Cтатья была написана несколько лет назад, когда попытка сотрудничества между анархистами и левыми марксистами привела с одной стороны к более тесным контактам, а с другой — к дискуссиям по ряду ключевых вопросов. Хотя автор статьи в то время стоял (вернее стояла) на марксистских позициях (в настоящее время стоит на анархических), в статье содержится критика прогресистских взглядов, свойственных именно традиционному марксизму и предлагается анархическая альтернатива.
Кто нуждается в освобождении — производительные силы или угнетённый народ?
Часто приходится слышать от марксистов о прогрессивной роли капитализма, о том, что несмотря на все порождаемые им отрицательные явления, он своим развитием подготавливает почву для социализма.
«Капитализм прогрессивен, ибо уничтожает старые способы производства и развивает производительные силы, и в то же время, на известной ступени развития, он задерживает рост производительных сил. Он развивает, организует, дисциплинирует рабочих, – и он давит, угнетает, ведет к вырождению, нищете и т.д.» — Ленин В.И. (Разногласия в европейском рабочем движении)
«Крупная промышленность… представляет из себя основу перехода к социализму и… с точки зрения состояния производительных сил, т.е. по основному критерию всего общественного развития, представляет основу социалистической хозяйственной организации, объединяя передовых промышленных рабочих, объединяя класс, осуществляющий диктатуру пролетариата.» — Ленин В.И. (Х съезд РКП(б)).
Всё дело в том, что в качестве основного критерия общественного прогресса марксизм принимает развитие производительных сил. То есть пока производительные силы в форме капитала свободно развиваются при капитализме — всё хорошо. Как только капиталистические отношения начинают сковывать дальнейшее развитие производительных сил их нужно заменить «более прогрессивным» социализмом, уничтожив старые реакционные элиты и убив сразу двух зайцев — освободить производительные силы для дальнейшего развития и уничтожить противоречие между общественным характером производства и частной формой присваивания.
Но подобная оценка капитализма и роли производительных сил отчуждает их от человека, превращая в самостоятельный самоценный субъект. Уже не потребности живых людей, но интересы «скованных» частнособственническим капитализмом с его анархией производства производительных сил определяют политику подобных революционеров. А ведь интересы производительных сил — это интересы капитала.
То есть «собственности, эксплуатирующей наёмный труд, собственности, которая может увеличиваться лишь при условии, что она порождает новый наёмный труд, чтобы снова его эксплуатировать» (Манифест коммунистической партии). А она вовсе не заинтересована в уничтожении наёмного труда и освобождении человека. Последствия такой оценки весьма предсказуемы: ужас вызывают у таких марксистов кощунственные истории о саботажниках-луддитах, модернизация национальной экономики видится им революционной задачей, разделение труда — величайшим достижением человечества, а Пётр I и Сталин — прогрессивными правителями.
При этом общая тенденция к концентрации капитала — то есть к сосредоточению производительных сил в руках всё более узкого числа лиц, также не является сама по себе благом для трудящихся. Высшее воплощение этого принципа мы можем видеть на примерах транснациональных компаний (ТНК) и «советской» государственной собственности.
Если ТНК сравнительно быстро внедряли новые технологии и более-менее гибко удовлетворяли платёжеспособный спрос населения богатых стран (за счёт жёсткой эксплуатации трудящих в странах первого и, в особенности, третьего мира), то государственные компании в СССР оказались из-за своего централизма и гигантских размеров неповоротливыми, невосприимчивыми к изменчивому спросу, отставая при этом и в области технологий.
Экономика нового общества должна исходить из потребностей людей, а никто лучше самих людей не может определить, что им надо. Громоздкий централизованный аппарат не в силах решить эту задачу. Поэтому социалистическая хозяйственная система требует максимальной децентрализации, ограниченной лишь необходимостью координации бестоварного производства между коллективами.
При этом неверно было бы считать, что сам прогресс средств производства и сообщения — вещь вредная. Напротив, употреблённые на нужды людей средства производства способны удовлетворить человеческие потребности, а без развитых средств сообщения немыслима координация революционных сил в рамках планеты.
Дисциплина или самоорганизация?
Но давайте отойдём в сторону от обожествления производительных сил и рассмотрим другой аргумент, который уже упоминался в цитатах выше. Речь пойдёт о том, что капитализм объединяет, организует и дисциплинирует рабочих, и что эти качества рабочего класса необходимы для построения социализма.
