливым. Большую часть времени и энергии поглощала простая борьба за выживание. Люди обнаружили, что, обладая всем вместе и держась в соответствии с принципом материальной и моральной взаимопомощи, они наиболее легко добьются прогресса. Совместная жизнь и совместное владение стали основными принципами коммунитарной жизни.

 

Поскольку эти молодые пионеры приехали в Палестину с целью построить родину для евреев[i], они считали себя передовым отрядом всех трудящихся, который боролся за общее благо еврейского народа. Производительный труд должен был стать составной частью образа жизни и фундаментальным принципом их совместной жизни. Трудиться на благо всех было их целью — шла ли речь об их группе или об общих интересах евреев.

 

На возникновение кибуцев оказала влияние прежде всего революционная идеология 19-го — первых лет 20-го вв., причем в основе лежало противоречие между децентрализованным и самоуправленческим подходом, который отождествлялся с анархизмом, и подходом, связанным с централизованным контролем и использованием правительственной власти, определяющей структурное взаимодействие, который отождествлялся с большевизмом.

 

Анархо-коммунизм Петра Кропоткина пользовался большой привлекательностью для всех тех, кто научился презирать бюрократическое и деспотическое управление и считал, что вольные коммуны могут быть реалистической альтернативой. Индивидуалистический анархизм… обладал сильной и романтической привлекательностью для тех, кто надеялся на совершенно свободную жизнь. Анархизм в той или иной форме был преобладающей идеологией среди молодых пионеров и усиливал их стремление к свободному моральному участию в практическом сионизме, а не к более абстрактному и неопределенному политическому сионизму Герцля, поддержанному большинством организованного сионистского движения[ii].

 

Другие, находясь под влиянием марксистской идеологии и политического сионизма, связывали свою собственную усердную трудовую жизнь с пролетариатом и трудящимся классом в целом. Они считали себя пионерами еврейского пролетариата, которые должны были придать еврейскому обществу более чистую социальную структуру и создать инструменты для потенциальной революции, ведущей к установлению контроля над властью и созданию полностью справедливого и равного общества.

 

Анархо-коммунисты приветствовали возможность создания сельскохозяйственных коммун с автономией, позволяющей свободное осуществление жизненной этики, очищенной от коррумпирующего влияния рынка и бюрократического нажима. Они надеялись даже обеспечить высокую степень автаркии и экономического самообеспечения с помощью упорного труда и простой жизни. Анархисты-индивидуалисты противились этому движению, считая, что институционализированное коммунальное общежитие нанесет ущерб индивидуальной свободе. Для многих из них осуществление их идеалов могло быть возможным только в виде небольшого семейного дома, в котором члены будут работать вместе и друг для друга как одна естественная семья. Они предпочитали модель кооперативного предприятия («мошава»), подразделенного на отдельные семейные элементы; внутри поселения должны были существовать взаимная помощь и разделение продаж и покупок[iii].

 

Внутри марксистски ориентированной группы одна из фракций поддерживала идею кибуца, считая ее хорошим средством для формирования организованных и идеологически ответственных групп внутри пролетариата — сравнительно независимых и мобильных источников поддержки революционного действия[iv]. Другая фракция была резко против идеи кибуцев, утверждая, что аграрные коммуны, в которых трудящиеся будут владельцами средств производства, превратятся в своего рода кулаков, то есть средний класс, эксплуатирующий пролетариат и революцию. Представители этой фракции сохраняли верность идеалу создания класса трудящихся-евреев, которые на первом этапе строительства еврейской родины оставались бы объектом эксплуатации со стороны капиталистов, а затем, в соответствии с марксистской теорией, накопили бы достаточно сил для свержения капиталистов и установления собственной власти[v].

 

Все фракции считали себя частью некоего целого, которое можно назвать «сионистским лейборизмом» или «сионистским социализмом».

 

Члены коммуны, которая создала первый кибуц, Деганию, симпатизировали анархистской идее и входили в «Ха-шомер ха-цаир»[vi]. Их идеалом была небольшая тесная община («квуца»), которая немедленно осуществила бы ситуацию свободы и равенства для всех. Это предполагало, что все будут рассматриваться как одна большая семья, что должно было позволить избежать создания обычных семейных структур — изолированных, патерналистских и репрессивных в отношении женщин. Этот идеал означал немедленное и полное освобождение женщин коммуны, имеющих равные права и обязанности с членами коммуны мужчинами. Было решено положить в основу организации кибуца общую столовую и общие коммунальные службы, что освобождало женщин от ежедневных занятий на кухне, уборки, ухода за детьми, позволяя им развивать свои личные способности.

 

Со временем выяснилось, что турецкие власти неспособны поддерживать порядок и законность. Экономические условия в период перед первой мировой войны все больше ухудшались, участились кражи имущества еврейских поселенцев, имелись случаи убийств, совершенных бандами арабов[vii]. Некоторые молодые пионеры создали в ответ охранные части, которые служили своего рода ополчением (народной милицией). Сельские жители вызывали их для защиты полей во время сезонов сбора урожая или при других надобностях. Эти ополченцы, действия которых требовали значительной мобильности и нерегулярности во времени, решили, что только кибуц сможет обеспечить безопасность их женщин и детей в то время как они сами будут находиться далеко с обходом; необходимо было также место, где они могли бы работать в промежутке между выступлениями. Они основали кибуц Кфар Гилади на крайнем севере Галилеи.

 

В это время коммуны, созданные трудящимися-евреями в различных частях страны, объединились для того, чтобы создать то, что должно было стать коммуной коммун под названием «Гдуд Ха-авода» («Легион труда»)[viii]. В него вошли некоторые наиболее крупные кибуцы, и на некоторое время была создана структура в масштабе всей страны, включавшая треть всех еврейских трудящихся Палестины и вдохновлявшаяся образом нового, анархо-коммунистического еврейского сообщества. Однако этот проект не удался, поскольку стала раздаваться критика идеи общего фонда всех коммун: убытки одних должны были компенсироваться за счет доходов других. Такая система требовала определенной степени централизованного руководства, к которому многие члены относились критически. Кроме того, они добивались большей автономии для участвовавших коммун[ix].

 

Возникли альтернативные проекты организации кибуцев всей страны в виде национальных федераций. Кибуц Эйн-Гарод, отколовшийся от «Гдуд Ха-авода» из-за проблемы централизованной экономики[x], сформировал национальную федерацию под названием «Ха-киббуц ха-меухад» («Объединенный кибуц») с централизованным руководством решения национальных проблем и административно-экономической автономией составлявших ее коммун. Руководящей идеей было создание руководимой из центра силы, цель которой состояла прежде всего в служении делу сионизма. Все ее члены должны были быть всегда готовы выполнить все необходимые национальные задачи…[xi]

 

Другая общенациональная федерация была создана в тот же самый период членами «Ха-шомер ха-цаир» и называлась «Ха-киббуц ха-арци» («Всеизраильский кибуц»)[xii]. Она приняла принцип централизованного политического руководства и общей идеологии, но настаивала на максимальной автономии каждой коммуны в экономической сфере.

 

Небольшие коммуны…, близкие по своим условиям к первому кибуцу Дегания, сперва продолжали отрицать идею организации на всей территории страны, однако через несколько лет образовали свободную федерацию под названием «Хевер ха-квуцот» («Лига квуц»). Они сопротивлялись любому типу централизации и продолжали отстаивать принцип полной автономии для каждого кибуца[xiii].

 

Потребность в некоей организованной структуре для различных коммун и кибуцев имела два мотива. Трудящиеся, которые отождествляли себя с лейбористским сионизмом, создали в 1920 г. общенациональную организацию «Гистадрут» — «Всеобщую организацию еврейских трудящихся на израильской земле». В период его создания существовала надежда на то, что он объединит всех сторонников лейбористского сионизма и сможет преодолеть отдельные политические партии. Эта цель не была достигнута, и Гистадрут стал включать представителей политических партий; выборы его руководства стали осуществляться на партийной основе. Поэтому все коммуны или кибуцы, входящие в Гистадрут, получили импульс к организации на политической основе, чтобы иметь представительство в его органах[xiv].

 

Другим мотивом, делавшим необходимой организацию, было отношение к проблеме внутреннего роста. Появились широкие молодежные сионистские движения, особенно в Восточной и Центральной Европе. Большая часть их членов отождествляла себя с идеалами кибуца, воспринимаемого как наиболее продвинутая и полная форма революции, как практическое осуществление идеала посткапиталистического общества. Внутри этих молодежных движений существовали группы, которые готовились создать новые кибуцы; им были необходимы обучение и руководство. Каждое из молодежных движений связывало себя с различной идеологической ориентацией и различным руководством; между ними существовала значительная конкуренция. Постепенно институциональное сионистское движение приобрело структуру ассоциации политических партий, и было мало возможностей получить землю или обрести иные возможности для поселения, не вступая в одну из признанных политических партий.

