Тоттенхэм и за его пределами: неолиберальные бунты и возможности политики
Писатель и поэт Вильям Уолл рассматривает связь между неолиберализмом и бунтами в Великобритании.
Одна из многих вещей, которую повторяют нам до посинения в контексте нынешних беспорядков в Лондоне, это то, что бунтовщики—это «дикари», «молокососы», «хулиганы» и, что более великодушно, «недовольная молодёжь». Все говорят, от Кэмерона и его сторонников, только о преступлении и наказании и «полной силе закона»—как будто эти молодые люди не сталкиваются со всей силой закона каждый день. Нам по-разному говорят, что здесь нет ни политического контекста, ни политического мотива, ни политического противника—это всё «просто-напросто преступность». Это потому, что насилие против полиции (а следовательно и государства) не рассматривается само по себе как политическое. Это всё потому, что зависть, желание обладать такими предметами роскоши как плазменные телевизоры и драгоценности не рассматривается как политическая. Политический класс и комментаторы не могут представить себя врагами народа, живущего в районах вроде Тоттенхэма, где из за проведённых Консерваторами сокращений закрываются молодёжные центры, которые страдают от массовой безработицы даже тогда, когда Сити процветает, и которые являются объектом законопроекта, задуманного чтобы поставить их в ещё более невыгодные условия.
С другой стороны, неолиберальное государство функционирует в направлении содействия накоплению богатства и, отсюда, предметов роскоши. Предназначение государства, как говорит нам неолиберальная теория, в том, чтобы дать бизнесу и промышленности работать с прибылью, и с этой целью оно должно брать на себя определенные действия, из которых бизнес и промышленность, вероятнее всего, не смогут извлекать прибыли—например, строительство дорог или содержание полиции—хотя, когда размеры прибыли снижаются и рынки забиты конкурентами, даже эти священные функции государства «де-регулируются» или приватизируются, чтобы передать их рентабельным компаниям. Предлагаемая приватизация тюрем служит тому примером, как и продолжающаяся тенденция к открытию доступа к образованию для его эксплуатации компьютерными компаниями. Едва ли стоит упоминать безумный аргумент, будто Национальная Система Здравоохранения в Великобритании «ослаблена» и программа Консерваторов по допущению туда предположительно более дешёвых и более эффективных рентабельных компаний—вопреки тому факту, что все исследования показывают, что НСЗ является наиболее эффективным и оправдывающим затраты способом обеспечения здравоохранения.
Так капитализм разграбляет общественность. Услуги, которые граждане сотни и более лет считали общественными благами, которые не должны использоваться ради прибыли меньшинства—здравоохранение, забота о престарелых, образование, предоставление пособий по безработице, пенсий по старости, водоснабжение, канализация, вывоз мусора, строительство дорого и тротуаров, городское и сельское планирование, почтовая служба, телефонная связь, полиция и т.д.—стали предметами систематического и непрерывного давления, нацеленного на разрушение связи между гражданами и службами. Мы больше не должны считать их «нашими», разве что только в том смысле, в каком мы говорим «это мой банк». Они предоставляются нам как товары и услуги компаниями, которые осуществляют свой право извлекать из этого прибыль—на самом деле, из нас, из нашей боли, из старости наших родителей, из детства наших детей, из наших проблем с деньгами, из нашей окружающей среды. Граждане теперь определяются как потребители услуг. Единственной функцией государства становится регулирование деятельности компаний, чтобы не образовывались монополии.
Полиция действует как гарант прибыли. Полиция «наша» только лишь в том смысле, в каком сборщик налогов является нашим. Полиция поэтому находит себя всё больше (для неё это всегда было так) повёрнутой спиной к корпоративной стене, обращённой к лишённому наследства гражданскому населению, для которого государство является враждебной силой. Это делает полицию политической целью, ошибочно думать, что разграбление общественности корпорациями и частными лицами не является политическим. Конечно, никто на стороне корпораций не хочет называть это таковым. Они хотят, чтобы это воспринималось как общие принципы. Государство «ослаблено», говорят они, или что оно «обанкротилось». Только рентабельные компании могут делать работу эффективно и предоставлять потребителям хорошее качество за деньги. Что они действительно имеют ввиду, это «Мы собираемся взять деньги и убежать». Когда вы разорены, чувствуете себя плохо, проверьте ваш кредитный рейтинг.
В то время, когда разрыв между богатыми и бедными достиг исторического максимума, выше чем в XIX веке, когда капитализм был на своей вершине, удивляет ли вас то, что безработные молодые люди в Тоттенхэме, Хакни, Клэпхэме или Пэкхэме хорошо усвоили эти уроки? В случае полного упадка государства, следите за основными возможностями. Золото достигло сейчас наивысшей цены, вот куда кинулись все проворные инвесторы. Они забирают свои деньги и убегают. Всегда есть рынок для крутых телевизоров, особенно когда приближаются Олимпийские Игры—вверх по дороге от Тоттенхэма, как это случается. Если вы не участвуете, вы не можете победить. Так что приходите туда и берите то, что можете. В конце концов, это просто бизнес. От Макдональдс до компаний «Кредит до получки» и «мы покупаем золото», которые помещают объявления по всему Восточному и Южному Лондону, звучит ясное послание: «Единственная цена, которую мы вам назначаем, это ваша способность платить. Всякий, кто не может позволить себе платить, воришка, ничтожество, ублюдок, нахлебник.