«Основным условием существования и господства класса буржуазии является накопление богатства в руках частных лиц, образование и увеличение капитала. Условием существования капитала является наемный труд. Наемный труд держится исключительно на конкуренции рабочих между собой. Прогресс промышленности, невольным носителем которого является буржуазия, бессильная ему сопротивляться, ставит на место разъединения рабочих конкуренцией революционное объединение их посредством ассоциации. Таким образом, с развитием крупной промышленности из-под ног буржуазии вырывается сама основа, на которой она производит и присваивает продукты.» — Маркс и Энгельс «Манифест Коммунистической партии»
Конечно, если понимать под социализмом строй тотального господства национализированной крупной промышленности, управляемой по принципам единоначалия и жёсткого централизма, если понимать под ним систему, в которой государство подобно единой фабрике, то это потребует от рабочих именно тех качеств, которые воспитывает в них капитализм — дисциплинированность, подчинение начальству, перевыполнение планов.
Надо, указывал В. И. Ленин, «…чтобы диктатура пролетариата выражалась не только в центральной власти, это первый шаг, и только первый шаг, но диктатура должна быть во всей России, это второй шаг, и только второй шаг, — этого шага мы еще не сделали достаточно. Нам нужна, нам необходима пролетарская дисциплина, настоящая пролетарская диктатура, когда твердая и железная власть сознательных рабочих чувствуется в каждом далеком уголке нашей страны…» (Полн. собр. соч., т. 36, стр. 342.)
«Соотношение вождей — партии — класса — масс, а вместе с тем отношение диктатуры пролетариата и его партии к профсоюзам представляется у нас теперь конкретно в следующем виде. Диктатуру пролетариата осуществляет коммунистическая партия большевиков, имеющая по данным последнего партийного съезда (IV. 1920) 611 тыс. членов…Партией, собирающей ежегодные съезды (последний: 1 делегат от 1000 членов), руководит выборный на съезде Центр. Комитет из 19 человек, при чем текущую работу в Москве приходится вести еще более узким коллегиям, именно так называемым «Оргбюро» (Организационному бюро) и «Политбюро» (Политическому бюро), которые избираются на пленарных заседаниях Цека в составе пяти членов Цека в каждое бюро. Выходит, следовательно, самая настоящая «олигархия». Ни один важный политический или организационный вопрос не решается ни одним государственным учреждением в нашей республике без руководящих указаний Цека партии.
Партия непосредственно опирается в своей работе на профессиональные союзы, которые насчитывают теперь, по данным последнего (IV. 1920) съезда, свыше 4 миллионов членов, будучи формально беспартийными. Фактически все руководящие учреждения громадного большинства союзов и в первую голову, конечно, общепрофессионального всероссийского центра или бюро (В. Ц. С. П. С. — Всероссийский центральный совет профессиональных союзов) состоят из коммунистов и проводят все директивы партии. Получается, в общем и целом, формально не коммунистический, гибкий и сравнительно широкий, весьма могучий, пролетарский, аппарат, посредством которого партия связана тесно с классом и с массой и посредством которого, при руководстве партии, осуществляется диктатура класса. Управлять страной и осуществлять диктатуру без тесной связи с профсоюзами, без горячей поддержки их, без самоотверженнейшей работы их не только в хозяйственном, но и в военном, строительстве мы, разумеется, не смогли бы не только в течение 2 1/2 лет, но и 2 1/2 месяцев. Понятно, что эта теснейшая связь на практике означает очень сложную и разнообразную работу пропаганды, агитации, своевременных и частых совещаний не только с руководящими, но и вообще влиятельными деятелями профсоюзов, решительной борьбы с меньшевиками, которые до сих пор имеют известное, хотя и совсем небольшое, число приверженцев, которых и учат всевозможным контр-революционным проделкам, начиная от идейной защиты (буржуазной) демократии, от проповеди «независимости» профсоюзов (независимость — от пролетарской государственной власти!), до саботажа пролетарской дисциплины и т. д. и т. п.
Связь с «массами» через профсоюзы мы признаем недостаточной. Практика создала у нас, в ходе революции, и мы стараемся всецело поддержать, развить, расширить такое учреждение, как беспартийные рабочие и крестьянские конференции, чтобы следить за настроением масс, сближаться с ними, отвечать на их запросы, выдвигать из них лучших работников на государственные должности и т. д. В одном из последних декретов о преобразовании Народного Комиссариата Государственного Контроля в «Рабоче-Крестьянскую Инспекцию» беспартийным конференциям этого рода предоставлено выбирать членов Государственного контроля для разного рода ревизий и т. д.