 

«Хевер ха-квуцот», наиболее анархичное из всех объединений[xv], особенно ощущало на себе отсутствие организационной базы, с помощью которой оно могло бы привлекать новых членов, и составлявшие его коммуны развивались медленнее. В конце концов, потребность выживания побудила это движение объединиться с двумя зарубежными молодежными движениями — «Гордония»[xvi] и «Маккаби ха-цаир». В 1936 г. лига «Хевер ха-квуцот» стала полностью организованным политическим движением, наряду с «Ха-киббуц ха-меухад» и «Ха-киббуц ха-арци», с растущим влиянием политических партий. Анархическая ориентация большой части членов кибуцев постепенно стала ограничиваться сферой внутренней жизни каждого кибуца.

 

Отношения между индивидом и общиной вызывали наибольшие споры и противоречия. С одной стороны стояли анархисты, сторонники максимальной индивидуальной свободы, а с другой — те, кто предлагал максимальную дисциплину и подчинение индивида общине. Индивидуалисты выступали за децентрализацию, а их противники — за централизацию либо определенный компромисс между обоими началами. Дискуссии о сущности жизни в кибуце разрастались. Для одних это был постоянный образ жизни, другие видели в ней наиболее эффективный способ решения национальных задач в существовавших условиях, в конечном счете обреченную на исчезновение при изменении условий.

 

Коммуны, которые не могли разработать общие цели и осуществлять совместные действия, быстро распались. Жестокая реальность жизни научили членов выживших коммун, что взаимоприемлемая идеология и дисциплинированное осуществление своих принципов необходимы для того, чтобы эти члены сохраняли единство в трудный период, в который они вступают, создавая новый тип социального устройства. Все кибуцы должны были разработать ясно сформулированную политическую линию, и их национальные объединения должны были легальным и институциональным путем разработать свои конституции или писаные программы, закреплявшие основные ценности и принципы.

 

С течением лет они подверглись некоторым изменениям, но наиболее важные элементы прочно остались в центре жизни кибуцев. Важнейшим является этический принцип всеобщего разделения. Жизнь коммуны — это способ жизни вместе с другими людьми, которые все разделяют друг с другом. Индивид преодолевает персональные или эгоистические интересы, становясь частью общины, которая является большим, нежели простая группа индивидов. Взаимопомощь как моральное обязательство и составная часть такого разделения. И наиболее сильно это обязательство применяется по отношению к более слабым, из своей силы никто не извлекает выгоды для себя. Личные элементы силы, личные способности и умение поставлены на службу общине, как ее собственность.

 

Из этого морального подхода вытекает организационная структура кибуца, основанная на общем фонде, куда передаются все поступления и который служит для удовлетворения потребностей всей общины. Этот общий фонд неизбежно превращает кибуц в единый общий дом, и это отличает его от других форм общин, менее сплоченных. Он основан на экономическом принципе общего хозяйствования на базе производительного труда. Каждый кибуц финансирует себя за счет коллективного сельского хозяйства и коллективной промышленности, а члены кибуца являются одновременно руководителями-собственниками и трудящимися.

 

Общий фонд охватывает производство, услуги и потребление в рамках единой структуры-дома. Никакая зарплата не выплачивается, услуги и участие в общем потреблении бесплатные.

 

Обеденный зал коммуны служит наиболее видимым символом единства кибуца. Вся еда готовится на общей кухне, все блюда съедаются в общей столовой — наиболее крупного и значительного сооружения кибуца. Едят вместе 3 раза в день, причем еда превосходит обычную, функциональную и рутинную пищу. Питаться вместе — это опыт, имеющий глубокое значение: единство людей цементируется актом участия в совместной трапезе.

 

Община в целом состоит из многих групп и подгрупп. Основные группы формируются членами, которые принадлежали к одним и тем же молодежным движениям. Другие формируются на основе работы в одной и той же сфере. Дети все более тесно вовлекаются в свою возрастную группу (люди, родившиеся в один и тот же год), между ними существуют отношения как у братьев и сестер. Родители, имеющие детей, принадлежащих к одной и той же возрастной группе, также побуждают их завязывать тесные социальные связи. Другие группы создаются на основе общих политических симпатий, увлечений или другой деятельности.

 

Общая столовая — это место, где все эти схемы можно наиболее явно наблюдать. Дети обычно завтракают и обедают вместе с членами своей возрастной группы, но во время ужина сидят вместе со своими родителями. В рабочие дни их родители стараются завтракать и обедать вместе со своими коллегами по работе. Ужин же — это семейная трапеза, момент, когда родители и дети сидят вместе. По мере того, как дети подрастают, переход от своей возрастной группы к своей группе коллег служит одним из признаков зрелости.

 

Все семьи и одинокие получают подходящее жилье, в соответствии с экономическими возможностями кибуца. Это жилье дает каждому человеку своего рода частное пространство, в котором он нуждается. В большей части кибуцев дети до подросткового возраста спят дома у своих родителей. С 14 лет до окончания школы молодежь ночует в спальных помещениях своих возрастных групп. Обычно, по 2-3 человека в комнате. Эти жилые помещения и спальни рассматриваются как составные части общего дома, а не как отдельные жилые единицы. Жилое помещение семьи, хотя и является местом концентрации семейной группы, не является самостоятельным домом, но лишь частью общего дома.

 

Общий фонд поддерживает это единство. У членов кибуца есть личное имущество в пределах их частного пространства, но оно может иметь только именно личный характер. Вступающие в кибуц должны передавать свою собственность в общий фонд. Это создает условия для максимального материального равенства между членами — коренную предпосылку для успешной совместной жизни в общем доме.

 

…Приспособление к специфическим условиям земли заставило кибуцы организоваться в общенациональных масштабах и активно включиться в развитие рыночной экономики. Первоначальное намерение создать экономику коммун, основанную на автаркии и независимости от коммерческого рынка пришлось оставить, хотя кибуцы начали и с успехом смогли развить систему торговли своей сельскохозяйственной продукции на базе кооперативов, однако не смогли сделать то же самое с промышленными продуктами[xvii]. Кроме того, огромная потребность Израиля в развитии экспорта привела к приспособлению к мировому рынку, что неизбежно ввело ограничения, связанные с анализом издержек и размеров прибыли и совершенно чуждом первоначальным целям кибуца, — необходимость быстрого увеличения производства.

 

Плохо продуманная и плохо осуществленная попытка консервативного правительства перевести национальную экономику от умеренного «социализма» к либерализму свободного рынка в конце 70-х — начале 80-х гг. превратилась в головокружительную инфляцию и серьезное нарушение экономического равновесия. Экономисты кибуцев были психологически и идеологически не подготовлены к быстрому превращению рационально регулируемой экономики в иррациональную и допустили ряд ошибок, обернувшихся большими потерями, в короткий срок удвоившимися по причине огромных процентов. Все это происходило в период довольно быстрого роста, который побуждал к крупным инвестициям в жилье и другие сферы потребления в момент, когда номинальное число членов стремительно росло, а реальные прибыли — наоборот.

 

Между 1976 г. и 1986 г. население кибуцев возросло с 98 тыс. до 126 тыс. Число кибуцев увеличилось с 226 до 269. Число промышленных предприятий возросло с 272 до 358, не считая создания определенного числа кустарных магазинов, помещений для больниц, ресторанов и других хозяйственных объектов. Доля доходов от сельского хозяйства, бывшего фундаментальным элементом экономики кибуцев, сократилось до трети всех доходов кибуцев брутто, однако кибуцы продолжали производить 40% сельскохозяйственной продукции Израиля. В 1989 г. промышленность кибуцев давала 8% промышленной продукции Израиля и 10% промышленного экспорта. Ежегодный доход брутто кибуцев достиг почти 3,5 миллиардов долларов. В это же самое время их долги возросли до 4 миллиардов долларов, что породило опасения за будущее кибуцев.

 

Эти большие долги означали необходимость выплачивать высокие проценты в условиях стагнирующей национальной экономики, которые уже резко понизили реальные доходы нетто кибуцев. Большая часть кибуцев была вынуждена сократить инвестиции до минимума, с вероятным замораживанием строительства нового жилья и снижением уровня жизни. Немедленным результатом стало снижение экономического роста, остановка роста населения, как за счет сокращения рождаемости, так и за счет уменьшения приема; соответственно возросла доля населения, не принадлежащего к кибуцам. Даже идеологические противники коммунитаризма пришли к выводу о необходимости сделать что-нибудь, чтобы сократить тяжесть долгов и обеспечить сохранение экономики кибуцев. Было заключено соглашение о списании четверти долгов с помощью совместных действий банков-кредиторов и правительства. Однако оставшийся долг все еще слишком тяжел, чтобы быть покрытым экономикой кибуцев в нынешних условиях медленного экономического роста в Израиле.

