ЦВЕТНЫЕ РЕВОЛЮЦИИ
Михаил Магид
Последние события в Монголии, где оппозиция выступила против правящей партии, обвинив ее в фальсификации выборов, вновь привлекли внимание к феномену оранжевых (цветных) революций. Грузия, Украина, Киргизия… теперь вот Монголия.
Сторонники оранжистов говорят о возмущении, о справедливой борьбе против диктатур и коррумпированных правителей, наподобие Кучмы или Шеварнадзе. В качестве заслуг оранжевых движений указывают на относительную свободу слова по сравнению с Россией. Действительно это бросается в глаза применительно, например, к Украине. Противники со своей стороны указывают на то обстоятельство, что все или почти все эти демократические движения получали финансовую поддержку от западных государств, и так же на то, что победа оранжевых отнюдь не привела к торжеству народовластия и равенства. В самом деле: у власти по-прежнему находятся чиновники и олигархи (только дружественные Западу), оппозиционные демонстрации жестоко разгоняют (как это было в Грузии), государство сотрясают коррупционные скандалы.
Прежде всего, следует признать неверным утверждение о «поддержке Запада», как о центральной причине оранжевых выступлений. Не могут миллионы людей, как это было на Украине или сотни тысяч, как это было в сравнительно небольшой Грузии, выходить на улицы и протестовать, выстаивая часами под дождем и снегом и подвергаясь угрозе нападения полиции, только потому, что их кто-то поддерживает. Возможно, ряд руководителей и активистов цветных революций получал финансовую поддержку. Но для организации столь массовых и столь решительных протестов этого явно недостаточно.
Взрывную силу цветных революций обеспечило накопившееся в обществе недовольство. А оно неразрывно связанно с несправедливым характером этого общества, с обездоленным положением большинства населения. Не пришел бы никто, кроме кучки либеральных интеллигентов на Майдан, не было бы там миллионной толпы, не будь громадного недовольства нищетой, бесправием, бедностью низов и роскошью верхов.
Промышленные и чиновные элиты, опираясь, преимущественно на собственные финансы и импортированные из-за рубежа манипулятивные пропагандистские технологии смогли обеспечить себе культурную гегемонию (господство), и использовать социальный протест в своих интересах. Итог: одни элиты с помощью народа сместили другие. Причем в некоторых случаях движение вырвалось из-под контроля оранжевых демократов. Так в Киргизии оно вылилось в беспорядочные погромы и стихийные экспроприации продовольствия и промтоваров.
Оранжевые революции похожи на попытки греческих аристократов, а затем ранних тираний обеспечить господство, опираясь на демос. О том как это было, пишет, в частности, российский историк И.Суриков:
«Демос во всей этой ситуации выступает в довольно неприглядной роли. Говорят речи, вступают друг с другом в дискуссию только аристократы, а народ покорно и даже с энтузиазмом принимает буквально всё, что ему предложат.
Но даже такие народные собрания выполняли определенную образовательную роль. Демос, наблюдая дебаты аристократов, начинал задумываться: а почему, собственно, он сам лишен права голоса? Постепенно и основные массы демоса начинали поднимать голос за свое равноправие, за прекращение эксплуатации. Правда, голос этот звучал пока еще робко и нерешительно. Простой народ не имел ни опыта участия в политической борьбе, ни классовой сознательности, ни четко сформулированных целей — да и откуда всё это могло у него взяться? Поэтому долгое время он не представлял собой самостоятельной силы… Приобщение народных масс к реальному политическому участию, пусть даже в минимальных масштабах, было процессом сложным и долгим… До полноценной прямой демократии народных собраний было еще далеко»
Соперничая между собой, элиты делают две вещи. Во-первых, они рассказывают о своих конкурентах правду, впрочем, смешанную с изрядным количеством лжи. Но как бы то ни было, из этого взаимного поливания грязью рождается в целом правильное представление о тех людях и силах, которые управляют современным обществом. Во-вторых, вовлекая (время от времени) народ в свои разборки, они демонстрируют значимость общественного мнения.
В наших условиях все осложняется тем обстоятельством, что в отличие от греческих гоплитов (тяжело вооруженной фаланги, к которой относилась с определенного момента значительная часть полисного коллектива), современный народ практически разоружен. Он мало что может противопоставить армии и полиции, вооруженным огнестрельным оружием.
Но с другой стороны именно коллективных труд низового населения создает все благосостояние страны, при том, что современная экономика, в отличии от экономики Древнего мира, чрезвычайно хрупка и зависима от транспортных магистралей. Если остановить одни только железные дороги, можно парализовать хозяйственную жизнь целых регионов, лишив элиты денег и власти.
Что может в такой ситуации делать народ, т.е. громадное, отстраненное от политической и хозяйственной власти большинство населения?
Он будет слаб до тех пор, пока не осознает, что его судьба находится в его собственных руках.
Хотя противостояние между властными элитами может расшатать существующий строй, она в сущности есть ни что иное, как форма войны между двумя эксплуататорскими системами. Только, если в случае войны сталкиваются элиты разных стран, использующие народ в тылу и на фронте в качестве пушечного мяса, то здесь похожие вещи происходят внутри страны.
Единственный разумный ответ на это столкновение — отказ от соучастия в нем и борьба за собственные интересы. Например, на Украине это выглядело бы как союз шахтеров Донбаса и рабочих других регионов Востока страны с наемными работниками Киева и Львова.
Не исключено, что как и в Афинах, современный трудовой демос, в конце концов, обретет достаточную независимость для того, чтобы свергнуть оранжевых, голубых и прочих паразитов и станет сам управлять собственной жизнью, как политической, так и хозяйственной, через общие собрания и подконтрольные им Советы.