Затем, разумеется, вся работа партии идет через Советы, которые объединяют трудящиеся массы без различия профессий. Уездные съезды Советов являются таким демократическим учреждением, которого ещё не видывали самые лучшие из демократических республик буржуазного мира, и через эти съезды (за которыми партия старается следить как можно внимательнее), а равно и через постоянные командировки сознательных рабочих на всякие должности в деревне, осуществляется руководящая роль пролетариата по отношению к крестьянству, осуществляется диктатура городского пролетариата, систематическая борьба с богатым, буржуазным, эксплуататорским и спекулирующим крестьянством и т. д.
Таков общий механизм пролетарской государственной власти, рассмотренный «сверху», с точки зрения практики осуществления диктатуры.» —Ленин «Детская болезнь левизны в коммунизме»
Почему так? Неужели дело в том, что эти качества — росток нового строя? Да нет, пролетарская дисциплина, по прямому смыслу этих слов, это дисциплина наёмного раба капитала. Это вполне логичное следствие капиталистической логики, при которой рабочий является трудолюбивым послушным скотом, и действует разделение на управляющих и управляемых. Жёсткая диктатура авангарда сознательных рабочих над всеми остальными трудящимися, над многомиллионным трудовым крестьянством, дополняется железной пролетарской дисциплиной остального класса. От классового происхождения господ суть строя не меняется.
Это то, что касается дисциплины. Но ведь утверждается также и то, что капитализм объединяет и организует рабочих, и что эти формы объединения могут быть эффективно использованы рабочими в классовой борьбе.
Как показывает практика, капитализм объединяет рабочих именно территориально — на одной фабрике, одном предприятии, в одном процессе производства, но фактически постоянно создаёт между ними конкуренцию, стимулирует к индивидуальной экономической борьбе за счёт других рабочих (не важно, чем рабочие будут отличаться — цветом кожи, национальностью, полом или просто лузеры).
Современный историк Эрик Хобсбаум отмечает, что в странах наиболее быстро развивающегося капитализма — в Британии и во Франции в начале 30х годов XIX века самосознание пролетариата как класса «уже существовало».
Именно в этих странах в 20е годы того же века родились и концепция и слово «социализм». Оно сразу было принято рабочими в меньшей степени во Франции и широко распространилось в Британии.
«Можно ли назвать Парижскую Коммуну социалистической революцией?» — задает вопрос Хобсбаум. — «Почти наверняка можно, хотя этот социализм был еще мечтой времени, предшествовавшего 1848 году, мечтой о самоуправляемом сообществе или сообществах производителей, требующих радикального и систематического вмешательства общественной власти».
Как убедительно показывает Марлен Инсаров в своей работе «О причинах пассивности пролетариата», «революционность раннего пролетариата связана не с ростом крупной промышленности, то есть с развитием капитализма, а наоборот с тем, что капитализм был ещё недостаточно развит и отупляющее конвейерное производство не было господствующим. Ранний пролетариат сохранял в себе навыки коллективного управления, которое он получил в наследство от крестьянской общины и средневекового цеха, он ещё не только не был атомизирован в процессе производства, но и сохранял свою особую доиндустриальную культуру. С развитием же крупной промышленности, конвейерного производства, координация пролетариев во время производства сходила на нет и заменялась авторитарным подчинением управленцу/менеджеру. Чем больше было коллективного управления в процессе производства – тем более революционен был пролетариат». – А. Яновский «Социализм как историческая возможность»
Причём фабрики в большинстве случаев, были небольшими — несколько сотен, максимум несколько тысяч работников, и рабочие, не утратившие еще общинно-цеховую и коммунальную солидарность, навыки творческого труда и понимание процесса производства, иногда считали, что они сами могут организовать процесс производства на своей небольшой фабрике, а хозяева и управленцы им не нужны, что они просто вредные паразиты. Три фактора: сохранение докапиталистических ценностей, сравнительно малые размеры предприятия, большая доля творческого труда и предопределили такие настроения. Сюда надо добавить и четвертое обстоятельство — для рабочих первого поколения капитализм был чем-то новым, рождение чего они видели, и не казался чем-то вечным и естественным, поэтому они могли вполне реалистически относиться к перспективе его ликвидации.
В XX столетии с ростом фордистской формы организации труда, размеры среднего предприятия росли и то, как ими управлять — такими большими, становилось все менее понятно. Труд большинства работников превратился в выполнение нескольких простых движений на конвейере, стал носить более отупляющий характер, доиндустриальные коллективистские ценности были утрачены, и, наконец, выросло новое поколение горожан-рабочих, которые уже ничего кроме капитализма не видели. Рабочие были окончательно интегрированы в капитализм.