 

Основной урок последнего финансового кризиса состоит в том, что экономика кибуцев подчинена иррациональному развитию рынка. Ключевой вопрос в том, чтобы понять, насколько эта уязвимость присуща экономике кибуцев или же она объясняется тем, что экономисты почти полностью сконцентрировались на приспособлении к условиям существующего рынка и не подготовили возможную альтернативную стратегию. Отсутствие ясной политической идеи породило неразрешимую теоретическую проблему: возможна ли в действительности альтернативная экономика. На практике кибуцу удалось построить альтернативную экономику только внутри границ отдельного кибуца, который функционирует как общий дом. До сих пор так и не удалось превзойти этот уровень, за исключением сети организаций для кооперативной купли-продажи, прежде всего сельскохозяйственных продуктов.

 

Практически отсутствуют теоретические дискуссии на эту тему внутри движения кибуцев и среди коммунитарных и либертарных экономистов, которые в различных частях мира прилагают серьезные усилия, чтобы встретить вызов, с каким столкнулись существующие кибуцы. И это очень жаль, поскольку сегодняшний кибуц дает наиболее полный пример самоуправления и служит наилучшей имеющейся лабораторией для опробования альтернативы существующей системе мирового рынка.

 

Альтернативная экономика на основе коммуны развилась на местном уровне отдельного кибуца, который функционирует как общий дом, имеет население около 500 человек и отказался от денежной экономики внутри собственных территориальных пределов. Этот порядок подвергается различным давлениям со стороны рынка. Наилучшим вариантом было бы усиление местного общего дома созданием регионального общего дома, но до сих пор нет ни какой-либо теоретической подготовки этой темы, которая доказала бы, что такое целое могло бы быть осуществлено[xviii].

 

Соответствующее участие было бы крайне важно для будущего анархизма, и анархистам всего мира следует проявить самый большой интерес и более активно участвовать по крайней мере в теоретической разработке этой темы.

 

(«Volonta», 1990, № 1-2)

 

 

[i] В том, что движение с самого начала основывалось на «национальной идее», уже были заложены основы будущих проблем. Местные арабские трудящиеся в коммуны не принимались, а враждебные отношения между приехавшими евреями и жившими на этой территории арабскими крестьянами способствовали как милитаризации жизни, так и возникновению иллюзии межклассовой «национальной» солидарности с обеих сторон. Впоследствии это облегчило подчинение коммунитарного движения евреев государственниками и реформистами. (Прим. перев.)

 

[ii] Под сионизмом здесь имеется в виду не официальная идеология государства или движения, а просто идея переселения евреев «в Сион», то есть в Палестину (Прим. перев.).

 

[iii] К этой позиции были близки сионисты-народники из группировки «Ха-поэль ха-цаир» («Молодой рабочий») во главе с А.Гордоном и Х.Арлозоровым. Эта партия выступала против классовой борьбы, за создание в Палестине основанного на «соединении человека с природой» децентрализованного, аграрного «кооперативного общества» в духе «народнического социализма». В 1930 г. «Ха-поэль ха-цаир» объединился с социал-демократами «Ахдут ха-авода» в Рабочую партию Израиля (МАПАЙ) (Прим. перев.).

 

[iv] На позициях поддержки движения кибуцев стояло большинство сионистских социал-демократов из «Поалей Цион — Ахдут ха-авода» («Рабочие Сиона — Единение труда») во главе с Д.Бен-Гурионом. Программа партии, принятая в 1910 г., выступала за создание еврейских профсоюзов и рабочих кооперативных поселений в Палестине, чтобы способствовать развитию еврейского рабочего класса, которому в будущем предстоит установить социализм (Прим. перев.).

 

[v] Такова была (до 30-х гг.) позиция «левого» крыла «Поалей Цион» (затем — партии «Левая Поалей Цион»). Такого же мнения придерживались еврейские «коммунисты» (будущая «Компартия Израиля») (Прим. перев.).

 

[vi] Движение «Ха-шомер ха-цаир» («Молодой страж») было создано в Галиции в 1913 г. как культурно-просветительская молодежная организация. Позднее его отделения появились в различных странах мира, в том числе в Палестине. Движение стояло на левосоциалистических позициях и выдвигало задачу подготовить молодежь к коммунитарной жизни в Палестине. Его «Идеологические постулаты», принятые в 20-х гг., провозглашали принципы классовой борьбы и революционного социализма на основе соединения марксизма с идеей «пионерского заселения Палестины трудящимися-евреями. Основным принципом теории и деятельности был кибуцизм. Идеологи «Ха-шомер ха-цаир» выступали с теорией 2 этапов: «этапа заселения» и «этапа революции». Движение было враждебно настроено по отношению к Социнтерну, в 30-е гг. поддерживало связи с Информационным бюро левосоциалистических партий, в известной мере симпатизировало СССР. Во внутренней политике оно выступало за примирение с арабами, за создание двунационального, еврейско-арабского государства; в 1941 г. вместе с «Левой Поалей Цион» образовало «Лигу за восстановление дружественных отношений и сотрудничества между евреями и арабами». Зимой 1936-1937 гг. «Ха-шомер ха-цаир» учредил в качестве политической организации «Социалистическую лигу», в 1946 г. они официально соединились в партию «Ха-шомер ха-цаир». В 1948 г. эта партия вместе с «Левой Поалей Цион» и левой группировкой «Ахдут ха-авода» образовали левосоциалистическую Объединенную рабочую партию (МАПАМ) (Прим. перев.).

 

[vii] Автор статьи излагает официальную израильскую точку зрения, не учитывающую социальный контекст происходивших событий. «Иммиграция евреев в Палестину и скупка ими земли вызвала недовольство арабского крестьянства в связи с усилением земельной нужды, от которой оно давно страдает в результате концентрации огромных земельных угодий в руках помещиков. Буржуазно-помещичья верхушка арабского населения также была недовольна иммиграцией евреев, видя в них нежелательных конкурентов и опасаясь уменьшения своего политического влияния в стране. Иммиграция евреев была использована буржуазно-помещичьей верхушкой в целях отвлечения внимания широких масс арабского крестьянского населения от гнета крупного землевладения…: помещичье-буржуазные слои провоцировали ряд антиеврейских выступлений» (Британская Империя. М., 1943, с. 284-285). В результате в Палестине столкнулись 2 национализма — арабский и еврейский (Прим. перев.).

 

[viii] «Гдуд Ха-авода» — «Легион труда» (другое название — «Батальоны труда имени Иосифа Трумпельдора») был создан осенью 1920 г. группой переселенцев «Третьей волны» (приехавших после первой мировой войны) — последователей Иосифа Трумпельдора (1880-1920). Трумпельдор родился в Пятигорске, был единственным евреем-офицером русской армии. Во время русско-японской войны был ранен, потерял левую руку; полный Георгиевский кавалер. И.Трумпельдор стал убежденным социалистом, читал Кропоткина, проявлял интерес к анархо-коммунизму. В 1912 г. приехал в Палестину, в конце первой мировой войны вернулся в Россию, где занимался организацией еврейской самообороны. В октябре 1920 г. вновь приехал в Палестину, стал инициатором создания «Гдуд Ха-авода». Погиб при обороне поселения Тель-Хай от арабов, после чего движению было присвоено его имя. Целью организации было провозглашено «строительство страны посредством создания всеобщей коммуны трудящихся на земле Израиля». Она была открыта для приема всех желающих, обучала физическому труду. В организацию вступали как новоприбывающие, так и опытные рабочие со стажем. В отличие от прежних мелких коммун, члены «Гдуд Ха-авода» создавали крупные хозяйства — как земледельческие, так и ремесленно-промышленные (см. Х.Гвати. Киббуц: так мы живем. Иерусалим — С.Петербург, 1992).

 

[ix] Так автор пытается объяснить распад «Гдуд Ха-авода». В действительности речь шла не о «централизованном руководстве», а о «коммуне коммун», то есть о самоуправлении, распространенном на все общество и, по существу, не оставлявшем места ни для капиталистов, ни для централизованной власти. Это, разумеется, не могло понравиться социал-демократическо — буржуазному руководству еврейской общины Палестины. Стимулирование эгоистических притязаний отдельных коммун (более зажиточные не желали «делиться» и вести общее хозяйство с более бедными) привело к распаду «Гдуд Ха-авода». Большинство отколовшихся кибуцев оказались под контролем социал-демократов из «Поалей Цион — Ахдут Ха-авода» и «Ха-поэль ха-цаир» (Прим. перев.).

 

[x] В действительности, не «централизованной», а скоординированной; см. сноску 9 (Прим. перев.)