В этом мире полиция является просто ещё одной формой насилия—посмотрите, как она обходилась с участниками маршей против урезания госзатрат. Она является предпочтительным оружием государства для дисциплинирования недовольной молодёжи, для криминализации несогласных и для защиты прибылей. Последнюю роль она выполняют сегодня в Лондоне не очень эффективно, но она усердна в других ролях, которые попроще. Недавний приговор—16 месяцев тюрьмы для Чарли Гилмура за якобы насильственные действия в ходе последних протестов против урезания госрасходов, самыми серьёзными из которых были причастность к метанию мусорного ящика в Роллс Ройс Принца Чарльза и размахивание с флагштока, остро контрастирует с тем фактом, что никто из полицейских даже не был обвинён в смерти чернокожего в камере. Убийсво чернокожего в такси на Ферри Лэйн, в Тоттенхэме является частью её репрессивной функции. Сейчас мы знаем, что нет свидетельств, подтверждающих алиби полиции, будто бы Марк Дугган стрелял первым. Был он гангстером или нет, как считает полиция, остаётся фактом, что она никогда бы не стала стрелять в директора банка. Тем не менее, банкир—это передняя сторона монеты, на которой отчеканенно лицо Марка Дуггана. Закрытие трёх четвертей молодёжных центров в Тоттенхэме нынешним правительством Консерваторов напрямую связанно с мнимой стабильностью британской экономики. Цена банкирского дома оплачивается молодыми гражданами северного и южного Лондона. Сегодня в программе RTE Liveline я услышал как человек, который живёт в Лондоне описывал бунтовщиков как «тех, кто занимается шоппингом за наши деньги». Это работает в обе стороны. Банкир закупается на деньги, которые должны были бы пойти микрорайонам Тоттенхэма, Клэпхэм, Хакни…
То что бунтовщики установили эту связь лишь экспериментально, не их ошибка. На месте правительства консерваторов и его глашатаев я бы опаслся того дня, когда недовольная молодёжь совершит более точную экспертизу своего угнетателя, когда она перейдёт от врага, стоящего к ним лицом(полиции) к врагу, таящемуся за окнами, прозрачными в одну сторону, и «каноническими» зданиями. То что они неоднократно делали своей мишенью большие розничные магазины транснациональных фирм—Topshop, Hugo Boss, MacDonald’s, Sony и Carpetright (Президент Лорд Харрис Пекхэмский, спонсор Консервативной Партии и Член Палаты Лордов), и то что происходили «волнения» на Оксфорд Стрит, знаменательно. Тем временем, они жили версией неолиберальной мечты для бедных, закупаясь «на наши деньги» во всех лучших местах, принося домой новейшие кроссовки, предметы техники и лучший товар для инвестирования, золото.
В этом насилии нет ничего бессмысленного. Оно разумно, технологично и хорошо организованно. Тактически, бунтовщики обманули более сильную полицию и её агентуру. Конечно, оно деструктивно по отношению к жизни микрорайонов, жестоко и безжалостно к владельцам маленьких магазинов и людям, живущим на или рядом с главными улицами, но не столь же оно деструктивно, как и постоянная безработица, отчаяние и убеждённость в том, что государство бросило тебя ради интересах фондовой биржи? То что эти молодые люди сосредоточились на самых близких символах власти и богатства, и то что они захотели кое чего из этого для себя, не делает эти бунты хуже, чем разрушение, предпринятое Тэтчер или начатое Кэмероном. И они относятся к сути неолиберализма, потому что эти молодые люди впитали суждение, что жадность—это хорошо, что ты можешь брать то, что удастся, что земля достанется в наследство сильным.
Забытая здесь, подо всем ложным сознанием, всё ещё остаётся мера раздражения, получаемого из за возрастающего унижения их, их родителей и их сообществ. Оно сопровождается уверенностью в том, что сливки общества из Консервативной Партии, владельцы транснациональных корпораций и полиции являются их врагами. Структура предмета может быть им не совсем ясна, но они ощущают эффект от этого. Их жизни разграбленны. Им нечего терять.
Но если эта храбрая и убедительная ораторша из Хэкни делала что хочет, то они могли бы найти лучший анализ. «Вот вам настоящие чернокожие,» говорила она, «если мы боремся за грёбанное дело, мы боремся за грёбанное дело». Она знает, что бунты политизированны, но в настоящий момент это неверная политика. Они сражаются не за то дело. Писатель Даркус Хоув тоже говорит так (это видео могут убрать с Youtube, поэтому распространяйте его, если можете) но, обладая большим опытом, он называет это восстанием.
[В тот момент, когда я пишу эти строки, в Лондоне спокойнее, но действие переместилось в Манчестер (откуда в Лондон было оттянуто много полицейских подкреплений!), Бирмингем и Бристоль, а полицейский участок в Ноттингеме был закидан зажигательными бомбами.]