Поэтому лукавит Ленин, говоря о том, что капитализм прогрессивен, поскольку уничтожает старые способы производства (а именно производственные отношения). Более того — это ложь. Капитализм никогда не брезговал ни рабством, ни феодальными взаимоотношениями, ни другими докапиталистическими методами эксплуатации, если они приносили прибыль. Что капитализм всегда уничтожал с завидным упорством — так это именно коллективизм докапиталистических отношений (при всей их патриархальности), который был угрозой для развития капитала.
Вернёмся ко второй части утверждения — к формам. Часто говорят, что несмотря на то, что сам капитализм, конечно, представляет собой несомненный вред для пролетариата, но в ходе классовой борьбы в рамках капитализма пролетариат сформировал собственные формы, институты борьбы, такие как партии и профсоюзы, и это несомненный прогресс.
При этом считается, что партии и профсоюзы представляют и выражают интересы определённых классов. Но партии не могут выражать интересы трудящихся. Немецкий революционер марксист Отто Рюле писал в начале 20-х гг.: «Партия, имея буржуазное происхождение, имеет и буржуазную сущность. Организационной характеристикой буржуазной сущности служит централизм. Партия… воплощает принцип централизма. Она похожа на ступенчатую пирамиду. Внизу масса членов, которые должны платить и повиноваться… На верхушке (в центре), наконец, несколько человек или даже один человек обладают высшим авторитетом и окончательными решающими правами. Вся инициатива, все предложения, все полномочия принимать решения сконцентрированы у вождей: в их руках управленческий аппарат, списки выступающих, мандаты, пресса, касса. Массу ведут, опекают, держат в зависимости». Подобным же образом организовано и большинство профессиональных союзов.
Несмотря на то, что у буржуазных групп существуют партии, выражающие их интересы, любая буржуазная партия защищает свои собственные интересы, как и пресловутая «пролетарская» партия, претендующая на руководство классом. И та и другая — буржуазные организации, которые служат прежде всего интересам менеджеров, управляющих этими партиями. Частные компании, лоббирующие свои интересы, выступают здесь в роли инвесторов. Они вкладывают капитал в определенную партию, рассчитывая, что она расплатится с ними выгодными контрактами, кредитами или удобными законами, посредством которых бизнесмены с лихвой окупят потраченные средства.
У пролетариев нет денег на покупку крупных партий и не может быть, по той простой причине, что они — пролетарии, т.е. обездоленные, лишенные контроля над крупной собственностью и средствами производства. Нет у пролетариев и иных способов контроля над «своими» партиями.
Таким образом, нелепо говорить о централизованной рабочей партии. В ней, как и в компании Дженерал Моторс, может быть 90% рабочих от станка, но от этого партия будет по сути своей не более пролетарской, чем Дженерал Моторс.
Более того, от представителей различных левых течений можно услышать, что они выражают интересы угнетенных и обездоленных — интересы пролетариата. Но фактически, по мнению этих людей, интересы класса не тождественны интересам каждого представителя этого класса, и даже не тождественны пересечению их интересов (если вспомнить о несознательности/мелкобуржуазности пролетариата). Из условий жизни класса, как она их видит, партия (зачастую состоящая из 5 человек) выводит потенциальные интересы и начинает за них бороться, независимо от того, что об этом думает реальный класс, что приводит либо к сектантству подобных групп (оторванности от реальных рабочих), либо, что ещё хуже, — к поражению рабочего движения авангардизмом.
Теперь, что касается профсоюзов:
«Как и партии, профсоюзы возникли в буржуазную эру. Они родились из потребностей, вызванных кризисом 1860-х годов. Однако в отличие от партий рабочего класса, они никогда не объявляли себя революционными. С самого начала они заявляли о своем политическом нейтралитете и ограничивались в своей деятельности тем, что добивались лучших условий оплаты труда, жизни и работы для рабочего класса в рамках капиталистической системы. Это, без какого-либо прикрытия и экивоков, — реформистско-оппортунистическая программа.
Отказу от великих целей соответствовал и отказ от больших боев. Они никогда не помышляли о том, чтобы противопоставить капиталу сплоченный фронт пролетариата. Возникнув в эпоху мелкой экономической борьбы с лишь слабо объединенными в картели предпринимателями, они, как профессиональные организации, довольствовались достижением материальных преимуществ для отдельных профессий. Они плодили конкуренцию между профессиями и способствовали ей. Они отделяли работающих от безработных, обученных от неквалифицированных, молодых рабочих от старых, мужчин от женщин. Так они разрывали пролетарский фронт, вводили расслоение класса и парализовали, таким образом, классовую борьбу.» — Отто Рюле «Основные вопросы организации»
Профсоюзы не являются эффективной формой организации классовой борьбы и с тактической точки зрения — «даже в тех случаях, когда в целом легалистские, ориентированные на подзаконную деятельность профсоюзы идут на незаконные стачки, они не в состоянии противостоять ментовским, бандитским и административным репрессиям: их засвеченные лидеры находятся под постоянным прессингом и наблюдением, они не способны к организации радикального отпора врагу; так же к нему не готова основная масса членов профсоюза, отравленная легалистской соглашательской деятельностью последних лет» — Михаил Магид «Критика профсоюзов».