 

[xi] «Ха-киббуц ха-меухад» был образован в 1927 г. и объединял наиболее крупные кибуцы. Эта организация действовала под контролем социал-демократов из «Ахдут Ха-авода» и «Ха-поэль ха-цаир» / МАПАЙ (Прим. перев.). «Ха-киббуц ха-меухад принимал членов в «массовом» порядке, непрерывно расширял уже существующие поселения и создавал новые: его целью был объявлен «большой и разрастающийся киббуц». Кроме того, это движение отказалось от ориентации исключительно на сельское хозяйство: поскольку становилось ясным, что будущему еврейскому государству понадобятся не только свои земледельцы, но и квалифицированные промышленные рабочие…», члены входящих в союз кибуцев работали вне их на промышленных предприятиях и строили их у себя. «…Население киббуцов в Ха-киббуц ха-меухад иногда насчитывало свыше тысячи членов» (Х.Гвати. Указ. соч. С.31-32).

 

[xii] Федерация «Ха-киббуц ха-арци» была создана в 1927 г. под руководством «Ха-шомер ха-цаир», в 1936 г. вместе с городскими рабочими образовала «Социалистическую лигу». Эта федерация считалась наиболее левой, в ее кибуцах наиболее последовательно отстаивались принципы сравнительного интернационализма, социального равенства и общего участия в принятии решений. «Поселения этой организации были открыты почти исключительно для воспитанников молодежного движения Ха-шомер ха-цаир… В них проживало обычно до 100-150 семей, зато они были, как говорится, идейно закалены» (Х.Гвати. Указ соч., с. 32). После создания в 1948 г. партии МАПАМ федерация стала ее опорой. (Прим. перев.).

 

[xiii] «Лига квуц» была основана в 1925 г. в попытке объединить сперва все коллективистские поселения. После обострения разногласий между крупными кибуцами (в каждом из которых работали сотни коммунаров) и небольшими поселениями типа Дегании (по несколько десятков членов в каждом) в объединении остались приверженцы небольших коллективов. В политическом отношении лига ориентировалась на социал-демократов (будущую МАПАЙ). Поселения, «входившие в Хевер ха-квуцот, продолжали традиционную политику избирательного приема новых членов и ограничивали занятия в киббуцах исключительно сельскохозяйственным промыслом. Предельным размером такого поселения считалось полсотни семей, в центре внимания коллектива неизменно была личность члена киббуца и его нужды» (Х.Гвати. Указ. соч., с. 31). В 1935 г. движение объединилось с близким к нему по духу молодежным движением «Гордония». «Поселения стали расширяться, …исчезал придирчивый отбор при приеме новых членов, что до той поры отличало эту организацию… В конце концов некоторые киббуцы стали даже основывать промышленные предприятия в своих поселениях» (Там же, с. 33). В 1951 г. на базе объединения «_Хевер ха-квуцот» и части «Ха-киббуц ха-меухад» возникло новое, «либеральное» объединение «Ихуд ха-квуцот ве ха-киббуцим» («Объединение квуц и кибуцев»), также ориентирующееся на МАПАЙ и некоторое время бывшее самым крупным из кибуцных движения. В 1980 г. «Ихуд» и «Ха-киббуц ха-меухад» объединились в «Ха-тнуа ха-киббуцит ха-меухедет» («Объединенное кибуцное движение»), политически связанное с социал-демократической «Партией труда», возникшей на основе МАПАЙ (Прим. перев.).

 

[xiv] По оценке немецких исследователей, профсоюзное объединение Гистадрут послужило аппаратом, «которому должны были подчиниться кибуцы. Энтузиазм радикальных рабочих групп «Гдуд Ха-авода» систематически подвергался дисциплинарному воздействию, их анархо-синдикалистские представления переводились в строго определенное русло и подчинялись национальным, сионистским целям» (H.Brueggemann, M.Weidinger. Der israelische Kibbuz — Modell eines alternativen Sozialismus? // Ein alternatives Sozialismuskonzept: Perspektiven des Oekosozialismus. Berlin, 1984, S. 594) (Прим. перев.).

 

[xv] Данное утверждение автора весьма сомнительно: стремление сохранить маленькие, «семейные» размеры и избегать хозяйственной координации вряд ли может быть отнесено к характерным чертам анархизма (Прим. перев.).

 

[xvi] «Гордония» — молодежное сионистское движение, возникшее в Галиции в 1923 г. и имевшее последователей во многих странах мира.

 

[xvii] Джерардо Латтаруло, анархист из Турина, проживший годы в кибуце, утверждает: «В начале продукты предназначались исключительно для собственного потребления, в дальнейшем однако они стали направляться на рынок, что неминуемо искажало законы кибуца. Вместо того, чтобы создать сеть обмена, была создана рыночная сеть, в которой продукты покупались и продавались за деньги. Это было тяжелейшей ошибкой, поскольку таким образом отказался от собственного призвания влиять на окружающее общество и в дальнейшем пришел к существованию под влиянием. Например, выбор, который мой кибуц сделал несколько лет назад, построив мебельную фабрику с целью увеличения своих прибылей, не учитывал возможные социальные последствия этого шага. Не была принята во внимание возможность того, что среди членов кибуца не найдутся работники для нее и дело закончится… наймом рабочей силы извне. Точно также не была принята во внимание наша способность контролировать процесс производства, так что дело закончилось тем, что фабрика стала автоматизироваться, а сегодня даже решения принимаются руководящим советом, не спрашивая разрешения у кибуца. Конечно, общее собрание членов кибуца всегда может принять решение о смещении руководящего совета фабрики, однако трудности велики, поскольку приходится противодействовать довольно сложному бюрократизму». Необходимость гибко реагировать на запросы рынка требует более оперативного принятия решений, ограничивает возможность обсуждать проекты на общих собраниях и увеличивает роль менеджмента и исполнительного аппарата. «В теории, — говорит Дж. Латтаруло, — кибуц — это превосходное самоуправляющееся общество, но на практике это уже много лет не так. Принцип состоял в том, что все решения должны приниматься на общем собрании и все должности должны выполняться по очереди всеми членами кибуца, которые должны периодически отчитываться перед общим собранием. Существовало три должности: секретарь по социальным вопросам, администратор, занимавшийся вопросами экономики, и кассир для финансовых расчетов. С ростом кибуца самоуправление всегда становилось более пустым. Конечно, выбор в пользу включения в рыночную экономику стал в этом смысле тяжким бременем: когда ежегодный оборот составляет миллионы долларов, самоуправление становится крайне затруднительным. Создается разрыв между различными секторами производства внутри кибуца, возникает неравенство мощи между господствующими секторами и другими. Поочередность выполнения руководящих функций остается лишь формальностью, поскольку в действительности руководители начинают «меняться» постами между собой. Все реже бывает так, что тот, кто закончил занимать ту или иную должность, возвращается работать в хлеву или в столярной мастерской. Все это происходит потому, что гораздо меньше обращают внимание на этические и политические ценности кибуца, который пытался стать альтернативой существующему обществу, а кончил тем, что принял его ценности» (Цит. по: M.Matteo, E.Penna. Sul kibbutz // Rivista A, 1992, №3, p. 46, 47) (Прим. перев.).

 

[xviii] Вывод неверен. Его опровергают практический опыт федерации анархистских коммун Арагона в Испании в 1937 г. и соответствующие теоретические разработки испанских анархо-синдикалистов (Прим. перев.).

ПОЛЯ, ФАБРИКИ И МАСТЕРСКИЕ

Глава 1. Децентрализация промышленности

Кто не помнит о замечательной главе, которой Адам Смит открывает свое исследование природы и причин богатства наций. (…) Его лейтмотивом было «разделение труда». Разделение и подразделение, прогрессирующее дальнейшее деление человеческой деятельности на части зашло настолько далеко, что человечество было разделено на касты, почти столь же жесткие, как в древней Индии. Прежде всего, мы имеем общее разделение на производителей и потребителей: с одной стороны, мало потребляющие производители, с другой – мало производящие потребители. Кроме того, внутри каждой из этих групп имеется целый ряд дальнейших подразделений: работники физического и умственного труда, резко обособленные друг от друга к невыгоде обоих; рабочие сельскохозяйственные и фабричные; и среди массы последних – вновь бесчисленные градации, так что современным идеалом рабочего кажется мужчина, женщина, даже девочка или мальчик, которые не обучались никакой особой специальности и не имеют никакого представления об отрасли, в которой работают, и лишь всю свою жизнь, день ото дня способны изготовлять одну мельчайшую деталь чего-либо. (…) Они – жалкие слуги какой-нибудь машины, действующие по заданной инструкции, несчастные детали во плоти какого-нибудь чудовищного механизма и не имеют ни малейшего представления о том, как и почему этот механизм совершает свои ритмические движения.