Это касается тех профсоюзов, которые ещё пытаются бороться за права наёмных работников. Но, во-первых, подавляющее большинство профсоюзов не имеют и этих элементов во-вторых большинство профсоюзов отличаются тем, что они глубже, прочнее интегрированы в систему, их лидеры надежно куплены и они ничего или почти ничего не делают в смысле организации рабочей борьбы- даже в бюрократической. Членство в профсоюзах зачастую является необходимым условием при приёме на работу, а вступительный взнос, собираемый нанимателем, направляется прямиком в профсоюзную кассу. Профсоюзы владеют недвижимостью, используют обширный штат работников, и становятся похожи на ту корпоративную структуру, с которой они ведут переговоры.
Подобные структуры не только интегрированы в буржуазную систему, поддерживая её существование, но и лишают работников самостоятельности, инициативности и других качеств, необходимых для построения социализма.
Таким образом, что мы имеем? Капитализм организует и формирует пролетариат по своему образу и подобию, создаёт формы, канализирующие протестный потенциал угнетённых в мирное русло, а «пролетарские» партии бьют себя в грудь, заявляя, что могут руководить строем, лучше соответствующим интересам развития производительных сил (капитала), чем это делают сами капиталисты.
Последний аргумент
И тут в ход идёт последний аргумент: по крайней мере капитализм является последним эксплуататорским строем, поскольку развитие крупного буржуазного производства постоянно производит могильщика буржуазии — пролетариат, который взяв в свои руки власть уничтожит всякое классовое деление.
«Если пролетариат в борьбе против буржуазии непременно объединяется в класс, если путем революции он превращает себя в господствующий класс и в качестве господствующего класса силой упраздняет старые производственные отношения, то вместе с этими производственными отношениями он уничтожает условия существования классовой противоположности, уничтожает классы вообще, а тем самым и своё собственное господство как класса.» — Манифест коммунистической партии
«Все прежние классы, завоевав себе господство, стремились упрочить уже приобретенное ими положение в жизни, подчиняя все общество условиям, обеспечивающим их способ присвоения. Пролетарии же могут завоевать общественные производительные силы, лишь уничтожив свой собственный нынешний способ присвоения, а тем самым и весь существовавший до сих пор способ присвоения в целом» — Манифест коммунистической партии
«Все доныне существовавшие общества основывались, как мы видели, на антагонизме между классами угнетающими и угнетенными. Но, чтобы возможно было угнетать какой-либо класс, необходимо обеспечить условия, при которых он мог бы влачить, по крайней мере, свое рабское существование.
Крепостной в крепостном состоянии выбился до положения члена коммуны так же, как мелкий буржуа под ярмом феодального абсолютизма выбился до положения буржуа.» — Манифест коммунистической партии
Но становление класса буржуазии из мелкобуржуазно-крестьянских слоёв — не более, чем либеральный эволюционистский миф.
«Среди мыслителей, оказавших заметное влияние на марксову концепцию капитализма, кроме Гегеля следует выделить Огюстена Тьерри, историка классовой борьбы в средневековой Франции. Именно Тьерри вывел преемственность современной буржуазии от вольных городов средневековья и этот взгляд на долгое время оказался господствующим в марксизме.
На самом деле вольные города были задушены абсолютизмом, не только в России, но и в Западной Европе.
Москва уничтожила Великий Новгород, а королевский Париж утопил в крови Прованс. Буржуазия капиталистического общества ведет свое начало не от вольных городов, не от живущего своим трудом средневекового мастера, а от придворных финансистов абсолютистских государств. Очень хорошо пишет об этом современный левый теоретик Роберт Курц:
«У истоков европейского капитализма стояло не якобы «повышающее благосостояние» развитие рыночных отношений, а ненасытная жажда денег аппарата абсолютистского государства, имеющая целью финансирование военной машины раннего этапа современной эпохи. Только интересы этих аппаратов, впервые в истории накинувших на все общество бюрократическую удавку, вызвали ускоренное развитие городского купеческого и финансового капитала, которое вышло далеко за рамки традиционных торговых отношений. Только таким образом деньги превратились в центральный общественный мотив, а «абстракция труда» в центральное общественное требование, независимое от реальных потребностей.