 

Квалифицированное ремесленное обучение вытеснено как остаток прошлого, которое обречено на гибель. Художник, получавший некогда эстетическое наслаждение от дела рук своих, заменен человеческим рабом железного раба. Даже работник сельского хозяйства, который прежде привык в доме своих предков и в будущем доме своих детей находить облегчение от тягот жизни в своей любви к земле и в страстном контакте с природой, даже он обречен на исчезновение во имя разделения труда. (…)

 

Так это и случилось. Ограниченное представление о жизни, которое состояло в мнении, будто выгода является единственным стимулом человеческого общества, и упрямый взгляд, предполагающий, что существовавшее вчера будет длиться вечно, оказались в противоречии с тенденциями развития человеческого бытия; и жизнь пошла в ином направлении. Никто не отрицает высокой степени производительности, достигаемой специализацией; но с тех именно пор, как работа стала проще и усваивается легче, делаясь все более и более монотонной и скучной, у работников является настоятельная потребность разнообразить свою деятельность и применять все свои способности. Человечество приходит к сознанию, что обществу невыгодно приковывать на всю жизнь людей к одной данной точке в копях или мастерской, лишая их такого труда, который может приводить их к свободному общению с природой, сделать их сознательной частью великого целого и участниками в наслаждении наукой, искусством, свободным трудом и творчеством. (…)

 

Если мы отвернемся от схоластики наших учебников и посмотрим на человеческую жизнь, как на целое, то вскоре обнаружим, что при всем признании полезности временного разделения труда самое время настаивать на пользе интеграции труда. Политическая экономия до сих пор делала упор на разделении. Мы же, напротив, провозглашаем интеграцию; и мы утверждаем, что общественный идеал – то есть состояние, к которому общество уже стремится – это общество с взаимодополняющим, соединенным трудом. Общество, в котором каждое существо совершает одновременно труд физический и умственный; где каждый физически способный к этому человек является работником и где каждый работающий одновременно творит на поле и в промышленной мастерской; где каждая община, достаточно крупная для того, чтобы располагать определенным разнообразием вспомогательных природных источников – будь то страна или всего лишь район – сама производит и потребляет большую часть своих сельскохозяйственных и промышленных изделий.

 

Конечно, такое преобразование не может быть произведено совершенно, до тех пор пока общество устроено таким образом, что помещикам и капиталистам дозволено под защитой государства и исторических прав присваивать ежегодный излишек человеческого труда. Но нынешняя система индустрии, основанная на продолжающемся расчленении человеческой деятельности, уже несет в себе семена своей собственной погибели. Индустриальные кризисы, которые становятся все острее и продолжаются все дольше и станут еще хуже и яростнее вследствие порождаемых нынешней системой вооружений и войн, делают ее сохранение все более и более трудным делом. К тому же рабочие ясно заявляют о своем нежелании сносить бедствия, порождаемые каждым кризисом. И каждый кризис ускоряет приближение того дня, когда нынешние учреждения частной собственности и частного производства будут потрясена в самом своем основании вследствие внутреннего противоборства (…).

 

Но мы утверждаем также, что всякая социалистическая попытка преобразовать современное отношение между капиталом и трудом будет терпеть неудачу до тех пор, пока не будет обращено должного внимания на вышеупомянутое стремление к интеграции труда. По нашему мнению, эти мысли еще не встретили должного внимания у различных социалистических школ – но должны его встретить. Новорожденному обществу придется отказаться от заблуждения, будто отдельные страны должны изготовлять только сельскохозяйственные или промышленные изделия. Оно должно будет полагаться на само себя в деле производства продуктов питания и в добыче многих, если не всех сырьевых материалов. Ему придется найти средства и пути соединить сельское хозяйство с фабричным производством – работы в поле с децентрализованной промышленностью; и оно должно будет позаботиться о «комплексном образовании», которое со своим одновременным обучением наукам и ремеслу одно лишь в состоянии дать обществу мужчин и женщин, в которых оно нуждается. (…)

 

 

 

Глава 5. Возможности сельского хозяйства.

 

 

 

(…) Предположим, что каждый житель страны будет вынужден жить, потребляя продукты, выращенные в его стране. Все, что ему понадобилось бы, это: во первых, рассматривать землю как общее наследие, которым нужно распоряжаться к благу каждого и всего общества в целом. (…) Далее, ему придется обрабатывать землю. Не каким-то там особым способом, не иначе и не лучше, чем она обрабатывается сегодня на тысячах и тысячах акров в Европе и Америке. Ему не придется придумывать какие-то новые методы; потребуются лишь обобщить и далее применять те, что выдержали испытание временем. Он может это сделать. И он будет избавлен от чудовищного количества труда, расходуемого на покупку его пропитания за границей и на существование всех посредников, живущих за счет этой торговли. При рациональном возделывании можно будет несомненно удовлетворить все жизненные потребности и и получить те предметы роскоши, которые выращиваются на земле, с гораздо меньшими усилиями, чем затрачиваются сегодня на их покупку. (…) Действительно, если мы сравним то количество труда, какое требуется для рационального возделывания, с огромными трудозатратами при нерациональной обработке, с усилиями, затрачиваемыми на собирание и перевозку благ, если мы подумаем о целых армиях посредников, которых надо кормить, то быстро обнаружим, какое небольшое количество дней и часов необходимо для производства продовольствия.

 

Для того, чтобы улучшить наши методы возделывания, не следует, конечно, делить землю на маленькие участки и пытаться выращивать на них все, что нужно для отдельного индивида, при помощи лопаты. При таких условиях нельзя ничего достигнуть. (…) При мелких фермах, на маленьких участках земли при обильной жатве затрачивается слишком много труда отдельными лицами или семьями. Действительная экономия труда и пространства представляет собой соединение машинного труда с ручным трудом.

 

Единственным рациональным выходом как в земледелии, так и во всяком другом деле, является ассоциация труда. 200 семей, из которых каждая состоит из 5 человек и владеет 5 акрами земли, были бы не в состоянии существовать, если бы каждой из них пришлось снискивать пропитание отдельно на своем участке. (…) Но если бы те же 200 семей рассматривали себя как пользователей общественной земли и обрабатывали 1000 акров как одну общую ферму (отбросив, конечно, все частные соображения), то они имели бы (…) все данные на успех под условием применения наилучших способов обработки земли.

 

Они прежде всего стали бы соединенными силами ежегодно улучшать почву до тех пор, пока не довели бы ее всю до высшей степени плодородия. После чего на площади в 340 акров могли бы свободно выращивать все злаки: пшеницу, овес и пр., нужные для тысячи жителей и для их скота, не прибегая к пересаживанию злаков. С площади в 400 акров, обработанной надлежащим образом, в случае надобности орошенной, они получали бы всю траву и сено, нужные для прокормления 30–40 коров, которые снабжали бы их молоком и маслом, и 300 голов рогатого скота для мяса. На 20 акрах, из которых 2 под стеклом, они имели бы разнообразные овощи и плоды в большем количестве, чем нужно. Если даже предположить, что при каждом доме будет по полуакру земли для занятий и удовольствий (куроводства, цветников и т.п.), то все-таки останется еще 140 акров для разных целей: общественных садов, площадей, фабрик и проч. Необходимая для такой интенсивной культуры работа не была бы тяжелым трудом закрепощенного раба, а была бы доступна всякому: и слабому, и сильному, и горожанину, и сельскому жителю – и была бы даже приятна; общее же количество труда было бы несравненно меньше того, которое каждая тысяча людей затрачивает в настоящее время для получения пропитания при гораздо меньшем количестве и худшем качестве. Само собой разумеется, что я говорю только о технических усовершенствованиях, не принимая в расчет труда, который мы отдаем на содержание посредников и т.п. Количество труда, требуемого для добывания пищи при рациональной культуре, настолько мало, что наш гипотетический житель должен был бы по необходимости посвящать свои досуги мануфактурным, художественным, научным и иным занятиям.

 

С технической точки зрения к такой организации не встречается ни малейшего препятствия. Не составляют также препятствий ни плохое состояние земледелия, ни климат, ни дурная почва. Препятствия всецело лежат в остатках прошлого, в тех призраках, которые нас душат (…).

 

 

 

Глава 6. Мелкая промышленность и промышленные деревни

 

 

 

Два братских ремесла – сельское хозяйство и промышленность – не всегда были столь отчуждены друг от друга, как сегодня. Было время – и оно не столь уж далеко отстоит от нашего – когда оба были тесно соединены друг с другом. Тогда деревни были местом расположения самых различных промышленных производств, а ремесленники в городах еще вели сельское хозяйство. Многие города были всего лишь промышленными деревнями. Если средневековый город был колыбелью производства, которое граничило с искусством и удовлетворяло потребности богатых классов, то сельская промышленность обслуживала потребности миллионов простых людей (…). Но затем пришли сила воды, пар и развитие машин. Они разорвали узы, которые связывали прежде крестьянский двор с мастерской. Появились фабрики, и они все больше удалялись от полей. Они множились там, где было легче продать их изделия, где можно было с выгодой раздобыть сырье и топливо. Так возникали новые большие города, старые быстро росли, а поля были покинуты. Миллионы работников, насильно вытесненных из деревни, стали скапливаться в больших городах. Он искали работу и находили ее, и вскоре позабыли об узах, связывавших их с землей. А мы, восхищенные великолепием новой фабричной системы, позабыли преимущества, которые имелись у прежней систем. Все промышленные производства, которые прежде процветали в деревне, мы обрекли на гибель. Мы не оставили ничего, кроме больших фабрик.

 

Результаты, достигнутые в деле увеличения производительности, были и вправду великолепными. Но они стали ужасными для миллионов людей, ввергнутых в нищету наших крупных городов и вынужденных влачить там жалкое существование. К тому же, система в целом, породила нездоровую ситуацию (…). Мы загнаны в угол. (…) Перестройка всей нашей индустриальной организации стала неизбежной. Промышленные народы должны вернуться к обработке земли; они вынуждены найти наилучшие средства для его соединения с промышленностью. (…)

 

 

 

Глава 7. Мелкая промышленность и промышленные деревни

 

(продолжение)

 

 

 

(…) Рассмотренные нами факты демонстрируют некоторые преимущества, которые можно было бы извлечь из соединения сельского хозяйства с промышленностью, если бы последняя существовала не в ее нынешней форме капиталистической фабрики, пошла бы в деревню в облике общественно организованного промышленного производства, оснащенного машинами и техническими знаниями. Действительно, одна из самых подкупающих черт малых ремесел состоит в том, что сравнительного благосостояния они достигают лишь там, где сохраняется их тесная связь с сельским хозяйством: там, где рабочие продолжают владеть землей и обрабатывать ее. (…) Напротив, как только высокие налоги и обнищание в результате кризиса вынуждают работников-домохозяев заложить ростовщику последний клочок земли, вскоре в их дома приходит нищета. (…)

 

Разумеется, было бы большой ошибкой предполагать, что для достижения соединения с сельским хозяйством промышленность должна вернуться к своей ремесленной стадии. Повсюду, где машина может позволить сэкономить человеческий труд, ее следует приветствовать и ею будут пользоваться. И нет, наверное, ни одной отрасли промышленности, где нельзя было бы с большим преимуществом использовать машину, по крайней мере, на некоторых стадиях процесса изготовления изделия. (…) При изготовлении простых изделий машина будет вытеснять ручной труд, зато тот, вероятно, распространится на сферу художественного изготовления многих изделий, что сегодня делается почти исключительно на фабриках (…).

 

Но возникает вопрос, почему бы не производить шерстяные платки и шелковые ткани, которые ныне делаются в деревнях вручную, в тех же деревнях, но с помощью машин, причем так, чтобы их производителям не пришлось отказываться от работы в поле? Почему сотни мелких ремесел, сегодня осуществляющихся вручную, не могут использовать трудосберегающие машины (…)? Нет никаких оснований отказаться от применения мотора там, где нет необходимости в фабрике. Точно также, почему бы деревне не иметь свою небольшую фабрику, там где фабричный труд имеет преимущества (…)?

 

Более того: нет никаких причин, чтобы фабрика с ее механической силой и машинами не принадлежала общине (…). При нынешней капиталистической системе фабрика, разумеется, становится проклятием деревни, поскольку несет с собой рабский труд для детей и превращение мужского населения в нищих и попрошаек. Естественно, что работники сопротивляются ей всеми средствами, если им удается сохранить свою старую ремесленную организацию (…) или если они еще не полностью впали в нищету (…). Но при разумной общественной организации фабрика не сталкивалась бы с подобными препятствиями: она принесла бы деревне благо. (…)

 

Моральные и психологические выгоды того, что человечество станет делить свой труд между полями и мастерскими, бесспорны. Но нам говорят, что современная промышленность требует централизации. Централизация находит множество почитателей, как в промышленности, так и в политике! Но в обеих этих областях идеал централизации настоятельно нуждается в пересмотре. Если мы проанализируем отрасли современной промышленности, то обнаружим, что в некоторых из них действительно необходимо сотрудничество и соединение сотен и тысяч работников. (…) Океанские пароходы нельзя построить на деревенских фабриках. Но многие из наших крупных фабрик – ни что иное как объединение различных отдельных производств под общим руководством, а многие другие – всего лишь стократное повторение одной и той же машины. (…)

 

Поскольку фабрика является строго частным предприятием, предпринимателям выгодно объединить все отрасли того или иного производства под своим руководством: таким образом они умножают прибыль от последовательного процесса использования сырья. (…) С технической же точки зрения преимущества здесь ничтожны, а часто – весьма сомнительны. (…) Подобные расчеты действительны лишь для производств, изготовляющих полуфабрикаты для последующей обработки. Бесчисленное же множество изделий и товаров, создаваемых в результате взаимодействия умелых и квалифицированных работников, лучше всего производить на небольших фабриках, на которых работают сотни или даже десятки рабочих. Вот почему столь излюбленная «концентрация» есть часто всего лишь соединение капиталистов с целью установить свое господство на рынке, а не с тем, чтобы удешевить технический процесс. (…)

 

Географическое размещение производства, разумеется, в значительной мере зависит от комплекса естественных условий; понятно, что существуют области, которые лучше подходят для тех или иных определенных производств. Для корабельных верфей лучше всего подходят берега (…). И эти верфи, в свою очередь, должны быть окружены разнообразными мастерскими и фабриками. Те или иные производства всегда будут извлекать преимущества, группируясь до известных пределов, в соответствии с естественными условиями той или иной местности. Но нам придется допустить, что сегодня они весьма далеки именно от такой группировки. В их нынешнем распределении большую роль сыграли исторические причины (главным образом, религиозные войны и национальные конфликты), и в еще большей мере предприниматели руководствовались соображениями сбыта и экспорта. (…)

 

Зачем в разумно ориентированном обществе Лондону быть крупным центром костяной и консервной отраслей и изготовлять зонты почти для половины Великобритании? (…) Нет никаких оснований для того, чтобы пальто для английских женщин шили в Берлине и Уайтчепеле, а не в областях Девон или Дерби. Зачем Парижу производить очистку сахара для всей Франции? (…) Производство должно распространиться по всему миру. И распространение производства в передовых странах с неизбежностью потребует дальнейшего распространения и распределения фабрик во всех местностях каждой из стран.

 

В ходе такого развития естественные продукты каждой местности и ее географические условия, безусловно, станут одним из факторов, определяющих, какое производство будет там развиваться. (…) То, что промышленность извлекает преимущества из близкого соприкосновения с другими производствами, читатель мог видеть на многих примерах. Каждое производство нуждается в техническом окружении. Но и в отношении сельского хозяйства верно то же самое.

 

Сельское хозяйство не может развиваться без помощи машин. А широкое внедрение совершенных машин невозможно без промышленного окружения: без механических мастерских, легко доступных для земледельцев, пользоваться сельскохозяйственными машинами нельзя. Деревенского кузнеца для этого недостаточно. (…) Но и это еще не все. Сельское хозяйство нуждается во множестве людей, обитающих в крупных городах и летом тысячами отправляющихся из своих городских съемных казарм в деревню, собирать урожай. (…) Без этой вспомогательной рабочей силы сельское хозяйство летом не смогло бы существовать. Тем более понадобится такая помощь в деле улучшения почвы. (…) Чтобы стать плодородным, любой участок земли нуждается в дополнительном человеческом труде, необходимом для вспашки, дренажа, распылении удобрений и т.д. Любую такую работу с удовольствием могли бы делать фабричные рабочие, если бы она совершалась в свободном обществе, на благо всех его членов. Земля нуждается в подобной помощи, и при соответствующей организации она получила бы ее, даже если бы для этого потребовалось остановить на летнее время многие предприятия. Разумеется, нынешние владельцы фабрик сочтут для себя катастрофой закрыть свои предприятия на несколько месяцев в году, ведь вложенный в фабрику капитал должен по возможности ежедневно и ежечасно приносить новые деньги. Но это капиталистический взгляд на вещи, а не взгляд общества.

 

Что касается рабочих, которые действительно должны управлять производством, то они наверняка сочтут весьма полезным для своего здоровья не совершать в течение всего года одну и ту же однообразную работу. И они отложат ее на лето или даже найдут выход в том. чтобы разбиться на группы и по очереди поддерживать работу фабрики.