Большинство людей перешли к производству для анонимных рынков и тем самым к денежной экономике отнюдь не добровольно, а потому, что жажда денег со стороны абсолютистского государства вызвала обращение налогов в денежную форму и одновременно огромное повышение их. Они были вынуждены «зарабатывать деньги» не для себя, а для вооруженного огнестрельным оружием государства раннего этапа современного периода истории, для его снабжения и его бюрократии. Именно так, а не иначе, появились на свет абсурдная самоцель накопления капитала и, следовательно, отчужденный труд.
Вскоре денежных налогов и поборов уже не хватало. Бюрократы абсолютистского государства и администраторы финансового капитала принялись силой организовывать самих людей как материал общественной машины по превращению труда в деньги. Традиционные образ жизни и способ существования населения разрушались не потому, что это население добровольно развивалось на основе самоопределения, а потому, что оно, как человеческий материал, должно было быть прилажено к запущенной машине накопления. Людей силой оружия сгоняли с их полей, чтобы освободить место для овцеводства, требующегося для шерстяных мануфактур. Старые права, такие, как свобода охоты, рыболовства и собирания дров в лесах, были отменены. А если обнищавшие люди затем бродили по стране, прося милостыню и воруя, их бросали в работные дома и мануфактуры, чтобы мучить машинами трудовой пытки и вбить в них рабское сознание покоренной рабочей скотины.
Современная буржуазия, в конечном счете принявшая наследие абсолютизма, выросла отнюдь не из мирных купцов с древних торговых путей. Общественную почву, которая порождала современное «предпринимательство», составляли кондотьеры наемных орд раннего периода современной эпохи, администраторы работных домов и тюрем, сборщики налогов, надсмотрщики над рабами и прочие головорезы. Буржуазные революции 18 — 19 веков не имели ничего общего с социальным освобождением [но попыткой социального освобождения были потерпевшие поражение антибуржуазные революционные движения, например, движение санкюлотов во Франции - М.И.]: они всего лишь перетасовывали отношения власти внутри сложившейся системы принуждения, освобождали институты общества труда [т.е. буржуазного общества - М.И.] от устаревших династических интересов. Именно славная Французская революция с особым пафосом провозгласила обязанность трудиться и «законом против нищенства» ввела новые работные дома — тюрьмы» (цит. по «Наперекор», № 12, зима 2002 — 2003гг., сс. 36 — 37).
<…> Основы современного капитализма были заложены в эпоху меркантилизма (16 — 18 века) и заложены никем иным, как абсолютистским государством. Именно оно, выжимая крестьянство налогами до нитки и беспощадно грабя народы колоний, создавало капиталы, которые передавало затем, тем или иным образом, буржуазии.
Капитализм хоть в какой-то степени свободной конкуренции — это не правило, а исключение в истории капитализма. В сколь-нибудь полном виде он просуществовал только в Англии — несколько десятилетий во второй половине 19 века. Ему предшествовал меркантилизм, за ним последовал государственно-монополистический капитализм. С начала 20 века усиление роли государства в капиталистической экономике стало до такой степени заметным, что ее должны были признать марксистские исследователи империализма (Люксембург, Гильфердинг, Бухарин, Ленин). »
- Марлен Инсаров «Государство и капитал в России»
Но если разрушается представление о классовой заинтересованности крестьян в капитализме, то становится совершенно непонятно, почему мы не могли всё то же самое сказать о феодальном строе? Действительно, давайте посмотрим более внимательно — какие два основных антагонистических класса мы имели тогда? Крестьяне и феодалы. Но угнетённый класс — крестьянство — в ходе революций не завоевывал себе политическую власть, несмотря на то, что активно привлекался на свою сторону буржуазией против феодального абсолютизма. И нельзя исключать того, что в ходе новой пролетарской революции у власти сможет утвердиться новый эксплуататорский класс, как это случилось в результате революции 1917-1921 гг.
Конечно, вышесказанное не значит, что коммунизм был возможен всегда, поскольку организация человеческого общества на коммунистических началах при развитых средствах производства требует и высокоразвитых средств автоматизации и сообщения для координации и устранения разделения труда на управленческий и исполнительский.
Но вышеперечисленные аргументы наоборот показывают недостаточность традиционной марксистской аргументации.