 

Распространение производства в деревенские местности, так чтобы фабрики стояли, окруженные полями, а сельское хозяйство извлекало преимущества из соединения с промышленностью (…), и соединение сельскохозяйственного и промышленного труда – таков, без сомнения, следующий шаг который необходимо будет сделать, когда станет возможной реорганизация нашего нынешнего общества. (…) Этот шаг обусловлен необходимостью того, чтобы производители производили для себя самих, необходимостью того, чтобы каждый здоровый мужчина и каждая здоровая женщина проводили часть своего времени в труде на свежем воздухе. И он станет еще более необходимым, когда неминуемые великие социальные движения разрушат мировую торговлю и каждый народ станет рассчитывать в поддержании жизни на свои собственные ресурсы. Человечество в целом и каждый отдельный человек лишь выиграет от такой перемены. И эта перемена придет.

 

Но такое преобразование требует и полного изменения нашей нынешней системы образования. Для него нужно общество мужчин и женщин , в котором каждый и каждая умеют работать как руками, так и головой, причем не в одной только области. (…)

 

 

 

Глава 8. Умственный и физический труд

 

 

 

В прежние времена люди науки, особенно те, которые больше всего сделали для умножения знаний о природе, отнюдь не чурались физического труда и ремесла. Галилей собственноручно изготовил свои телескопы. Ньютон в юности изучал искусство ручного изготовления механизмов. Он тренировал свой юный ум изобретением гениальных машин и, приступив к оптическим исследованиям, оказался способен самостоятельно отшлифовать линзы своих инструментов и изготовить знаменитый телескоп (…). Лейбниц любил придумывать машины; ветряные мельницы и повозки, которые должны были ездить без лошадей, столь же занимали его разум, как математические и философские абстракции. Линней стал ботаником благодаря тому, что помогал в работе своему отцу-садовнику. Короче говоря, физический труд отнюдь не служил великим умам препятствием для абстрактных исследований, наоборот, он даже способствовал и благоприятствовал им. С другой стороны, многие рабочие, даже не имея больших возможностей для занятия наукой, получали умственные стимулы, благодаря разнообразию труда в тогда еще не специализированных мастерских, и некоторые из них поддерживали тесные контакты с людьми науки. (…)

 

В наше время все это изменилось. Под предлогом разделения труда мы резко отделили работников умственного труда от работников труда физического. Большая масса рабочих сегодня не получает того научного образования, которое доставалась их дедам, к тому же они лишены знаний и опыта, которые могли приобрести в маленьких мастерских. Их сыновья и дочери в возрасте 13 лет вынуждены идти на шахту или на фабрику, где быстро забывают то немногое, чему их, возможно, научили в школе. А люди науки презирают физический труд. Многие ли из них могли бы сегодня сами изготовить телескоп или даже простейший инструмент? Многие из них не в состоянии даже описать научный прибор (…). Они даже возвели презрение к физическому труду в целую теорию. (…)

 

Мы утверждаем, что в интересах как науки и промышленности, так и всего общества давать каждому человеку, независимо от его рождения, такое воспитание, которое позволяло бы ему соединять полноту научного знания с полнотой умения в области физического труда. Мы признаем необходимость специализации знаний, но утверждаем, что оно должно следовать за всеобщим образованием, и это всеобщее образование должно касаться как наук, так и физических навыков. Что же касается разделения общества на работников умственного и физического труда, то мы противопоставляем этому интеграцию (объединение) обоих видов деятельности. Вместо «технического образования», которое означает сохранение нынешнего разделения на умственных и физических работников, мы выступаем за интегральное, целостное образование, означающее исчезновение этого пагубного разделения.

 

Короче говоря, целью школы при подобной системе должно было бы дать каждому мальчику и каждой девочке, оканчивающим школу в 18 лет, всю полноту научных знаний (так чтобы они могли стать полезными научными работниками) и одновременно – общие знания того, что составляет основы технического образования, и такой опыт в одном из специальных ремесел, которые дают каждому возможность занять место на предприятии физического труда для производства ради всеобщего блага. (…)

 

Конечно, я не питаю иллюзии, что основополагающие изменения в нашей системе образования или любой иной из областей, упомянутых в предыдущих главах, наступят, пока (…) народы продолжают жить при существующей узкой эгоистической системе производства и потребления. (…)

 

Предположим, что община (город или территория, на которой живут несколько миллионов обитателей) предоставляет всем своим детям вышеописанное образование, независимо от рождения (…) и не требуя какого-либо возмещения со стороны детей, кроме того, какое они предоставят, превратившись в производителей общественного блага. Представим себе подобное образование и проанализируем его вероятные последствия.

 

Не стану говорить об умножении благосостояния, которое наступит, если мы получим молодую массу образованных и опытных изобретателей, или о социальных преимуществах от ликвидации нынешнего разделения на умственный и физический труд и возникающей вследствие этого общности интересов, гармонии, столь часто нарушаемой сегодняшними социальными конфликтами. Не буду увлекаться описанием преимуществ, которые получит каждый человек, получив возможность полностью применить свои умственные и физические силы, выгод от того, что физический труд обретет почетное место, приличествующее ему в обществе, вместо нынешнего клейма неполноценности. Не стану и вдаваться в изложение пользы от неминуемого исчезновения существующих бедности и угнетения со всеми их последствиями – тяготами, преступлениями, тюрьмами, казнями, обвинениями и т.д. Короче, я не буду затрагивать великий социальный вопрос, о котором уже так много написано и еще больше следует написать. Достаточно (…) лишь привести выгоды, которые сможет извлечь из такой перемены наука. (…)

 

Нашим профессиональным ученым недостает высокого полета духа, характерного для работников периода зарождения нашей индустрии. Пока они остаются чужды этому миру, засушенные между двумя страницами пыльных книг, они не обретут его – пока не откроют себя в том, чтобы самим стать рабочими, рабочими среди других рабочих, стоя у пламени плавильной печи, у машины, на фабрике, у сверлильного станка слесарной мастерской, моряками среди других моряков, рыбаками в рыбачьей лодке, лесорубами в лесу и земледельцами на поле.

 

Наши учителя искусства (Рёскин и другие) недавно вновь заявили нам, что не следует ожидать возрождения искусства, пока физический труд останется тем, чем он является сейчас. Они показали нам, в какой степени греческое и средневековое искусство были детищами ремесел и как они питали друг друга. То же самое относится к ремеслу и науке; их отрыв друг от друга несет гибель обоим. Великого воодушевления, к сожалению не замечаемого в современных спорах об искусстве и так же отсутствующего в науке, этого великого вдохновения можно ожидать лишь в том случае, если человечество порвет существующие оковы и начнет заново, следуя высоким принципам солидарности и уходя от противопоставления между этикой и философией.

 

Ясно, что не все мужчины и женщины в равной мере могут находить радость в научных устремлениях. Разнообразие наклонностей заботится о том, чтобы один получал больше удовольствия от науки, другой – от искусства, третий – от одной из многочисленных отраслей производства. Но каковым бы ни было занятие, предпочитаемое индивидом, он будет нужным звеном в свой области деятельности только обладая серьезными научными знаниями. И кем бы он ни был – ученым или художником, физиком или хирургом, химиком или социологом, историком или поэтом – он только выиграет, если проведет часть своей жизни в мастерской или на ферме (в мастерской и на ферме), если он связан с повседневной работой человечества и испытывает удовлетворение от того, что он является полноправным производителем благ.

 

Насколько лучше поймут человечество историк и социолог, если познакомится с ним не по книгам, не в лице немногих его представителей, а в его повседневном труде и в повседневных делах! Насколько больше станет медицина доверять гигиене и насколько меньше – рецептам, если молодые врачи станут ухаживать за больными, а сиделки получат такое же образование, как нынешние врачи! И как много приобретет поэт в своем ощущении красоты природы, насколько лучше станет он понимать человеческое сердце, если встретит восход солнца на поле вместе с землепашцами, как один из них, если вместе с матросами будет бороться с бурей на палубе корабля, если познакомится с поэзией труда и покоя, боли и радости, борьбы и победы! «Вторгайтесь в полноту человеческой жизни!» – призывает Гете (…). Но как мало поэтов следует его совету.

 

Так называемое «разделение труда» сложилось при системе, которая обрекла людей на то, чтобы целый день и всю жизнь изнывать от изнурительной работы. Но если мы примем во внимание, какое малое число людей производит богатства в нашем сегодняшнем обществе и как растрачивается впустую их труд, мы должны будем признать, что прав был Франклин, когда говорил, что пяти часов труда в день будет достаточно для того, чтобы обеспечить всех членов цивилизованного общества теми жизненными благами, которыми ныне наслаждаются лишь немногие. (…)

 

Если каждый возьмет на себя свою долю участия в производстве и это производство будет социализировано (…), то у каждого человека останется более половины рабочего дня, которые он сможет посвятить стремлениям в области искусства, науки или какому-нибудь хобби, по своему предпочтению. И его труд в этих областях будет тем более ценным, что другую половину своего дня он отдаст производительному труду. Искусством и наукой станут тогда заниматься по склонности, а не ради пропитания. К тому же, община, организованная по этим принципам, окажется достаточно богатым для того, чтобы счесть, что каждый мужчина и каждая женщина, достигнув определенного возраста, к примеру, 40 или более лет, должны быть освобождены от морального обязательства вносить непосредственный вклад в необходимый физический труд, так что они смогут тогда полностью посвятить себя области искусства, науки или какому-нибудь занятию, по своему выбору.

 

Будут полностью обеспечены свобода деятельности в новых отраслях искусства и научного творчества и свободное развитие. И такая община не будет знать бедности посреди богатства или раздвоения сознания, какое наполняет нашу жизнь и душит любое благородное стремление. Она свободно направит свой полет к высшим целям, какие только доступны человеческой природе.

 

 

 

Глава 9. Заключение

 

 

 

(…) Являются ли средства для удовлетворения человеческих потребностей, используемые сегодня при системе сохраняющегося разделения на профессии и производства ради прибыли, являются ли эти средства действительно экономичными? Ведут ли они действительно к экономии расходов человеческого труда? Или же это просто остатки прошлого, погруженного в темноту, невежество и гнет и никогда не бравшего во внимание экономическую и социальную ценность отдельного человека?

 

В области сельского хозяйства может считаться доказанным, что если бы лишь небольшая часть времени, которое ныне затрачивается каждым народом или в каждой стране на обработку полей, использовалась бы для постоянного разумного и социального улучшения почв, то продолжительность труда, необходимого для того, чтобы обеспечить необходимым пропитанием среднюю семью из пяти человек, в будущем составило бы менее 14 дней в году, причем этот труд был бы не страданием и мукой древнего раба, а занятием, служащим укреплению физических сил каждого здорового мужчины и каждой здоровой женщины на селе.

 

Доказано, что, следуя методам интенсивного садоводства (частью – тепличного) можно производить овощи и фрукты в таком количестве, что можно будет снабжать людей богатой овощной пищей и целым набором фруктов, если только они потратят на труд по выращиванию растений те часы, которые каждый охотно проведет на свежем воздухе, после того, как большую часть дня пробудет на фабрике, в шахте или в учебной аудитории. При том, разумеется, условии, что производство продуктов питания будет не занятием изолированных индивидов, а планомерной и согласованной деятельностью групп людей.

 

Доказано также (…), что при надлежащем комбинировании труда от 20 до 24 месяцев работы одного мужчины достаточно, чтобы изготовить для семьи из 5 человек квартиру или дом со всеми удобствами, требующими вкуса и гигиены.

 

(…) Показано, что с помощью методов, которые давно уже рекомендованы и отчасти даже то тут, то там опробуются, очень легко дать нашим детям еще до достижения ими 14 или 15 лет такое образование, какое даст им обширные общие знания о природе и человеческом обществе, познакомит их умы со здоровыми методами научного исследования и технического труда и воодушевит их сердца глубоким чувством человеческого единства и справедливости. И что чрезвычайно легко в течение последующих четырех или пяти лет дать им разумные научные знания законов природы, а также логическое и практическое знание технических методов, служащих удовлетворению человеческих потребностей. (…)

 

На протяжении тысяч лет производство пропитания для людей было тяжким грузом, если не проклятием для человечества. Но этого больше не требуется. Производя почву, а отчасти и регулируя температуру и влажность, необходимую для каждого растения, люди обнаружат, что при рациональной обработке земли для производства продуктов пропитания для семьи требуется так немного труда, что этим можно заниматься, наряду с другой работой. Если вернуться к земле и, вместо того, чтобы отгородиться от соседей высокими стенами, объединиться с ними, если воспользоваться тем, чему уже научили нас эксперименты, и призвать на помощь науку и технические изобретения, которые всегда помогают, стоит их лишь призвать (посмотрите только, что они сделали в военной области), – и люди удивятся, с какой легкостью можно получить от земли богатую и разнообразную пищу. Мы изумимся, сколько здорового знания приобретут наши дети рядом с нами, как быстро будет расти их ум и та легкость, с какой они будут постигать законы живой и неживой природы.

 

Поставьте фабрики и мастерские прямо в гуще, посреди ваших полей и садов, и работайте на них! Разумеется, не те большие предприятия, которые обрабатывают огромные массы металла и которым лучше стоять в определенных местах, какие укажет природа, а бесчисленное разнообразие мастерских и фабрик, которые необходимы для того, чтобы удовлетворять бесконечные тонкости вкуса цивилизованного человека. Не те фабрики, на каких дети теряют облик детей в атмосфере индустриального ада, а те полные воздуха, гигиеничные и, следовательно, экономные рабочие залы, где обращают больше внимания на человеческую жизнь, чем на машины или сверхприбыль, фабрики, которые мы и теперь время от времени опробуем, фабрики, куда мужчин, женщин и детей не загоняет голод, но зовет потребность деятельности, отвечающей их вкусу, и где они при помощи машины и мотора занимаются тем родом деятельности, какой больше соответствует их склонностям.

 

Построим такие фабрики и мастерские, не для того, чтобы извлекать на них прибыли, производя (…) ненужные и вредные вещи для порабощенных африканцев, а чтобы удовлетворить неудовлетворенные потребности миллионов европейцев. И тогда мы снова изумимся, увидев, с какой легкостью и быстротой будут удовлетворены наши нужды в одежде и изготовлены тысячи предметов роскоши, если только производство будет предназначено для того, чтобы обслуживать необходимые потребности, а не приносить высокие прибыли акционерам и набивать карманы спекулянтов-предпринимателей и мошенников-директоров. Очень скоро человечество станет проявлять живой интерес к такому труду и получит возможность наблюдать у своих детей ревностное желание ознакомиться с природой и ее силами, познакомиться с техникой и изумляться тому, как в них развивается изобретательский дух.

 

Таково будущее, которое уже возможно, которое уже осуществимо; и таково настоящее, уже обреченное и исчезающее. Не «бессилие науки» мешает нам отвернуться от этого настоящего и пойти навстречу будущему или, по меньшей мере, сделать первые шаги к нему. Мешает прежде всего наша грубая жажда обладания, жадность человека, убившего курицу, несущую золотые яйца, и наша умственная лень, духовная трусость, столь щедро взращенная в прошлом. (…)

…или что такое анархо-коммунизм?

Что такое анархия?

Анархия или анархо-коммунизм (анархический коммунизм) в переводе на русский означает вольный или безгосударственный коммунизм.

Что такое коммунизм? Это общество где все принадлежит всем, где каждый работает на всех по своим способностям, и каждому дается от всех по его потребностям.

Почему все принадлежит всем? Потому что все сделано всеми. Никто не может ничего сделать по-настоящему в одиночку. Это собака может вырыть нору своими собственными когтями, ни у кого не учась. Человек работает с помощью орудий труда, которые сделаны с помощью других орудий труда, а те сделаны с помощью третьих. Значит, все, кто их делал, уже причастны к работе, сделанной якобы «в одиночку». Человек, чтобы что-то сделать, должен этому у кого-то научиться, а его учитель учился у другого учителя, а тот другой — у третьего… Без помощи других людей, человек бы даже ходить и разговаривать бы не научился. Значит, все что делается, делается всеми, значит, и принадлежать оно должно всем.

Почему каждый работает по способностям? Потому что, каждый работает так, как умеет, лучше он работать не может, а хуже работать – значит обманывать общество.

Почему каждый получает по потребностям? Почему не по труду? Потому что невозможно определить вклад труда каждого в общую работу. Если два человека несут одно бревно, то на сколько труд того, кто несет за толстый конец, больше труда того, кто несет за тонкий? К тому же, если никто из них не может поднять бревно в одиночку, то значит, они одинаково нужны друг другу. А как определить вклад в работу учителей и учивших учителей, и учивших учивших?.. И потом, если каждый работает по своим способностям, то и вклад его зависит от его способностей. А способности ему либо даны от природы, либо развиты им. Если даны от природы, то в этом нет его заслуги, никто не спрашивал его, хочет он родиться сильным или слабы, умным или глупым. А если развиты, то опять-таки с помощью других людей. Без помощи других, человек, как уже говорилось, даже разговаривать и ходить на двух ногах бы не научился.

Тогда почему не поровну? Потому что всем нужно разное. Потому что нельзя грудного ребенка кормить взрослой пищей или взрослого – грудным молоком. Потому что очки нужны тому, кто плохо видит, болотные сапоги тому, кто ходит по болоту, теплые стены и топливо – тому, кто живет в холодной местности и т. д., и т. п. У всех разные потребности. А равным является только их право осуществлять свои потребности. Читать далее →