Пролетарская революция и капитализм
Эксплуататорский строй в ходе своего развития всё более оттачивает средства эксплуатации и контроля — вот то, что может стать пресловутыми семенами нового, но тоже эксплуататорского строя. Пролетарская революция в частности, как и революционная деятельность в целом — это то, что произрастает не из каких-то семян в существующем строе, но находится в полном противоречии с ним. И социальная революция сможет осуществиться лишь зайдя как можно дальше в отрицании и уничтожении всего, что несёт с собой эксплуататорский строй: частной собственности, государства, а вместе с ним и армии, полиции, психбольниц и тюрем, эксплуатации, а вместе с ней и наёмного труда, рынка, а вместе с ним и товарного производства, иерархии, а вместе с ней и разделения труда, иерархических государственных институтов и церквей, организованной преступности, семьи, репрессивной морали, авторитарной религии, ксенофобии, а вместе с ней и национализма, сексизма, эйджизма, одиночества людей, живущих в миллионных мегаполисах, голода при наличии избытка продуктов на складах.
Чтобы построить новый мир, нужно уничтожить старый.
Исходя из этого, как может происходить революция? Мне кажется, что наиболее реалистично этот процесс описан в манифесте Союза Революционных Социалистов:
«Соединение стихийного пролетарского протеста с сознанием революционной перспективы, с беззаветной волей к борьбе и с соответствующими материально-техническими возможностями приведёт к революции – свержению власти буржуазии. Однако свержение власти старых эксплуататорских классов – это не конец революции, а только её начало, начало революционного процесса, который займет десятилетия, процесса, в ходе которого, революция, чтобы не погибнуть, должна будет расширяться и вширь, и вглубь, а пролетарии, уже перестающие быть пролетариями, радикально преобразуют как мир, так и самих себя.
Взяв власть, разрушив буржуазное государство, пролетарии не должны передоверять власть никому. Власть должна принадлежать общим собраниям трудящихся (в эту категорию мы включаем также студентов, школьников и нетрудоспособных).
Что означает лозунг власти общих собраний?
Слом всей буржуазной власти, президентств, парламентов и т.д., переход всей власти в руки общих собраний трудящихся по производству и территориям; с выборными и подконтрольными делегатами; координацию деятельности общих собраний на местах посредством современных средств коммуникации (компьютерные сети и т.п.).
Экспроприацию всей эксплуататорской собственности, частной или государственной, все равно; управление производством общими собраниями и советами трудящихся; ориентацию производства не на прибыль паразитов, а на удовлетворение человеческих потребностей;
Слом всей чиновничьей, управленческой, военной и карательной систем, всеобщее вооружение трудового народа.
Мы не питаем иллюзий насчёт того, что революция сразу приведёт к царству материального изобилия и рая на земле.
Революция неизбежно встретит ожесточённый отпор свергнутых эксплуататорских классов, глобальной буржуазии, неизбежно будет сопровождаться гражданской войной и иностранной интервенцией. В этих условиях трудящиеся, наверное, будут жить материально даже хуже, чем до революции, однако у них в руках будет оружие и власть, они станут хозяевами своей судьбы, сами станут решать всё.
Революция не может, однако, игнорировать материальные нужды нашего класса. Всё, что можно получить сразу – должно быть взято сразу. Буржуи будут выселены из своих особняков, куда въедут бездомные; имеющиеся в обществе запасы продовольствия, медикаментов и продуктов первой необходимости будут распределяться соответственно потребностям; транспорт, образование, доступ к интернету, медицина станут бесплатными и общедоступными.
Товарно-денежные отношения невозможно отменить декретом, однако с самого начала будет взят курс на их неуклонное вытеснение. Все предприятия будут объединены в единую информационную сеть, что позволит осуществлять динамическое планирование производства в реальном времени и в натуральных показателях. В долгосрочной перспективе будет осуществлена радикальная реорганизация производства, все тяжёлые и монотонные работы будут переложены на машины и автоматизированные системы. Только когда это произойдёт, пролетарии полностью упразднят самих себя как класс. Только тогда станет необратимой победа коммунистического общества, где преодолено разделение труда на исполнительский и исполнительный, а сама работа превращена в творчество.
Однако напрасно надеяться, что свергнутые эксплуататорские классы и глобальная буржуазия позволят производить коммунистический эксперимент на отдельно взятой территории. Революция – это война. Каждая революция стоит чего-нибудь только тогда, когда она умеет защищаться. Однако, способ, каким революция ведёт войну, отличается от регулярных буржуазных войск.
Революция разрушит постоянную армию, заменив её всеобщим вооружением народа. В условиях современной военной техники постоянные армии старого типа становятся всё более бессмысленными, и наиболее адекватный способ ведения современных войн – это действия мобильными наступательными группами, хакерские атаки по средствам коммуникации противника, перенесение войны на вражескую территорию, что станет возможным благодаря той волне сочувствия, которую победившая революция встретит у пролетариев всего мира.
Разрушив буржуазную армию, революция разрушит также другие силовые структуры буржуазии: милицию и другие «властьохранительные» органы. Любому пролетарию по своему горькому опыту известно, что милиция не столько борется с преступностью, сколько сотрудничает с ней, и что её сотрудники – не борцы с преступниками, а преступники в законе. Они закрывают глаза на преступления властных и богатых, которым служат, но беспощадно обирают и избивают обездоленных и угнетённых. Те, кто больше всех кричит о борьбе с терроризмом, сами всегда проводят политику беспощадного террора против трудящихся масс. Уничтожение этих насквозь коррумпированных и преступных властьохранительных силовых структур является необходимой предпосылкой уничтожения всякой преступности.
Революция означает уничтожение не только лицевой стороны буржуазного общества, но и его неизбежной оборотной стороны – мафии и организованной преступности. Главари последней, входящие в класс буржуазии, подвергнутся той же участи, что и все главари этого класса.
Тюрьмы, как институт, неизбежно калечащий человека – будут разрушены, будучи заменены другими, куда более гуманными методами самозащиты бесклассового общества. Все неисправимые преступники, маньяки и контрреволюционеры будут навсегда лишены возможности вредить Коммуне. Люди же, совершившие незначительные преступления, будут подвергнуты перевоспитанию в обществе.
Для борьбы с ещё сохраняющейся организованной преступностью и с контрреволюцией неизбежно сохранится специализированный орган, который, однако, будет лишён власти над жизнью и смертью, а станет всего лишь предавать найденных преступников на суд общих собраний.
Современный буржуазный суд с его чудовищной волокитой и коррупцией будет уничтожен, суды будут осуществляться общими собраниями трудящихся.
Семья как форма общественных отношений господства и подчинения, как омерзительная школа рабства и корыстных инстинктов, будет уничтожена наряду с государством и собственностью, воспитание детей станет делом всех взрослых членов коммуны, а не только физических родителей. А отношения полов, освободившись от принуждения, приобретут подлинно человеческий характер.
Образовательные учреждения, должны будут потерять характер фабрик по производству квалифицированной рабочей силы и стать организациями самообразования и самовоспитания коммунаров.
Мы указали только некоторые черты самого грандиозного переворота, который предстоит пережить человечеству, многие вопросы коммунистического преобразования общества, которые пока еще не решены теорией, решит практика самих масс.»
Что же останется?
Социальной революции предстоит уничтожить многое. Так что же останется после того, как языки революционного пламени сожгут иссохший лес капитализма?
Результатом революционного процесса будет бесклассовая, безгосударственная и бестоварная федерация коммун свободных трудящихся людей, управляемая общими собраниями. Общество, в котором реализуется принцип «от каждого по способностям, каждому — по потребностям». Общество, где личности была бы предоставлена максимальная свобода в её развитии и самовыражении, не ограниченная рамками происхождения, дохода семьи, расы, пола, возраста или какого-либо ещё второстепенного признака, и в котором эта свобода достигалась бы не за счёт других людей, а за счёт добровольной кооперации с ними.
Что останется? Свобода, равенство, взаимопомощь. А мало это или много — решать каждому из вас.
Ясана
Здесь вы можете прочитать больше на затронутые темы:
Инсаров Марлен. Государство и капитал в России — http://samlib.ru/i/insarow_m/stateandcapital.shtml
Инсаров Марлен. О причинах пассивности пролетариата — http://samlib.ru/m/magid_m_n/prolet.shtml
Михаил Магид. Почему партии не могут выражать интересы трудящихся? — http://shraibman.livejournal.com/182727.html
Отто Рюле. Основные вопросы организации — http://mpst.org/biblioteka/teoriya-anarhizma/otto-ryule-osnovnyie-voprosyi-organizatsii/
Михаил Магид. Критика профсоюзов — http://shraibman.livejournal.com/529872.html
Инсаров Марлен. К вопросу о профсоюзной борьбе — http://samlib.ru/m/magid_m_n/prof.shtml
Михаил Магид. Кто выражает классовые интересы? — http://shraibman.livejournal.com/528101.html
А. Яновский. Социализм как историческая возможность — http://www.pravda.info/economics/69163.html
Манифест Союза Революционных Социалистов — http://revtribuna.org/?p=476